Раньше же многие из нас пропадали на кладбище - и ночевали там, и рассвет в новогоднюю ночь встречали, а сейчас стали как-то и на работу выходить, и детей рожать… Вот наши детки нас и ищут».
Прилетают по ночам дети из города ангелов, будят своих мам. И живые детки плохо спят. Фая не спит. Если надвинуть на глаза белую повязку, которая днём прикрывает шрам через весь лоб, то повязка надавит на веки и Фая, может, поспит. Увидит во сне бабочек, цветы и девочек, которых с ней больше нет. Раньше сутками не спала. Сейчас немножко лучше, конечно. Всё-таки четыре года прошло.
Вот такой же август был, как сейчас. Младшему брату Георгику исполнилось 7 месяцев - а сейчас, значит, четыре года и семь, - только-только ему три пирога испекли, пустили бычку кровь. Три пирога - осетинский обычай, не просто праздничный стол, по-большому - это молитва, благодарность, уходящая в небо вместе с паром от горячих пирогов с картошкой, рыбой, мясом. Хороший обычай. Языческий. Папа Фаи Айтег говорит: три пирога обозначают небо, землю и воду. А Анжела, Фаина тётя, настаивает, что землю, небо и ад.
...Анжелина Сабина так вымахала за то лето, что в сентябре в школу ушла в 40-го размера туфельках, представляете?
А дочки Айтега и Жанны туда ушли вдвоём, за ручку, тоже в белых новых туфлях. Зая и Фая. 1 сентября 2004-го они пошли в бесланскую школу номер один. Залина Дзгоева во второй класс, Фатима - в третий. Четыре года прошло, представляете?
Дождь над адом
Первую годовщину теракта Фая встречала в коме. Сорокадневной. Второй по счёту. В первой коме она пролежала весь тот сентябрь, в который никто так и не учился в школе номер один. Жанна, Айтег и её тётя, Лана, бегали между моргами и больницами и искали Заю и Фаю. Увидели похожую на старшую дочь девочку на фотографии на стене среди неопознанных детей. Нашли в больнице - всю в бинтах. По родинкам, по пальчикам рассудили - она. Разделились. Тётя Лана поехала с забинтованной девочкой в госпиталь в Ростов, а Жанна и Айтег продолжили чёрный, траурный круг по моргам и больницам. Долго, уже слишком долго младшая Зая не находилась… «Удивительно, опознать её было бы невозможно, вся обугленная, но вот в том месте, в одном лишь, где Зайка прикрыла глаза правой ладошкой, её черты сохранились. Не хотела видеть всё это, наверное... Так её и опознали», - говорит Лана. Жанна этого сказать не может - нет сил. «А мне в Ростове Фаю всю разбинтовали - и тогда я точно убедилась, что это она». В коме, с пробитым осколком черепом, который вошёл в лоб и вышел ниже затылка. После первой комы начинали с соски. Учились сосать, глотать, сидеть. Научились. Когда через семь месяцев Фая с Ланой вернулись домой, она уже делала первые шаги. Зайки дома не было. Мама по ночам плакала.
Пошли в школу, остов под открытым небом, - она прямо перед их домом. Поехали на кладбище, где все под одинаковым кровавым гранитом. Взрослые хотели Заю помянуть, Фая не дала: «Мы там в голоде умирали, а вы здесь едите». Помянули дома. Испекли Фае три пирога - благодарность Богу за то, что спаслась. Ей сделали ещё пару операций - вставили вместо раздробленных костей черепа титановые пластины. А перед первой годовщиной Фая впала во вторую кому. Двусторонний менингоэнцефалит, 75 процентов гноя в головном мозге, страшно, страшно раздувшийся лоб, в котором не было кости. Не было у неё шансов. Необъяснимо, ни один доктор не скажет как, но выжила. Проснулась. Не узнала маму. Стали учить её заново - уже в третий раз за её 11-летнюю жизнь. Многому научили. Ходить за ручку, глотать, когда кормят с ложки, проситься в туалет. У неё глаза - большущие, такая красота, пропасть, девичья уже грудь, сейчас бы таскала тайком мамину тушь перед свиданиями, а «Мы вот недавно отказались от памперсов!» - повод для гордости. Есть прогресс, есть, многому научилась. Но вот научить спать так и не могут.
- Фая очень, очень мучается. Но это того стоит.
Земля, вода, небо… Дзгоевы сегодня снова пекут пироги - по поводу возвращения Фаи с Ланой с моря, из Сочи. Они держат друг друга за руку, и Фая, прихрамывая, ведёт нас в школу, к обугленной шведской стенке спортивного зала, где портрет Залины Дзгоевой висит почти над тем местом, где они те три дня в последний раз были вместе с сестрой. Всё-всё она помнит. Рассказывает сквозь зубы - верхняя челюсть не поднимается. Как всё время спала, потому что бодрствовать было слишком страшно, и как младшая сидела рядом и твердила: «Не спи и не плачь, не спи и не плачь». Как взрослая тётенька попросила у неё левую туфельку, новую и чистую, - пописать в неё и попить. У самой тётеньки туфельки были, наверное, старые, поношенные, из таких не попьёшь. Как лицо подставляла под дождь… Какой дождь? Приснилось, наверное. Если бы над адом тогда вдруг прошёл дождь, не стояли бы сейчас полуторалитровые бутылки с водой у каждой могилы в городе ангелов - вместо цветов. «Дон куак» - «в жажде» по-осетински, так они погибали в том сентябре.
…Снова кончается август, в людях мечется затравленная горем душа: куда бы скрыться, спастись, пережить этот траур под каким-то наркозом, проснуться уже поздней осенью, а лучше в августе 4 года назад, и чтобы дальше ничего не было. Анжела покупает Сабине туфли сорокового размера, Георгику пекут три пирога, Зая и Фая надписывают пустые тетрадки… и так до бесконечности.
«Рухсаг ут» - «пусть им земля будет пухом» по-осетински.
«Как это может пройти?»
Четвёртая годовщина. Кто тогда думал, что дотерпит, доболеет до сегодняшнего дня? Что Георгику будут снова печь пироги, что Фая своими ногами пройдёт за ручку по нагретому солнцем двору? Как-то дожили - наполовину дома, наполовину в городе ангелов. Анжела вышла замуж, и сейчас у неё крошечный сын. «А вот здесь мамина Сабина», - показывает она альбомчик девочки с таким же неправильным прикусом, как у мамы, которую не знают ни её муж, ни братик, родившийся уже после того, как сестра стала ангелом. «Вот почитайте анкету». Любимая актриса - Наталья Орейро, любимый мальчик - не скажу… Как можно поверить, что её больше нет?
- От беспомощности как боль может пройти? Стольких вынес, а своих не спас. Я себя все четыре года корю за то, что в пяти метрах от своих детей сидел, а ничего сделать не мог. Как это может пройти? - Айтег и не ждёт никакого ответа...
- Жанна три дня побыла с нами на море и уехала - больше не может. Помнит, как Зайка всё хотела там побывать. Сядет на берегу, смотрит за горизонт, а у самой слёзы текут. Я ей всё говорю: «Жанна, надо жить, у нас Фая, пойди хотя бы сделай причёску». А у неё везде фотографии Зайки... Она ведь сама болеет, поэтому с Фаей всё время я. У Жанны внутри сосуды лопаются от тоски, - качает головой Лана.
Это всё, конечно, давление, любой врач скажет. Только Лана права. У Жанны четыре года лопаются внутри сосуды от тоски по Зайке. Я не задала Дзгоевым ни одного вопроса. Они всё рассказывали сами, бесстрашно, без слёз, без поз, без просьб. Им нечего терять, нечего стыдиться, не о чём молчать. Они живут другим измерением. Небо, земля, ад. И хотят, чтобы об их детях помнили. Чтобы не одних своих мам те будили по ночам.
- Георгик знает про Зайку. А вырастет, я ему всё остальное объясню.
- Как это можно всё объяснить, Айтег?
- Как-как? Вот пришли, вот убили... А ты не будь таким.
Не спи и не плачь.