Старатель и миллионер. Слово «беспредел» Высоцкий узнал от Вадима Туманова

Прииски Бодайбо, июнь 1976-го. Высоцкий у старателей тумановской артели «Лена». © / Из личного архива

Старатель, первый совет­ский миллионер, колым­ский узник и друг Высоцкого, Вадим Туманов говорит: «Дураков в России хватает, как и везде, дороги – надо строить, но беда не в этом». 

   
   

Он уже не следит за новостями. Для него всё давно оговорено, решено – и даже спето. У Туманова нет полутонов. Или ты остаёшься в своей колее, или ты – расхожий человеческий тип. Как сказал Высоцкий, «эта сука – как пуговица: куда пришьют, там и болтается». Таким не подаёт руки.

Я была у него на Большой Пироговской 6 лет назад. Слушала плёнки, где голос Высоцкого посвящает песню его жене, Римме. Беспокойный, галант­ный, требовательный, хлебосольный, Туманов концентрировал вокруг себя пространство и время. Остался таким и сейчас. Как и раньше, каждую неделю – к жене, на кладбище. Но 93. Но бессонница, пандемия… И я восстанавливаю эту историю из тумановской книги воспоминаний, разговоров с Александром Демидовым, многолетним личным помощником Вадима Ивановича, и – живого голоса в трубке.

Побег на рывок

Портовый мальчишка, голодное детство. Юнгой на Дальфлот, на войну – в 14. Мечтал о море, дрался, дерзил, любил Есенина. «За Есенина» и посадили. Будешь сидеть тихо – выйдешь через 8 лет. Туманов тихо сидеть не стал – 8 раз сбегал. Набегал «сверхурочных» – на четверть века. 

«У Вадима Ивановича до сих пор физическое здоровье – как у солдата срочной службы. Другие на Колыме не выживали – гибли в первые недели». От голодухи, каторжного труда, ножа, пули, в завале шахты. «Когда вспоминаю, как кожа пальцев прилипала к изморози, изнутри покрывавшей стены камеры, до сих пор коченеют внутренности». От беспредела («Через четверть века это слово станет у нас обыденным, без него Россия уже не сможет обходиться»). Палки вымачивали в бочках, потому что сухая ломается о человеческий хребет. Чтобы откосить от нечеловеческой работы, засыпали толчёное стекло в глаза. Еду, кому везло, отбирали у собак. 

И добывали стране золото. 

Тумановская горнопроходческая бригада выгрызала металл из мерзлоты – так, как после него никто не смог до сих пор. Только так он и спасся: ­освободился из своих 25 ­«набеганных» ­условно-досрочно. 

   
   

И продолжил работать. 

В 80-х в уральской артели «Печора», флагманском предприятии золотодобычи в СССР, рабочий у Туманова зарабатывал 1,5 тыс. руб., а в хороший сезон и побольше. На Туманова даже приезжал смотреть Ельцин: секретарь Свердловского обкома получал в 2 раза меньше. Газеты кричали: Туманов ставит на приисках для трудяг сауны, поваров выписывает из лучших московских ресто­ранов, врачей – из кремлёвских больниц, культпрограмму – из Театра на Таганке. И вообще – обращается со старателями как с людьми, а не с толпой. И те выдают такие нормы, о которых ещё не слышали.

«Сделайте человека свободным – хорошим он станет сам», – любимая присказка.

Человек в ватнике, прибывший на прииск к Туманову, через месяц расправлял плечи (сам Туманов про себя говорил: «Я маленького роста, а когда без денег, как будто ещё и сгорбленный»). В суровых природных и тумановских условиях слабаки ломались сразу, лицемеры уходили сами, а те, кто оставался, – «в тех было золото, братва», как пел ­Высоцкий. 

Вкалывали вахтами, работали по 12 часов в сутки, сухой ­закон – жесточайший. Но когда смена ехала домой, начинался «праздник проводников – поезда качались». А если невмоготу, нет сил терпеть – Туманов разрешал «слетать подпить на Большую землю». Потому что жизнь имеет ценность.

Это про одного такого невезучего старателя, Володю Мокро­гузова, который оставлял в карманах проводниц и официанток многомесячный заработок, спел Высоцкий песню «Про речку Вачу и попутчицу Валю». Познакомились на прииске в 1976-м. Туманов привёз своим из Москвы – ­самого… У старательской столовой бард попросил натянуть навес, чтобы люди не мокли, снял куртку – и до рассвета хрипел, рвал струны, разговаривал с рабочими. Туманова Высоцкий будет потом выспрашивать про повадки милиционеров и уголовников, снимаясь в фильме «Место встречи изменить нельзя», а про самого золотоискателя начнёт в соавторстве с Леонидом Мончинским работать над романом «Чёрная свеча», рукопись которой придётся прятать от ­«чекистов». Спелись, одним словом. Потому что им обоим не прощали.

Высоцкому – внутренней свободы, Туманову – доказательств того, что, оказывается, в тяжелейшей и важнейшей отрасли можно быть успешным и без указаний сверху. Тумановские артели намыли стране 500 т золота. И были ­самоуправляемыми. ­Куда ­хуже?

Уголовное дело на «Печору» вели 6 следственных бригад. Уходя на допросы, Туманов прощался с женой и сыном как навсегда. «И только после вмешательства Евтушенко, Святослава Фёдорова и других механизм начал буксовать и откатываться назад», – вспоминает Александр Демидов.

А потом началась перестройка. Нет, он не обанкротился (2 кооперативные квартиры, дом в Ялте и всегда щедро накрытый стол для гостей: ­Мессерер скажет, что первый советский миллионер «вёл себя невероятно широко», Демидов добавит: «Но не гусарил – на обед до сих пор миска риса»). Многим помогал: «Я взял трубку и услышал голос Марины Влади: «Вадим, Тарковский очень тяжело болен. Я договорилась с послом, его сына и мать его ­жены выпустят во Францию, только им надо помочь деньгами. Если у тебя есть возможность, нужно 4 тыс.». Вместо добычи золота стал строить дороги: от Кавказа до Карелии. Но Римму – Римму он потерял.

Римма была первой красавицей на Колыме, он только освободился. Фото: Из личного архива

«Жена бандита»

Туманов жил в самолётах – прииски, столица, Пятигорск. Жена Римма была примой мест­ного телевидения. «Она жила с бабушкой в обычной хибарке, и, когда прилетал Туманов и скупал сразу весь шоколад, который был на прилавке, бабушка ахала. А шоколад ели всем двором». Оба яркие, сложные – наслаждались каждой редкой минутой вдвоём. Это Римма уговорила Высоцкого дать первое интервью на ТВ. Когда на Туманова началась травля, её, любимицу края, после 25 лет на экране уволили: коллеги отсаживались на летучке, соседи сторонились. «Жена бандита не может вести эфиры!»

Туманов был готов ко всему, что сделают с ним. Но к тому, что это подкосит жену, – нет, не был. Два инфаркта. Больные после Колымы лёгкие стали ещё больнее. «Прости меня, Римма!» В очередной раз прилетел из Одессы, где скупил на Привозе чемодан кофточек и свитеров, и пришёл к жене в больницу: «Ну, Вадим, пока я всё это не ­переношу, не умру!» 

Первые годы ездил к ней на кладбище каждый день. Близкие уговорили ездить реже. Когда весной 2020-го кладбища закрывали, маялся, открыли – сразу поехал. «Уходит от её могилы всегда последним: «Ребята, вы идите, я догоню». Стоит один, по губам видно – что-то ей шепчет», – говорит Саша Демидов.

В 1997 г. Вадим Туманов стал одним из основателей премии имени Высоцкого «Своя колея». Она вручается тем, кто не сходит с дороги, даже когда сильно жмут (в прошлом году её получил несправедливо уволенный выдающийся хирург-трансплантолог Михаил Каабак, его пациентам помогает фонд «АиФ. Доброе сердце»). Тем, в ком есть золото, братва.

Такие люди ещё остались.