«А кругом только кровь, страх, стоны». Афганская история сержанта Бодрова

В Афганистан он попал зелёным юнцом. © / Из личного архива

В феврале 1989 г. начался вывод советских войск из Афганистана.

   
   

Виктор Бодров был одним из тех, кому выпало отдавать интернациональный долг. И он его отдал. Сполна.

Его призвали на срочную в апреле 1984 г. Известие о том, что службу будет проходить в Афганистане, Виктор воспринял спокойно. Чуть-чуть только поскребло под рёбрами. Поскребло — и прошло.

Потом приехал генерал: говорил про Родину и долг, напутствовал. Дальше — плацкарт, третья полка и духота, хватающая за горло. Виктор ехал в учебку — готовиться к новой и, как говорил генерал, настоящей жизни. И тогда ещё не знал, как круто распорядится с ним судьба.

Деревенским было легче

После двух месяцев в учебке прилетели в Афган. Кабул врезал по глазам безжизненным коричневым и жёлтым. Хотелось за что-то уцепиться, чтобы не потерять своё, и Бодров цеплялся за тонкие низкорослые берёзки. Он попал в 66-ю отдельную мотострелковую бригаду, в десантно-штурмовой батальон.

Опять двухнедельный курс молодого бойца, но теперь на местности и с пониманием того, что от скорости сборки автомата, от того, насколько ты быстро бегаешь или падаешь за камни, зависит твоя жизнь. Хотя последнее, конечно, зависело от судьбы: бывало, что неповоротливые рохли служили до конца, и ни одной царапины, а толковые и спортивные парни погибали в первом же бою. Почему? А кто его знает.

В его 1-й взвод 1-й роты отбирали самых крепких и рослых. По национальностям не делили: были бойцы из Грузии, Армении, Узбекистана, российской глубинки. Легче всего служба шла у деревенских: им и землю копать, и умываться ледяной водой — всё привычно. А вот городским, особенно из семей, где мамка сыночка до армии тятькала, было тяжко. И стреляться пытались, и самоподрываться. Одного такого, питерского, Витя взял под свою опеку. За что пожалел, в двух словах и не объяснишь: видел, что пацан хороший, но даже чай по-человечески заварить не может. Потом тот питерский отплатил добром — вытащил раненого сержанта Бодрова с поля боя.

   
   

— Не он один, конечно, ещё там ребята были. Но выйти из-за камня, где он мог тихо отсидеться, и добежать до меня на обстреливаемый пятачок — это большой поступок, — рассказывает Виктор Иванович.

Нас всех спас ротный

Это случилось 19 ноября 1985-го. Бодров прослужил уже 8 месяцев, ещё далеко до того дня, чтобы вернуться домой со спущенным по-дембельски ремнём и в заброшенном на затылок голубом берете. Но в День советской артиллерии разгорелся жаркий бой. Виктор толком и не понял ничего: бежал, потом упал, как будто его срезали. И короткая мысль: и это всё?

— Нас всех спас ротный. Когда начался обстрел, он посадил нас в вертолёт, а сам остался ждать другой борт — при десантировании под обстрелом он получил ранение. Но умудрился закрыть дверь и дать команду не висеть под обстрелом, — объясняет Бодров.

Ночь Виктор провалялся в импровизированном госпитале в горах — из-за сильной боли не мог ни спать, ни думать. Но в голове всё равно всплывали вопросы: зачем всё это? И как жить дальше, если он, конечно, выживет?

Утром на «вертушке» Бодрова отправили в Джелалабад. А там — кровь, боль и страх. Смотреть на это было невозможно, слушать стоны — невыносимо. Как только Бодрова обкололи обезболивающими, он решил, что из госпиталя ему лучше уйти. Многие пытались, но уходили недалеко — теряли по дороге сознание. Виктор протянул 100 м — его принесли обратно, сделали сложную операцию и всё-таки спасли ноги.

«Остынь, Вить!»

На реабилитацию сержанта Бодрова отправили в госпиталь в Кабул. Виктор ругался с врачами, что-то требовал. И вдруг услышал: «Остынь, Вить, всё у тебя хорошо, посмотри вокруг и успокойся». Голос принадлежал его ротному, тому самому, с которым они в последний раз виделись 19 ноября. Виктор осмотрелся и заметил каталку. На ней лежал ротный. Спутать его было сложно: потому что красавец был, крепкий кубанский казак — такие штуки на турнике выделывал! Теперь же в том месте, где должны быть ноги, простынка лежит ровно. Но в руках у ротного — резиновый эспандер. Жим-жим... «Ты не суетись, Вить, успокойся».

Бодров проглотил жаркий стыдный комок и посмотрел на свои забинтованные ноги. Не нашёл что ответить, покраснел — и успокоился. До сих пор, когда ему плохо или кто-то рядом жалуется на судьбу, Виктор Иванович вспоминает тот случай и говорит себе: «Всё хорошо, Вить, успокойся».

— Жизнь нас после госпиталя развела, но, когда появились соцсети, я через знакомых нашёл телефон ротного. Звоню, сердце стучит так, что в трубке слышно: «Товарищ старший лейтенант, бойца Бодрова помните?» Пауза. «А! Ты, Витя? Подожди, я за рулём, сейчас остановлюсь». И у меня мысль: ротный за рулём... Наш парень! Мы поговорили, а потом я собрался к нему в гости в Подольск. Выяснилось, что рядом ещё один наш боец и комбат живёт. Мы встретились — вот это был вечер! Ротный рассказал, что отказался от инвалидности, потому что в советское время инвалиду не разрешалось работать. Женился, воспитал сына, сын — офицер. А сам стал руководителем в коммунальной структуре, — улыбается воспоминанию Виктор Иванович.

У самого Виктора Бодрова жизнь тоже сложилась успешно. Какое-то время после возвращения домой он покуролесил, но, когда к нему начал наведываться участковый, понял: надо браться за ум. Поскольку с поступлением в институт уже явно опоздал, устроился электросварщиком. Как-то шёл с работы и думал: и что, всю жизнь так и буду варить металл? Скучно же! И вдруг увидел объявление о наборе на рабочий факультет машиностроительного института. Поступил — и жизнь перевернулась на 180 градусов: вначале студенчество с КВНом и путешествиями, потом женитьба, рождение старшей дочери, работа в НИИ радиосвязи и прекрасные перспективы.

За работу с молодёжью Бодров денег не берёт – всё на чистом энтузиазме. Фото: Из личного архива

Посмотреть на мир по-другому

И тут грянули 90-е. Страны, воином которой был Бодров, не стало, а вместе с этим не стало и института, и будущего. Пришлось вернуться в Белую Калитву и выстраивать жизнь заново. Но и тут Виктор Иванович не опустил руки: начал преподавать в Белокалитвинском многопрофильном техникуме, собрал местных молодых людей в общественную организацию «Витязь» — они занимаются альпинизмом, боевыми единоборствами, ходят в походы, сплавляются по рекам. За работу с молодёжью Бодров денег не берёт — всё на чистом альтруизме.

— Когда-то врачи запретили мне перенапрягать ноги, но я знаю: если бы не спорт, то, может, ходил бы с палочкой. Поэтому бросать нельзя: хочешь не хочешь, каждый день идёшь в зал и делаешь то, что должен, — говорит он.

Бодров — ещё и член правления Союза ветеранов Афганистана, в Белой Калитве это очень сильная организация. Они помогают афганцам, родителям погибших и тем ребятам, которые в нулевых возвращались из Чечни. Тогда они обижались, мол, государство ничего для них не делает. А Бодров говорил, что они тоже всё это прошли. И добавлял: «Никто вас из болота не вытащит: надо, как Мюнхаузен, самим брать себя за волосы и тащить».

— За полгода в госпитале я прочитал половину местной библиотеки, — объясняет он, откуда в нём такое жизнелюбие. — Среди прочих мне попалась книга с воспоминаниями американского солдата, который прошёл Вьетнам. Да, у них был лучше быт и больше помощи после возвращения, но всё остальное такое же — те же боль, чувства, эмоции. Эта книга мне очень помогла посмотреть на мир по-другому. Плюс к этому я по жизни оптимист, а в горах понял, зачем мы живём. Иногда задаю этот вопрос своим студентам: зачем ты здесь, на этой земле? И чем ты отличаешься от тигра? Так же, как он, ешь, спишь, мурлыкаешь, воспроизводишь потомство. Для многих этот вопрос оказывается неразрешимым. А на самом деле всё просто. В христианстве это звучит так: мы готовим душу к вечной жизни. И должны стараться делать как можно больше хорошего ближнему своему. Например, сапожник кому-то бесплатно починил сапоги, продавщица улыбнулась вам утром, водитель пропустил на переходе — всё это пойдёт в копилку, и мир вокруг изменится. Если бы я думал по-другому, то, наверное, не выжил бы. А так — живу. Дети у меня отличные, внуки, и есть опыт, за который я благодарен судьбе. Грех жаловаться!