Мы до сих пор живём в тени революции 1917 года

Михаил Финкель. © / Кадр youtube.com

Михаил Финкель — раввин, историк и писатель, доктор юридических наук:

   
   

События 1917 года так и не стали для нас историей, а продолжают существовать в виде столкновения судеб.

В иудейской религиозной культуре к любой революции отношение крайне негативное. Впрочем, мы в этой оценке не одиноки. Пусть с православной церковью нас разделяют религиозные концепции и воззрения, но в отношении к революции мы занимаем одну сторону. Государственный переворот — это кровь, смерть, страх и полное пренебрежение к человеческой жизни.

Государство строится на уважении. Оно не позволяет нам скатиться обратно в первобытный строй. Разрушение государственных устоев низвергает людей обратно в зверство. Поэтому у нас принято государство уважать. Уважать его лидеров. И этого правила мы придерживаемся всегда, за исключением каких-то из ряда вон выходящих случаев вроде гитлеризма.

Сто лет назад все главные великие раввины прокляли и предали анафеме большевиков. Всех, в том числе и евреев, которые пролили кровь и разрушили страну, Троцкого и всех его соратников. Религиозная культура пострадала от революции сильно. Удар был нанесён и по православию, и по иудаизму. Большевики взрывали и церкви, и синагоги. Расстреливали и батюшек, и раввинов. Шла страшная война с верой.

Среди большевиков были представители разных национальностей. Там были евреи, русские, латыши, украинцы. В нашей религиозной культуре отношение к этим людям однозначное. Они положили на алтарь революции и марксизма миллионы жизней. Поэтому к революции отношение у нас крайне негативное. К любой: хоть к французской, хоть к революции 1905 года, хоть к той, которой скоро 100 лет.

Мы до сих пор не перевернули эту страницу. Библейская притча о Моисее говорит, что должно пройти много лет, может быть, не одно поколение, чтобы выбить из людей рабство. Мы всё ещё в тени Ленина, Сталина, революции, ГУЛАГа, разгрома храмов. Люди в России, во всём русском мире, в эмиграции, где много представителей разных национальностей, всё ещё живут памятью о революции.

   
   

Революция, которую устроили среди прочих и мои соплеменники, принесла страшные последствия. Сегодня на Украине часто вспоминают голодомор. И я с удивлением слышу речи о том, что он был устроен большевиками, чтобы уничтожить украинцев. Разве голодомор обошёл стороной поляков, русских, евреев, цыган, белорусов? Голод не выбирал себе жертв по национальному признаку. Он был следствием разрушения государства. Затем пришла Великая Отечественная война.

Тогда, видимо, вспомнив свою молодость, проведённую в семинарии, Сталин обратился к народу словами «Братья и сёстры». В момент, когда стране грозило исчезновение, он собрал религиозных иерархов, и, в том числе с их помощью, сплотил народ. Коммунистическая власть стала священным оружием в борьбе с ещё более страшной силой: нацизмом. И случилась странная трансформация.

Я в глубине души отделяю ту власть от народа. Победа — это победа народа. Это солдатская победа. Два моих деда — офицеры, прошли войну. Оба были искалечены. Один потерял ногу, другой слух. И что такое Холокост, я знаю не понаслышке. Много моих родственников было убито на Украине. Убивали их украинские националисты, а немцы смотрели. Людей закапывали в землю живьём. Экономили патроны. Я не могу без слёз говорить об этом. 

Красная армия для меня и для всех нас стала священной. Она переломила нацистам хребет и спасла миллионы жизней. Это была народная армия, которая воевала даже тогда, когда казалось, что всё уже бесполезно. Так было и под Москвой, и в Сталинграде, и на всех фронтах. В каком-то смысле, в этот период произошла парадоксальная «реабилитация» большевиков.

В истории России были разные периоды, разные проявления власти. Далеко не всех людей можно характеризовать по партийной принадлежности. Ведь партийная принадлежность не качество души. 

Прошло почти сто лет с момента самой кровавой революции в истории человечества. И вот на Украине, которая потеряла в революционной мясорубке миллионы людей, происходит новый переворот. Опять льётся кровь. Украинцы говорят о десталинизации и десоветизации, но идут тем же путём. Только вместо Сталина творят себе новых идолов-зверей: Бандеру и Шуxевича. Эти деятели уничтожили сотни, тысячи, десятки тысяч людей. В Израиле в музее Холокоста есть свидетельства их преступлений. Они убивали русских, белорусов, евреев, всех без разбора. Сегодня украинцы возводят убийц на постаменты. Коротка же оказалась память у нынешних киевских революционеров. Снова разрушено государство, снова царит страх и ненависть.

Я благодарен нынешней российской власти за то, что ей удалось сберечь страну от полного краха. Рад, что возвращаются верующим храмы, которые большевики не успели взорвать. Бога можно называть разными именами, ему можно поклоняться в церкви или синагоге. Главное, чтобы было это место поклонения. Через сто лет после революции надо всё-таки вернуть все храмы верующим. Нынешняя власть вернула нам сотни синагог. Я хочу сказать спасибо за это Владимиру Путину и считаю, что разговоры на тему того, надо или не надо возвращать, например, Исаакиевский собор верующим, неуместны. Это Храм. У него одно предназначение: быть пристанищем для верующих. Он не должен быть музеем или кинотеатром. Это неправильно.

Может быть, передача церквей или синагог в год столетия революции могла бы стать символом окончательного отказа от революционного прошлого. Но вдруг это хорошее дело столкнулось с непонятным препятствием.

Многие еврейские либералы, которые и в синагогу-то не ходят, стали обсуждать тему, к которой они не имеют никакого отношения. Они стали «борцами» за статус Исаакиевского собора. Во-первых, это не их дело. При всём уважении к ним, говорю как раввин. А во-вторых, разве они ответчики за коммунистический режим? В чём ценность святынь, когда они мёртвым грузом стоят на потеху ротозеям? Храм — это место связи человека и Бога. Если он не исполняет эту функцию, то он мёртв. Это рана на теле страны и города. И она должна быть заживлена.

Вокруг этого события возник большой шум. В пылу разбирательства вдруг все обрушились на Петра Толстого и обвинили его чуть ли не в антисемитизме. Я не верю, что Толстой своей репликой о черте оседлости хотел оскорбить нас, ныне живущих. Он привёл достоверный исторический факт.

Черта оседлости существовала в царской России, и евреи (за редким исключением) обязаны были жить в её пределах. Как же они оказались в больших городах? Они пришли туда, спасаясь от голода, болезней и войны, устроенных революцией. Среди них было много революционеров, и это тоже факт. Вспомните «Собачье сердце» Михаила Булгакова. Кто был Швондер? Еврей! Не секрет, что cреди лидеров большевиков было много евреев. Большевики разрушали храмы, уничтожали веру, рушили государство, но этих революционеров ждала незавидная судьба. В живых к концу 30-х годов остались единицы. Революция сожрала своих детей. Но ведь были и те, кто не был охвачен революционной горячкой. И те, кто сегодня не принимает историческую правду, забыли, что они являются потомками тех, кто пришёл в города из-за черты оседлости. Разве это не правда? Теперь эти люди борются за то, чтобы не отдавать собор церкви. Простите, а синагоги тоже надо использовать по тому назначению, которое для них определили большевики? Может быть, оставить в них склады и овощебазы?

Нет, мы все радуемся, когда удаётся вернуть синагогу евреям. Все. И те, кто ходит в неё регулярно, и те, кто придёт только один раз, на открытие. Так где же в словах о черте оседлости антисемитизм? Констатация исторических фактов не может быть оскорбительной.

В течение года тема революции будет обсуждаться постоянно. Лично для меня это столетие не юбилей и не праздник. Это скорбная дата, и надо понять: если из маленькой искры скандала снова разгорится революционный огонь, его переживут немногие.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции