Жаль, что люди не живут до 165. Очень бы хотелось поговорить с Сергеем Юльевичем. Кому-то не хватает Ганди, а мне Витте. Что бы мог сказать о наших дураках и дорогах Ганди? Да ничего. А вот строитель «царского БАМа» (Сибирская железнодорожная магистраль) и КВЖД, создатель «золотого червонца», человек, спасший Россию от позора после русско-японской войны, вдохновитель «столыпинской реформы», крёстный отец Манифеста 17 октября, наконец, политик, которого многие прочили в первые президенты республиканской России — это, согласитесь, действительно, был бы интересный собеседник!
Для полноты картины можно вспомнить ещё, что этот убеждённый эволюционер был не менее убеждённым монархистом, а после убийства «царя-освободителя» даже вступил (правда, на короткий срок — там оказалось слишком много дураков) в аристократическую «Святую дружину» — своего рода «эскадроны смерти», чтобы мстить революционерам. Позже, в воспоминаниях, Витте об этом с горечью напишет: «Нет такого честнейшего человека, который когда-либо дурно не помыслил… Нет такого умного, который когда-либо не сделал чего-нибудь глупого».
Можно вспомнить и о том, что глубоко верующий православный Сергей Витте был последовательным критиком официальной церкви: «У нас церковь обратилась в мёртвое, бюрократическое учреждение, церковные служения — в службы не Богу, а земным богам, всякое православие — в православное язычество. Вот в чём заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами».
А если ещё добавить (извините за винегрет), что этот же человек подарил нам два панно Врубеля «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович», заказав их для Нижегородской выставки, хранил у себя дома знамя Шамиля — трофей своего дяди, сидел на гауптвахте, в школьном аттестате имел по поведению «кол», да ещё дважды уводил чужих жён, то уже совсем интересно. Кстати, когда Александр III собрался назначить Витте министром путей сообщения, тот, чтобы, не дай бог, не подставить монарха, подал ему бумагу с официальной просьбой жениться на разведённой красавице-еврейке (времена были ещё те), государь в присущей ему простецкой манере наложил на прошении резолюцию: «А хоть бы и на козе!». Не то чтобы затея царю понравилась, но заполучить Витте в министры было важнее.
Впрочем, надеюсь, уже убедил: с таким человеком поговорить и поспорить было бы любопытно о многом. Однако ни поговорить, ни даже вспомнить обо всём не получится, поэтому выбрал лишь кое-что из забытых уроков Витте. Полагаю, актуальных в чём-то и сегодня.
Споря с Марксом, Витте признавал за марксизмом справедливость критики капитализма, но всякий раз добавлял при этом, что социалистические идеи сильны лишь отрицанием и крайне слабы своими альтернативными предложениями. Уважение к Марксу как к крупному теоретику для Витте было одно, использование марксизма на практике — совершенное другое. Это нормально. И нобелевский лауреат, экономист Леонтьев, называл Маркса «великим знатоком природы капиталистической системы». Главная проблема по Витте — это нестыковка между врождённым чувством справедливости и желанием наживы в самом человеке. Причём, если человек из низов, то его погоня за деньгами обычно продиктована лишь желанием выжить или не дать умереть семье, а жажда наживы верхов — просто жадность и распущенность, продиктованная желанием получать всё больше и больше благ и удовольствий.
Как писал Витте: «В душу человека вложена идея справедливости, которая не мирится с неравенством — с бедствием одних в пользу других, — от каких бы причин это ни происходило. В сущности, это корень всех исторических эволюций. С развитием образования народных масс — образования не только книжного, но и общественного, сказанное чувство справедливости будет всё более и более расти в своих проявлениях».
Именно поэтому, будучи умным монархистом и приверженцем капитализма, да к тому же предвидя революцию, Витте и стал в результате убеждённым эволюционером. Став после успеха на переговорах с японцами в Портсмуте и сам графом, Витте к петербургской знати не испытывал ни малейшей любви: «Они отличаются от обыкновенных людей не столько большими положительными качествами, как большими качествами отрицательными». А как-то и вовсе, обозвав немалую часть дворянства «дегенератами», предложил Николаю II лишить их права занимать высокие государственные посты, если только они никак не проявили себя в конкретном деле. Идея, разумеется, не прошла.
На всех своих постах он старался умерить аппетиты верхов (как говорил Витте, многие из аристократов привыкли носить в себе одну лишь пищу, но никак не мысли) и создавать наиболее приемлемые условия жизни для низов. Скажем, именно Витте провёл через Госсовет закон об обязательном страховании рабочих от несчастных случаев. Ему же принадлежит проект врачебной помощи фабричным рабочим за счёт предпринимателей. Разумеется, Витте не был ангелом, поэтому всегда был готов в случае необходимости применить и силу, однако предпочитал не доводить ситуацию до крайности, действуя разумно, по мере сил уменьшая число недовольных.
То же самое касалось и политики. Как исторический анекдот, передают разговор Витте с Александром III, когда тот спросил его по поводу слухов при дворе о связях министра с «жидомасонами». Будучи опытным царедворцем, Витте ответил вопросом на вопрос: «Вы можете собрать в кучу всех евреев и утопить их в Чёрном море?» Этого государь не мог, да и не хотел, понимая, какую пользу евреи приносят государству. «Тогда, — ответил Витте, — прекратите ограничивать их права, не плодите в их среде раздражение и революционные настроения».
Примерно в том же ключе Витте предлагал решать и проблемы, возникшие перед Россией и Николаем II в революцию 1905 года. Он-то прекрасно понимал, что, если даже диктаторские меры в очередной раз и загонят социальный и политический протест (временно) в угол, они всё равно не излечат страну от её коренных проблем. Значит, по мысли Витте, следовало и здесь решать вопрос эволюционно и на основе здравого смысла.
Накануне появления знаменитого Манифеста Витте отправил на имя Николая II «Записку». Здесь — в меру сил откровенно, учитывая характер самодержца и то, что высказанные в «Записке» мысли царскосельскому читателю точно не понравятся, — изложил свою позицию.
Государство как общественный институт абсолютной ценностью не обладает, его главная функция служебная: обеспечение «моральных и реальных жизненных благ». Всё это требует в качестве необходимой предпосылки установление гражданской свободы, «регулируемую и ограничиваемую объективными нормами права». Что касается конкретных форм государственного устройства — абсолютных либо конституционных монархий и республик, то они носят преходящий, исторический характер. Кстати, Витте в «Записке» напомнил и о том, что русский народ начал бороться за свою свободу далеко не вчера. Автор вспоминает и Новгород, и казачество, и протесты в ходе петровских преобразований, и декабристов.
Требуется дать населению гражданские свободы: совести, слова, собраний и союзов, наконец, свободу личности. И создать учреждения, которые бы всё это гарантировали. Заключалась же «Записка» неутешительным для государя выводом: «Идея гражданской свободы восторжествует, если не путём реформ, то путём революции». Следовательно, выход один — власть должна вступить на конституционный путь и возглавить процесс перемен под лозунгами гражданской свободы.
Позже автор «Записки» и государь беседовали о будущем Манифесте и лично. Царь в душе определённо склонялся к террору, однако и сам уже понимал, что одних пуль для наведения в стране порядка мало. Не буду излагать конкретные предложения Витте, об этом написано много. К тому же окончательный вариант Манифеста на самом деле далеко не полностью отражает первоначальные идеи Витте — ближайшее окружение государя, да и он сам, постаралось документ в своих интересах подкорректировать. Отсюда непоследовательность и неоднозначность Манифеста, на которую обращают внимание все его критики.
Тем не менее, благодаря Витте, самодержавие сделало первый, ещё робкий шажок к конституционной монархии. Не исключено, что, если бы власть и дальше последовательно шла эволюционным путём, революции 1917 года удалось бы избежать. Однако, если с первой нашей бедой — бездорожьем — Витте справлялся вполне успешно, со второй — дураками — не совладал и он.
Впрочем, с дураками никто не совладал и по сию пору.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции