Вы можете, вы вольны, вы в своём праве после признания, что прочтёте ниже, усомниться в наличии у меня девятиграммовой энергетической субстанции, но я терпеть не могу, побаиваюсь даже и избегаю людей, без конца и без берегов оплакивающих утраты, горюющих — это противоестественно, траур не может и не должен длиться вечно, это опустошает вас, и, поскольку вы вовлекаете в орбиту перманентного траура сторонних людей, убивает и их.
Расписания у печали, конечно, быть никакого не может, но — «у всего есть предел, в том числе у печали», писал Бродский, а уж этот человечище познал такое горе, что страдальцам и не снилось. Нельзя продавать своё горе вразвес, маленькими кусочками.
У меня тоже (я пишу «тоже», потому что у каждого второго из моего пёстрого окружения есть подобные истории) случилась попутчица — ехал поездом в Нижний Н. — которая заказала два чая, зелёный и чёрный, для себя и для благоверного, соответственно, без сахара и сладкий. В купе, однако, мы были вдвоём, я всё ждал, когда к нам присоединятся, но поезд тронулся, мы так и остались вдвоём. Она, верно, подумала, что я записал её ввиду этой сценки в сумасшедшие и, сказав, что второй чай для супружника, стала о нём рассказывать. Оказывается, он умер четыре года назад. Я знаю, сказала она мне, что вы подумали. Вы подумали, что я не в себе, и я вас понимаю, но Он со мной, я это чувствую, я чувствую это каждый день, каждую ночь, минуту, мы разговариваем, я всегда с ним советуюсь, и вот теперь мы с моим Мишей едем к моей сестре. Дама меня «пару раз видела по телевизору» и пожурила меня за то, что по тиви показывают непотребства и ужасы, а неземную любовь, какая была у них с Мишей, если и показывают, то «как бы стесняясь».
И мне пришлось ещё часа два слушать о том, как у них было принято созывать гостей, как он любил курить трубку и, кстати, совсем не любил футбол, вот повезло; как они ездили на дачу, как любили дачу. Её было трудно понять, как многие фильмы Киры Муратовой; она, по чести говоря, (если кто знает, о чём речь), и сама походила на одну из чудаковатых героинь Муратовой. Мне пришлось «заткнуть фонтан словоизвержения», хотя до сих пор время от времени я жалею об этом. Я сказал ей, что всё это, весь этот бесконечный траур никуда не годится, время печалиться давно вышло, бесконечный траур, превращаясь в фарс, только оскорбляет память тех, кого любил и любишь.
Я старался говорить без покровительственного тона, но она всё равно была страшно задета и, всхлипывая, упрекнула меня в бесчувственности. Сказала, что эту, ровно такую же речь, даже речи она слышала уже сотни раз, от самых разных людей, даже от брата Миши, который, как только она о Любимом заводит толк, тут же переводит тему.
Объяснение одно: все кругом бесчувственны, она одна способна любить и знать, что смерти нет, и это не просто какая-то там метафора, Миша жив, вот он, форева рядом. Но, строго рассуждая, кто мы такие, чтобы разрушать чужие иллюзии и читать людям нотации? Знаете выражение «лихорадка горя»? Знаете людей, пьющих горькую по извечной потребности в чудесном и чрезвычайном?
Боже упаси, я не хочу здесь свою «вченость» демонстрировать, но есть ещё эстетический имморализм Константина Леонтьева, призывавшего не совеститься мощных эмоций, даже если они негативные. Расстраивает только, что эта милая, сенситивная женщина застряла в своей печали, не просто отрицая невознаградимую утрату, а возведя её, утрату, в живой абсолют.
Но люди по-разному переживают горе, это хрестоматийная истина, мы все знаем людей, которые через считанные дни после потери обзаводились новыми половинками, а я лично знал Черномырдина, так и не пережившего смерть благоверной. А Горбачёв со своей Раисой Максимовной? Как к нему ни относись, это ж миф, апология, апокриф Любви! Мы не знаем, как справиться, откуда нам знать, как справиться со Смертью?! И никаких правил насчёт того, как избывать боль, тоже ведь не существует, и это ведь непотребство — в такой ситуации осуждать людей.
Пусть они вечно помнят тех, кого любили. И пусть научатся быть снова счастливыми. Ради тех, кого любили, кто бы очень хотел, чтобы они были счастливы.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Смотрите также:
- Елена Семёнова: Когда доброту воспринимают, как сверхъестественное →
- Ирина Ясина: «В 35 мне сказали, что я неизлечимо больна» →
- Ксения Собчак: Поколение «троллей» →