Как становятся сыщиками? Писатель Данил Корецкий — о легендарных операх

Классика работы советского угрозыска на месте преступления: опрос свидетелей и сбор отпечатков. © / Фото: Иващенко / РИА Новости

10 ноября — День милиции — в СССР всегда отмечали красиво. На праздничном концерте выступали все звёзды, со сцены звучали искренние слова благодарности тем, чья служба «и опасна, и трудна».

   
   

Сегодня 10 ноября официально называется «День сотрудника органов внутренних дел РФ». Но суть его та же – это дань уважения тем, кто защищает нас от убийц, насильников, грабителей. О некоторых героях «невидимого фронта» вспоминает писатель, полковник милиции в отставке, почётный сотрудник МВД Данил ­Корецкий, который сам работал следователем и общался с легендарными операми советского времени.

Один против троих

– Как и почему люди приходят в следствие, на оперативную работу, как становятся легендарными сыщиками? По разным причинам. Но, несомненно, надо иметь особый склад характера, схожий, как ни странно это прозвучит, со складом характера преступников. Ведь для поимки волка не годится ни лощёный доберман, ни интеллигентный дог. Здесь нужен «кавказец» или алабай, который прижмёт хищника к земле.

В Ростове-на-Дону в дет­стве я жил на знаменитой Богатяновке, среди соседей было много судимых. На меня, мальчишку, произвела впечатление одна женщина: с отрубленными пальцами на руке и татуировкой – восходящее солнце с надписью «Север». Может, реакцией на такое окружение и стало желание работать по другую сторону баррикад. Окончил юрфак РГУ, имел рекомендацию в аспирантуру, но пошёл «на землю» – следователем районной прокуратуры. Моим наставником стал опытнейший следователь Лев Лившиц, человек уникальный, который проработал полвека на одной должности, в одном кабинете, за одним столом, затянутым зелёным сукном по моде 50-х гг. От повышений отказывался, но расследовал тысячи уголовных дел и поставил на ноги десятки молодых следователей. Работали мы, естественно, в тесной связке с операми уголовного розыска и ОБХСС, которые осуществляли оперативное сопровождение расследования. Так я познакомился с сыщиками – профессионалами своего дела. 

Всех их объединяло одно: они жили работой и искренне верили в то, что делали, хотели восстановить справедливость и по нынешним меркам в житейских делах были наивны и непрактичны. Рабочий Анатолий Рублёв был направлен по партийному призыву в милицию и быстро стал крутым и результативным оперативником, с него и списан знаменитый антикиллер Лис (он действительно имел такое прозвище в криминальной среде). В романе есть реальные эпизоды из его службы: как-то он один задержал на Левом берегу Дона трёх ранее судимых грабителей, оказавших ожесточённое сопротивление. Одному выбил глаз пистолетом, второго притопил в Дону, и тот к приезду милиции ещё отплёвывался водой, у третьего забрал документы, и он покорно ждал своей участи. Капитан Рублёв был отчаянным человеком и хорошим оперативником. Роман про себя Лис не прочёл: умер от инфаркта в 44 года. Сердце не выдержало перегрузок. Памятник ему не поставили и в водовороте текущей работы довольно быстро забыли. Но Лис остался жить в литературном мире.  

Легендарной личностью был и ветеран МВД Николай Иванович Бычков. Он, кстати, работал ещё в НКВД с Берией. Очень не любил Солженицына, говорил, что тот всё придумал и никакого ГУЛАГа не было. Но как-то раз показал нам, молодым, старое удостоверение. Оказалось, он в своё время работал начальником отдела комплектования тюрем и лагерей. В удостоверении поверху прямо так и написано: «Главное управление лагерей». Спрашиваем: «Так вот же, написано ГУЛАГ». А он: «Мало ли что написано! Этот ГУЛАГ был, а того – не было!» Подполковник Бычков во время войны ходил под Москвой комиссаром диверсионной группы в тыл врага, много раз рисковал жизнью. Он стал прототипом героя в двух моих книгах.

«Меня гестапо допрашивало!»

Ещё будучи начинающим следователем, я раскрутил громкое дело о взятках в кварт­бюро. Один подозреваемый составил фиктивный акт об осмотре жилого помещения за две бутылки коньяка. Допрашивал я его 9 мая, тогда, в начале 1970-х, это был рабочий день. И вдруг он мне говорит: «30 лет назад в этот день меня допрашивал следователь гестапо!» Оказывается, в Великую Отечественную войну он был лётчиком, его сбили, взяли в плен, потом он бежал… Конечно, формально этот человек совершил преступление, его можно было привлекать за взяточничество, но за две бутылки коньяка – боевого лётчика… Формализм и «палки» тогда не стояли на первом месте, и я прекратил в отношении него дело. Перед этим проводил беседы, как нас учили в вузе: «Нехорошо брать взятки… Вы же боевой офицер, лётчик, а сейчас пьёте, вот нос красный, как у пьяницы из карикатуры…»

   
   

Года через два в троллейбусе подсел ко мне мужчина в форме граждан­ской авиации: «Вы меня не помните?» – и назвал фамилию. Я очень удивился: не узнать – форма, манеры уверенные, голос упругий… Говорит: «На меня произвели впечатление те беседы и что вы мне поверили… Бросил пить, вернулся в авиацию, закончил курсы и работаю в наземных службах». 

А его начальник – главный фигурант дела – воспитательную беседу воспринял в штыки: «Вы молокосос, кого учите жизни?! Я воевал!» Он был заведующим квартирным бюро, дружил с высокопоставленными чиновниками, среди которых был и мой непосредственный начальник, помогал им получать квартиры. И не ожидал, что молодой следователь раскрутит это дело. Изъята у него была при обыске огромная сумма – 30 тыс. руб., которые хранились на сберкнижках на имя жены в разных городах и республиках СССР. Правда, доказать удалось только взятку в 1000 руб., две норковые шкурки и хрустальную вазу. Но доказательств хватило, чтобы суд вынес суровый приговор.

 

Кусок шины и пуговица

Ещё один легендарный оперативник, ставший героем книг, – Виль Абрамович Аксель – был другом моего отца. Он работал по линии убийств, и когда вышел на пенсию, продолжал этим заниматься и раскрыл ещё 30 убийств, в том числе одно 60-х гг. Он тогда жаловался: «Сроки давности истекли, преступление с учёта снято, и никому это уже не надо…» А он невероятно болел за своё дело и работал виртуозно. 

Вот рассказ оперативника из небольшого городка под Ростовом: «Совершено убийство в пригородном леске, уже осмотры сделаны, собаку применяли – ничего, только оторванную пуговицу нашли. А через нес­колько дней Виль Абрамович приехал: «Пойдём, покажете место». Но какой смысл туда идти? А он говорит: «Посмотрим, да я хочу травку собрать, чай заваривать». Ну, надо уважить ветерана! Повели в лес. Он идёт, травку собирает да всё примечает: «Смотри! На высоте метров двух на дереве ободранная кора. Тут точно была большая машина. И обязательно должны быть её следы!» Ходили-ходили, деревья вокруг плотно стоят, а в одной стороне – пореже. «Пойдём, говорит, туда – она только там могла выехать». А там и правда лужа, грязь и отпечаток большого колеса, на котором срезан кусок протектора. Броская примета! Аксель поинтересовался: «Где у вас большегрузные фуры есть?» Поехали в автохозяйство: дальнобойщики там работают, стоит несколько больших машин, и у одной на колесе кусок протектора отрезан! Пошли к администрации: «Чья машина, где водитель?» – «В отгуле». Открыли в раздевалке его шкафчик, а там рабочий комбинезон с оторванной пуговицей! Вот так, собирая травку для чая, и раскрыли убийство. Как в кино!»  

Майор Аксель хорошо знал блатной мир, общался с теми, кого когда-то сажал: говорили о жизни, пили пиво, и они зла не держали, потому что всё по справедливости было. Остроумные анекдоты рассказывал, а когда мне неизвестная блатная песня понадобилась, так он столько напел, сколько я и не слышал никогда. Талантливый и интересный был человек! Вот за него и других коллег мы и поднимем тост в милицейский праздник!