Ветеран чеченской отвоевал у государства миллион

«Не скажу, что после травмы - жаль, конечно, что полученной не в бою, - моя жизнь сломалась, нет. Как раз наоборот, много чего хорошего случилось именно после…»

   
   

Я летела в Волгоград к Олегу Дашину, выигравшему суд у Минобороны за потерянные на войне ноги, и готовилась увидеть жалостливую картину. Но мой герой - счастливый человек. И счастье, конечно, не в деньгах.

Его новенькая «Рено» с ручным управлением - первый результат выигрыша. Мы так и просидим всё интервью в машине - дома, в квартире, подаренной Национальным военным фондом, ремонт: результат второй. И он будет курить одну за одной, вспоминая свою первую войну - ту, что не в чиновничьих кабинетах и залах суда, а в горах и степи, когда «каждую минуту ждёшь, откуда завалят…»

Первая война

- Мой отпуск должен был начаться 30 сентября 1999 года - собирался ехать к маме на Украину, а 29-го пришёл приказ эшелону на погрузку: война. Входили в Чечню с севера, со стороны Кизляра, и заставали ещё тёплые печки в брошенных посёлках, срезанные провода на электрических столбах. Затылком всё время чувствовали: они где-то рядом, в любой момент могут напасть, все предохранители на оружии сняты… Первый шок: увидел, как за горушкой садится и уходит вертолёт, садится и уходит. Пошёл посмотреть: чёрные мешки в несколько рядов - наши первые потери… Иду вдоль - некоторые без голов, торчат пятки с прилеплёнными бирочками адресов: Ростов­ская область, хутор такой-то… Пошёл к комбату (полковнику Валерию Ростовщикову, Герою России, благодаря которому наш батальон за всё время боевых действий потерял всего одного человека), посоветовал отправить туда бойцов - пусть посмотрят, куда мы попали, здесь не до шуток…

Два с половиной месяца я был на войне. Выполнял боевые задачи, сопровождал колонны с топливом и боеприпасами. Убивал? Не хотел бы отвечать на этот вопрос… Да. Но не в упор - так, что не видел лиц… Всё закончилось 3 декабря 1999-го.

Мы перемещались ближе к Грозному: часть техники с бойцами уже ушла, нужно было перевозить остальных, а рация не брала через гору. Меня отправили наладить связь. Наш БМП терялся в тумане: молоко, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Раздолбанная дорога возле Толстого-Юрта… и тоже броня: лоб в лоб! Я сидел на люке сверху… Перелетел через нашу бронемашину и угодил под вторую броню. Дальше помню всё смутно…

Он очнулся - боли не было, только тарахтел прямо над головой мотор, капала соляра, солдатские сапоги выстукивали: «Капитан! Где капитан?!» - и прямо на него ползла гусеница БМП.

   
   

- Я заорал: «Не двигаться с места!» - иначе бы совсем размазало. Броня медленно съехала, меня накололи промедолом - и в медбат, благо был рядом. Очнулся уже в борту на Москву: всё забито ранеными, тут же трупы в чёрных мешках… По-прежнему ничего не чувствую: непонятно, что у меня есть, чего нет… Растолкал санитара: «Брат, что там со мной?» - «Обе ноги ампутированы». - «Понятно, спасибо за конкретику… Живём дальше».

О ногах можно было больше не думать. Думать нужно было об Оксане.

Вставай и иди

Они познакомились ещё в мирный год, когда до второй чеченской оставалась всего пара лет. Но уже тогда он, потомственный военный (дед партизанил, отец лейтенантом закончил войну), знал, что, если что, будет подавать рапорт. «Это сейчас все служат за деньги, а для нас слово «Родина» свято, это не пустой звук. Помню, как выпускался из военного училища, - мы все поголовно мечтали изменить что-то к лучшему…» Оксана прогуливала собачку у КПП части - её дом рядом. Сначала он подошёл к собачке, потом к девушке. «Я тогда был ещё молодой, нетолстый…» В 99-м у них уже была годовалая Вика…

- Когда мне вручали орден Мужества, я честно сказал: половина - Оксанина. Я-то выполнял присягу, а вот она…

Прилетела сразу, как только узнала, - в части скинулись на билет, - с дочкой под мышкой. Семь месяцев по госпиталям: вместе думали, как жить дальше, вместе учились ходить на протезах: «Однажды она просто выдернула у меня ходунки и сказала: «Иди ко мне». И я пошёл». Свадьба в Химкинском госпитале - Оксана в маленьком белом платье. Потом в длинном - уже дома, на венчании…

- Для меня разницы не было - есть ноги или нет… Наоборот, мы даже стали ещё ближе друг другу… Беда нас сплотила. Я видела, как первое время Олегу было тяжело…

- Но не было такого, чтобы я лежал, глядя в потолок, и думал о том, как свести счёты с жизнью… Я знал, что буду жить, кормить семью. Оставался вопрос: как? Участь инвалида-колясочника меня не прель­щала. Я сразу решил, что буду вставать на протезы. В первые же дни отправил - руки тряслись, ещё не мог писать сам, продиктовал брату - рапорт на имя министра обороны с прось­бой оставить меня в кадрах. Когда пришёл ответ, что меня оставляют, как гора свалилась с плеч.

Пошёл в часть психологом, а до этого ещё в госпитале по собственному почину работал с солдатиками, которые остались инвалидами. Если офицеры, получившие ранения во всё-таки уже зрелом возрасте, ещё как-то дер­жались, не творили глупостей, то представьте себе мальчика, у которого ещё ничего нет, и ему кажется, что уже никогда ничего и не будет… На это невозможно было смотреть безучастно, и я пытался находить для них верные слова, хотя бы показывать своим примером, что жизнь продолжается…

Олег Дашин ещё 7 лет после боевой травмы отслужил в армии. К нему, психологу части, солдатики, оторванные «от маминых пирожков», не привыкшие к мужскому коллективу, тяжело переживающие прощальные письма от сбежавших невест, приходили сами. «А это о чём-нибудь да говорит». Уволился майором, работал оперативным дежурным в охранном агентстве.

А в 2011-м подал иск против Министерства обороны.

Вера и доблесть

- В местной прессе писали в том духе, что, мол, увольняясь, я получил от государства жалкие 18 окладов и решил нагреть Мин­обороны ещё. Но я как раз получил приличное выходное пособие, просто друг, тоже инвалид, ветеран чеченской, мне подсказал: в Москве есть прецедент - человек отсудил компенсацию за боевые травмы, значит, что-то нам всё-таки государство недодало, и я решил тоже попытаться восстановить справедливость.

Вторая война майора Дашина длилась полтора года. «Самому мне трудно лишний раз совершать «марш-броски» по инстанциям, все дела вёл за меня адвокат, высокого профессионализма человек. Он-то и помог выиграть». Несмотря на кассации ответчика, прокурорские протесты и пересмотры дела, суд постановил выплачивать майору по 18 тысяч рублей к пенсии, а также взыскать сумму утраченного денежного довольствия за предыдущие годы - получилось 854 тысячи рублей. Плюс 200 тысяч компенсации морального вреда.

- Сейчас я могу позволить себе не работать. Но вот-вот жду «нового назначения»: в Волгограде собираются открывать филиал московского фонда «Вера и доблесть», и меня планируют поставить его возглавлять: буду помогать таким же, как я… Жизнь должна продолжаться, несмотря ни на что. Я счастлив, потому что со мной моя семья и… потому что есть силы ещё что-то менять к лучшему.

…Спустя шесть лет после войны Дашины родили сына.

Сын мечтает стать военным. Как отец.