Когда же наступит «нужное» время?

На страницах россий­ских СМИ ностальгически зазвучали почти забытые слова «перестройка», «гласность», «новое мышление», «ускорение». В чём причина?  

30 лет назад - в 1985 году - избранный Генеральным секретарём ЦК КПСС Михаил Горбачёв с высокой трибуны произнёс слово «перестройка». Термин вскоре разлетелся по всему миру. Ещё бы! - ещё вчера закрытая «железным занавесом» Россия объявила о выходе на мировую сцену демократии. Так казалось…

Когда начались перемены?

Сегодня, 30 лет спустя, может показаться, что перемены начались одномоментно и всё сразу покатило-поехало. На самом деле Горбачёву пришлось преодолевать жесточайшее сопротивление номенклатуры. Без слома этого проржавевшего хребта советской власти ни о каких переменах невозможно было и подумать. Горбачёв, сам выросший в недрах партийной бюрократии, это хорошо понимал. Два года ушло на то, чтобы на ⅔ обновить престарелое Политбюро ЦК КПСС и заменить всесильных секретарей обкомов. Но благодаря отмене цензуры, открытию архивов и наступившей гласности в стране возникло удивительное настроение обновления. По утрам в ожидании новостей люди выстраивались в очереди у газетных киосков. Тираж «Аргументов и фактов» вскоре взлетел до 10 млн, побив мировой рекорд. Впрочем, и гласность имела свои границы... Бывший главный редактор «Огонька» В. Коротич рассказывал мне: чтобы преодолеть сопротивление Идеологического отдела ЦК КПСС, ему неоднократно приходилось обращаться к Горбачёву. Горбачёв помогал. Но не всегда. Когда дело касалось критики ленинского наследия, Горбачёв притормаживал: «Интересно, очень интересно… но пока не время…»

Но реального обновления, по сути дела, и не было. Была иллюзия демократического взрыва. Страной по-прежнему безраздельно рулила КПСС, а люди так и стояли в очередях за самым необходимым. Население плохо питалось и одевалось. В аптеках были лишь самые примитивные лекарства. Возникшая при Горбачёве возможность выезда за границу и, соответственно, возможность посмотреть, «как у них», лишь подчёркивала убогость существования.

Расчёты на то, что с началом перестройки «Европа нам поможет», тоже не оправдались. Западные политики привет­ствовали «оттепель», но не верили в то, что новый лидер КПСС пойдёт на глубокие реформы. И в какой-то мере были правы: многочисленные документы свидетельствуют о том, что Горбачёв и не помышлял менять советскую систему. Да, он стремился наладить «добрососедские» (как тогда говорили) отношения. Эту потребность диктовало ставшее непосильным бремя военных расходов. Но сдавать позиции на идеологическом фронте он просто не мог себе позволить. КПСС согласно Конституции оставалась единст­венной правящей партией, а Горбачёв был её «верным сыном». Неудивительно, что в политических контактах с Западной Европой Горбачёв отдавал предпочтение лидерам социал-демократии и регулярно отчитывался об этих контактах перед членами Политбюро. Буржуазная Европа оставалась для Москвы  идеологически чуждой.

За океаном тоже привет­ствовали «эпоху Горби». И тоже в основном на словах. США крайне болезненно реагировали на присутствие советских войск в Афганистане и делали всё возможное, чтобы наказать СССР. Появление в Кремле нового, молодого лица их не остановило. В 1986 г. (уже при Горбачёве) Вашингтон совместно с Саудовской Аравией срежиссировал троекратное падение цен на нефть (до 10 долл. за баррель). Бюджет СССР, и без того истощённый войной в Афганистане, затрещал по швам. От падения нефтяных цен страна теряла до 25 млрд долл. в год. Возможности команды Горбачёва для реализации «программы широких реформ» были подорваны.

Сегодня Горбачёва нередко обвиняют в том, что он не проявил реформистской воли, а его расчёты на «социализм с человеческим лицом» оказались ошибочными. Но политическая (а впоследствии и личная) трагедия Горбачёва состояла не столько в недостатке воли или в склонности к «заговариванию» реформ. Трагедия Горбачёва как неудавшегося реформатора имела более глубокие корни: за 70 лет советской власти все сосуды политической системы СССР были забиты коммунистическими тромбами. И менять нужно было не только заскорузлую номенклатуру, как это пытался делать Горбачёв, а саму политическую систему. Но именно на это Горби, выросший в системе ленинских идейных координат, не осмелился.

Нужны ли потрясения?

Какие уроки можно извлечь из неудач Горбачёва? И главное: извлекает ли эти уроки нынешняя правящая команда? Ведь тромбы, которые тормозили политический кровоток, не исчезли. В России с незначительными изъятиями продолжает действовать кровеносная система СССР. Де-факто существует однопартийность. Парламент, как и Верховный Совет СССР, исполняет имитационные и представительские функции и полностью контролируется Кремлём. А губернаторы, за редким исключением, работают в стиле «секретарей обкомов КПСС». Заявленная в Конституции независимость суда угадывается во второстепенных проявлениях. Но процессы, так или иначе связанные с большой политикой или большими финансами, чаще всего прорабатываются Кремлём.  Специалисты объясняют это тем, что в условиях недостаточно развитой у нас судебной культуры Кремль не хочет допускать судебных ошибок, которые могли бы негативно повлиять на стабильность.

В целом же население, судя по социологическим опросам, поддерживает политику В. Путина, который придерживается знаменитого совета А. Столыпина «избегать потрясений». Россиянам импонирует такой подход. Но специалисты Института социологии РАН, изучив влияние кризиса на настроения в стране, приходят к выводу, что россияне становятся всё более прагматичными и требовательными в оценках политики. Да, есть сильное желание видеть страну сильной и патриотичной, есть желание сохранить позитивные стороны стабильности, но есть и опасения, как бы стабильность не обернулась новым застоем.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Смотрите также:

• Юрий Пивоваров: «Увы, свобода не стала главной ценностью русского ума» (28.06.2011) →
• Вячеслав Костиков: Почему россияне не понимают своего счастья →
• Вячеслав Костиков: В России снижается уровень радикализма →