Маковые слезы: истории реабилитантов фонда «Город без наркотиков»

Ешьте, пейте, колитесь

Работа, жена, ребенок — телефон молодого бизнесмена Антона Борисова не замолкает ни на минуту, все нужно держать «на контроле». Сейчас образ жизни Антона — практически примерный. Наверстывает упущенное. В юности он жил в подвале, сидел на тяжелых наркотиках и не знал, куда дальше падать. Так, чтобы было не больно. Но от таких мыслей обычно спасали вещества. «Сейчас на каждом углу кричат, что наркотики — это плохо, тогда были абсолютно другие времена, — вспоминает Антон. — В стране был хаос и полная свобода: ешьте, пейте, колитесь. Что мы и делали. Тогда было модно убиваться и умирать молодым. Все друзья во дворе, помню, сидели на наркотиках».

   

   

Антон вспоминает, как, не имея доступа к чистой воде, набирал на улице грязный снег, чтобы разбавить инъекцию. Не имея шприца — подбирал на улице. До сих не понимает, как смог избежать ВИЧ и еще десятка «наркоманских» инфекций. «Мне часто говорят: у тебя есть ангел-хранитель. Иначе как бы я сам смог слезть с иглы?».

Старые опытные наркоманы говорили, что молодежь еще поплачет «маковыми» слезами, но эти слова никто не воспринимал всерьез. Начинали с травки, потом стали колоться.

Многих выручали семьи, но родители Антона в те годы проводили большую часть времени на работе, и помочь себе он мог только сам. Когда отец узнал о проблемах сына — выгнал на улицу. Антон жил в подъездах, подвалах, промышлял воровством: снимал шапки, вскрывал машины. На любую мелочь всегда находился покупатель: скупщики стояли в центре города, наркоманы несли им награбленное, чтобы собрать на новую дозу. Прибыльный бизнес с нескончаемым потоком клиентов. «Один раз выкрутил магнитолу, а на ней написано: «меня украли». Ну и что, все равно купили…»

Антон ведет машину, на светофоре просят милостыню инвалиды-колясочники. Набирает монет, сигналит, просит передать через окно. «В нашей стране жизнь человека стоит столько, сколько мелочи в твоем кармане».

Антон Борисов стал первым пациентом фонда «Город без наркотиков». Был «под веществами», зашел в магазин погреться. К нему подошел мужчина в строгом костюме, спросил, наркоман ли Антон, хочет ли вылечиться. Оставил адрес, сказал приходить, оформляться.

   

   

Антон решил попробовать. «Когда ты живешь на улице, ешь из помойки, не очень понятно, где тебя хотят обидеть, где желают добра. Ты — зомби». Пришел в офис, подписал документы. Потом — оказался то ли в подвале, то ли в гараже, подробностей не помнит. Пристегнули наручниками, сказали, борись с проблемой. Первые недели — туман вместо воспоминаний. Постепенно в фонде появлялись другие наркоманы, заканчивалась ломка. Но Антон смог отстегнуться и сбежать. Нашел дозу, укололся. Сидя в подъезде, понял, теперь-то точно падать ниже — некуда. Пошел к маме, назвал адрес, куда везти.

Вернулся в фонд. Год прожил на реабилитации, вместе с десятком бывших наркоманов. Учились себя обслуживать, возводили помещение центра. На время стройки жили в вагончике. Наркоману не привычна нормальная жизнь: вставать утром, обедать днем, стоить какие-то планы, работать. Обычно его день подчинен поиску дозы. Жить по графику - приходилось учиться. Не без труда.

Антон рассматривает старые фотографии: дома хранится целый альбом. «Этот — бывший священник, этот — просто хороший парень, не знаю, где он сейчас… Ты знаешь, такой был выпуск, каждый наркоман — личность!». Находит себя, говорит, жена очень смеялась, когда увидела эти старые фото. Прошлое Антона ее не смутило: наркотики были модой, о них знали, слышали, не удивлялись. Знакомые наркоманы были у большинства его ровесников. До наших дней из героинщиков дожили единицы.

Любовь появилась только после наркотиков, вспоминает Антон. До этого были какие-то животные чувства. Была подруга, с которой вместе употребляли кокаин. Недавно пытался найти ее в социальных сетях, узнать, как судьба сложилась. Но — никаких следов.

Здоровье постепенно восстанавливается. Антон приезжает в биатлонный комплекс, показывает трассу, по которой катается. В детстве серьезно занимался спортом, но наркотики поставили карьеру спортсмена на паузу. Сейчас, в 33 года, занимается любительски, говорит, по уровню не ушел дальше юниорского. Но и он давался через боль, через силу: организм был практически разрушен.

Свой район он лично контролирует: бывший наркоман всегда легко узнает продавца наркотиков — по особым приметам, по поведению. Выгоняет всех. У Антона растет сын, и больше всего на свете он не хочет, чтобы тот повторял его ошибки. «С другой стороны, для меня это, как для моих родителей, не будет сюрпризом: я через все это прошел, я замечу быстро. И я на своем примере знаю, как поступать нельзя».

Спорт и героин

История бывшего наркомана Евгения напоминает сюжет голливудского фильма: профессиональный боксер выиграл соревнования, а должен был проиграть. Победа сильно не понравилась компании соперника. Евгения били палками по голове, ломали колени. Боксер пролежал в реанимации месяц. Потом началась реабилитация, ходил, опираясь на трость, мучился головными болями. «Все друзья во дворе кололись с 16-и лет, а я с тренировки — домой, из дома — на тренировку». Много раз предлагали попробовать, отказывался. Но однажды было так больно, что сказал, давайте. Стало хорошо. В больнице я разочаровался, бросил трость: все равно ничего не болит.

Вскоре боксер отказался от наркотиков, пытался снова начать спортивную карьеру, травма, проигрыш, срыв. «Я умел только руками махать, и когда не получилось с боксом, задумался: а кому я нужен?». Евгений начал употреблять наркотики. Умудрился в это время поступить в университет, но доучиться не смог. В фонд его привезли в багажнике машины. «Я не сразу очухался, не мог понять, где я: ремень и шнурки забрали, неужели в тюрьме? — вспоминает бывший наркоман. — Смотрю: два охранника выводят покурить, попросился, уложил их за две минуты. Но не смог найти выход, чтобы сбежать: я был под таблетками». Евгений осознает: мог сломать позвоночник одним движением, мог взять заложника. Повезло, что вещества придали беспомощности, жертв не случилось.

«Было жестко, но не жестоко. Тебя не убивают за то, что ты наркоман, но и поблажек — никаких. Все-такие же, как ты. Даже пожаловаться некому — это не врачи и не добрые родители». Евгений вспоминает, наркоман со стажем полноценно соображать начинает только через полгода. До этого — бред и «гон». «Ты десять лет кололся, нормальная жизнь для тебя — дикость. Потом вышел на улицу, снег покидал, размялся, и как-то в себя понемногу приходишь».

Были срывы. Забыть то удовольствие не получается. Говорит, не уверен, что сможет вернуться домой и не начать снова. Остался жить и работать при центре: возглавляет группу оперативников, ловит наркоторговцев, присматривает за новыми реабилитантами.

Заботливо рассказывает о каждом коллеге и подопечном: Денис — первый выпускник фонда, ни разу не срывался, остался работать, Эдуард - приехал лечиться из Москвы, Рустам — кололся солями, потерял 40 килограмм, лежал в психиатрической больнице, ждет операцию на сердце.

Тумбочки не закрываются на ключи. Говорят, постепенно и у наркомана появляется совесть, пока живут в центре — не воруют. Только иногда берут чужую одежду — для того, чтобы сбежать. Срывы бывают даже за день до выпускного — реабилитация обычно длится год. Многие остаются здесь работать: боятся соблазнов обычной жизни.

Евгений показывает хозяйство: гостиная с телевизором, тренажерный зал, комнаты. Еще не поздно, но большинство обитателей уже спят. Слабость сопровождает бывших наркоманов постоянно. Сил, возможно, не было и раньше, но наркотик окрылял. Теперь приходится жить с реальностью.

Героин, 7 лет. Катя. 29

Женский реабилитационный, так же как и мужской, находится далеко в пригороде Екатеринбурга. «Обязательные условия для любой реабилитации: закрытое помещение и территория, свободная от наркотиков, — объясняет президент фонда Евгений Ройзман. — Сейчас главная проблема — отсутствие закона о принудительном лечении наркоманов». Летом в помещениях центра проходили обыски, оперативники отпустили домой всех обитательниц женского центра. Шесть из ушедших — уже мертвы. Сорвались: передозировка.

Женский центр расположен в небольшой деревне: местные жители делятся с реабилитантами парным молоком, мясом. В гостиной работает телевизор, на кухне печется шарлотка. Готовит Катя, наркоманка со стажем. Преставляется: «Героин, 7 лет. Катя. 29». Девушки смеются.

Катя жалуется: звонят бывшие подруги, предлагают дозу, обещают бесплатно, рассказывают как им хорошо. Наркоманы не любят тех, кто соскочил, постоянно заманивают обратно. Катя срывалась не раз.

Вспоминает свой обычный день: пробуждение начинается с плохого самочувствия. Нужно искать дозу: лежа в кровати проводится обзвон продавцов. Как только находится желающий продать, за минуту надеваешь, что придется, не смотришь в зеркало, убегаешь за веществом — наркодилеры не любят ждать. По дороге думаешь, что дальше продавать, чтобы найти денег на новые дозы, чтобы прожить новый день.

В Катиной школе героин не был редкостью: она видела кайф наркоманов, ей хотелось узнать, что они на самом деле чувствуют. Попросила знакомую, та с радостью поделилась: у самой деньги закончились, новый человек — новые дозы. «Сначала курила травку, но наркоманом себя тогда не считала. Да даже когда я на героине сидела, у меня не было ощущения, что я наркоманка».

Сидя на героине, Катя успевала работать управляющей магазина. Другая реабилитантка вспоминает: «Я, уже зависимой, окончила университет, работала менеджером по туризму, мне это не мешало». «А помогало!» — шутит Евгений Ройзман. «Нет, просто под конец я ограбила эту фирму, — девушка смущенно улыбается. — Дела не стали заводить, просто попросили уйти». У каждой реабилитантки — свое, особенное прошлое. Лейсан когда-то победила в конкурсе «Мисс Башкирия», сейчас ходит не по подиуму, а вдоль стены. В городе перекрыли поставки героина, девушка попробовала самодельный «крокодил», который в избытке варили на притонах. Через полгода отказали ноги. Родители привезли ее на реабилитацию, «плакали здесь всем аулом», — так Катя вспоминает момент прощания Лейсан с семьей. Ее это очень тронуло. В фонде Лейсан нашли врача, 8 месяцев процедур и — первые результаты. Три дня назад она начала полноценно ходить.

В доме живут девушки из самых разных городов. Многие пробовали разные реабилитационные центры, сюда приехали, потому что «не секта». «Есть много организаций, где требуют принять их веру, петь на разных языках, — рассуждает одна из обитательниц. -В одном, честное слово, нужно вставать в круг и издавать какие-то звуки изнутри, и если у тебя не получается, то ты пока признаешься безнадежным!».

Катя накрывает на стол: она любит готовить, угощать. Раньше было много друзей, потом было… тоже много, но других, не друзей, партнеров по игле. Или товарищей по несчастью. «Когда я смогу начать нормальную жизнь… думаю, что лет через пять, если объективно оценивать, — рассказывает Катя. — Я мечтаю о семье, о детях, но понимаю: мне пока рано».

Несколько девушек, в том числе Катя, на правах старших поддерживают новичков. Практически у всех попавших в центр сначала начинается депрессия. «Говорят, хочу домой, к мужу. На самом деле — по дозе они скучают. Ну мы шутим, прикалываемся, чтобы как-то приободрить их». Бывший наркоман для наркомана действующего — практически единственный авторитет, важнее врачей, работников центра, родных. Он дает надежду.

Все девушки ведут дневники — вспоминают свои поступки, обдумывают, хотя бы задним числом. «Хотелось бы писать про успехи какие то, — рассказывает Катя. — А получается пока сплошное горе. Пишу, как обманула маму, чтобы развести на деньги. Потом сижу, плачу».