Законопроект об «объективной истине», внесённый на днях в Госдуму, предполагает кардинальное изменение основ правосудия в России. Похожее понятие фигурировало в советском Уголовно-процессуальном кодексе, но потом было исключено как пережиток марксистско-ленинской идеологии. В марте 2012 года глава Следственного комитета Александр Бастрыкин предложил вернуть это понятие в российское судопроизводство. Тогда многие правозащитники выступили резко против этого, предупреждая об опасности такой реформы самих основ судебного процесса. Спустя два года законопроект об «объективной истине» всё-таки внесён. В чём суть законопроекта, который продвигается Следственным комитетом, но так пугает правозащитников, АиФ.ru выяснил у депутата — автора инициативы — и у независимого эксперта.
Автор законопроекта, депутат Госдумы от «Единой России» Александр Ремезков:
Это механизм возвращения уголовных дел прокурору и следственным органам в том случае, если суд сочтёт представленные доказательства неполными или недопустимыми, или если потребуется предъявить новое обвинение, в том числе более тяжкое.
Например, суд может вернуть дело на доследование, если всё обвинение строится лишь на признании обвиняемого. Все мы наслышаны о том, каким путём иногда добываются признания на стадии расследования, и очевидно, что должны быть представлены другие объективные доказательства вины.
Или, например, за время следствия и судебного разбирательства потерпевший скончался от нанесённых ему травм, а подсудимый по-прежнему обвиняется лишь в причинении вреда здоровью. Изменить обвинительное заключение невозможно, поскольку действующий порядок уголовного судопроизводства не предполагает возвращения уголовного дела прокурору.
Все эти поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, на мой взгляд, обеспечат дополнительные гарантии справедливости судопроизводства, позволят повысить доверие граждан к правосудию.
Федеральный судья в отставке, заслуженный юрист России Сергей Пашин
Алина Гарбузняк, АиФ.ru: Что принципиально поменяется в законодательстве, если ввести в него понятие «объективная истина»?
Сергей Пашин: Если просто ввести, то ничего. При большевиках понятие «истина», без определения «объективная», в законах упоминалось. Кроме того, была 20-я статья советского УПК о «всестороннем, полном и объективном исследовании всех обстоятельств дела».
– Хорошие слова.
– Слова совершенно правильные. Объективное исследование и Европейский суд поддерживает. Что касается всесторонности и полноты, то обязанностью суда они были только при инквизиционном процессе. В состязательном процессе степень полноты и всесторонности зависит от сторон, которые представляют доказательства. Из этого следует, что если от прокурора в суд поступило плохо подготовленное дело, то он проигрывает процесс. Подсудимого в таком случае оправдывают, потому что нет доказательств. Объективная истина — категория философская, а не уголовно-процессуальная. У нас же под предлогом объективной истины пытаются протащить возврат к доследованию. Это значит, что прокурор, у которого нет доказательств, получит возможность судить человека бесконечно. Нет доказательств — дело вернули на дополнительное расследование, помучили человека в СИЗО — снова в суд. И так, пока не достигнут того, чего хотели, то есть осуждения.
– Законопроект действительно вводит открытый список оснований для возвращения дела на доследование. Выходит, за рассуждениями об «объективной истине» скрывается идея бесконечно возвращать дело следователю за новыми доказательствами вины?
– Да. Это даёт возможность стороне обвинения сохранить лицо. Чтобы если уж начали судить человека, то осудили бы точно. А если учесть, что в следственных изоляторах у нас условия пыточные, то обвиняемого тут даже бить не надо — он и так признается, особенно при доследовании.
– В пояснительной записке говорится, что принцип состязательности сторон чужд российской традиции и не способствует установлению истины…
– Сегодня, если защита доказала, что оснований для обвинения человека мало и осудить его нельзя, это означает оправдание. Если закон будет принят, это будет означать не оправдание, а направление на доследование. Прокурор, представивший плохие доказательства, всё равно выигрывает: сторона обвинения сможет бесконечно повторять процесс доказывания.
– А это нарушает принцип состязательности?
– Теперь никто состязаться не будет. Прокурор и следователь будут состязаться с выносливостью обвиняемого: насколько у него хватит выдержать пытку сидением в следственном изоляторе. В конце концов ему захочется плюнуть на всё и сказать: ладно, я виновен, только поскорее уж. В этом весь смысл. Состязательная конструкция процесса — это не «буржуазная традиция», просто Запад перешёл к ней гораздо раньше, чем мы. В России состязательные процессы были введены в 1864 году. Так что это и наша традиция. А отменили состязательность большевики под предлогом того, что советский суд не может ошибаться. Новый законопроект состязательность сильно урезает. Это возвращение даже не к русской традиции, а к советским обвинительным практикам.
– Используется ли сегодня такая модель в других странах?
– Я полагаю, в Эфиопии, в арабских странах, у них вообще своеобразный процесс, но он во многом похож на это. Европейские страны привержены состязательному принципу в судопроизводстве. Чуть не забыл, эта модель используется в Белоруссии. А в Грузии уже нет. Мы возвращаемся в советское прошлое: прокурор всегда выигрывает. Даже если он проиграл, у него будет ещё попытка, ещё и ещё. Это нарушает принцип правовой определённости.
– С предложением ввести у нас эту модель Александр Бастрыкин выступил в марте 2012 года. Сегодня, спустя два года, законопроект внесён. Как вы считаете, есть ли вероятность, что он будет принят?
– К несчастью, есть. В прошлом году демократические принципы Уголовного кодекса уже были сильно урезаны. В особенности это касается сокращённого дознания. В марте было введено дознание по сокращённой форме, в этой форме состязательность практически не работает: в суде можно использовать даже не доказательства, а материалы, которые собраны в ходе доследственной проверки, когда дело ещё не возбуждали. Боюсь, что это уже тенденция.