Кино Сергея и Георгия Васильевых «Чапаев», внесённое в список «100 лучших фильмов всех времён и народов», в СССР знали наизусть. Да и сейчас, несмотря на то, что показывают его нечасто, все мы так или иначе имеем о нём представление — в конце концов, это кино стало источником анекдотов и мемов, прочно вошедших в наш культурный код. А образ Чапаева в бурке и папахе, летящего на лихом коне впереди конной лавы, стал каноническим. Но могло ли такое быть на самом деле?
А служил-то он в пехоте!
В принципе, могло. Но только отчасти. Для начала надо твёрдо усвоить — кавалеристом Василий Иванович Чапаев не был никогда. Во время Первой мировой войны он служил в 326-м Белгорайском пехотном полку, который воевал на Юго-Западном фронте, на Волыни, в Галиции и участвовал в Брусиловском прорыве. Именно в ходе этой операции, в августе 1916 года, Чапаев, уже ставший фельдфебелем 1-й роты Белгорайского полка, получил тяжёлое ранение шрапнелью в область левого бедра. О том, насколько оно было серьёзным, говорит тот факт, что на излечении Василий Иванович находился до марта 1917 года.
Разумеется, кое-какие навыки верховой езды у него были. Но именно что кое-какие. К тому же то самое ранение мало способствовало скачке галопом или даже рысью. Спокойным шагом — ещё куда ни шло, да и то недолго. Впрочем, было одно исключение, о котором поведали знаменитый советский лётчик, штурман Валерий Чкалов и генерал-лейтенант авиации Александр Беляков, начинавший свою военную карьеру как раз в 25-й стрелковой дивизии Чапаева: «“Вон, вон он! Впереди, на иноходце, видишь?” Я видел, что Чапаев, скачущий быстрее всех, буквально врос в коня. Таким он и остался навсегда в моей памяти — бесстрашно летящим навстречу врагу».
Ключевое слово — иноходец. То есть конь, который в скачке переставляет ноги не по диагонали, а односторонне — сначала правую заднюю и правую переднюю, а потом левую заднюю и левую переднюю. Этот аллюр называется иноходью, он очень плавный и равномерный, никакой тряски всадник при нём не ощущает. Чапаеву с его ранением годились только такие кони.
Но и это было вынужденной мерой. Даже плавному аллюру иноходца Василий Иванович предпочитал автомобили. Чапаев чуть ли не первым из красных командиров пересел на машину. Сохранилось его письмо, датированное октябрём 1918 года и адресованное командующему 4-й армией РККА Тихону Хвесину: «Товарищ Хвесин! Вы приказ мне даёте и требуете его выполнить, но пешком по всему фронту я ходить не могу, верхом мне ездить невозможно. У меня вышиблена рука и порваны жилы, управлять лошадью не могу. Прошу выслать мне для дивизии и для дела революции один мотоциклет с коляской, 2 легковых автомобиля и 4 грузовика. За невысылку таковых я обязан сложить с себя обязанности». За такие коленца Хвесин собирался предать Чапаева суду Революционного трибунала, но Реввоенсовет эту идею не поддержал.
Живым коням предпочитал железных
Привередлив был Василий Иванович и в выборе автомобилей. Первоначально он ездил на «американце» фирмы Стивер. Тот был ярко-красного «революционного» цвета, но этим все преимущества исчерпывались — машина была маломощной. При очередном разгроме колчаковских соединений Чапаеву достался «Паккард» — автомобиль мощный, но предназначенный для городских условий. В конце концов начдив остановил выбор на машине «Форд-Т», пусть и не очень скоростной, выдававшей всего 50 км/ч, но удивительно выносливой и практически «неубиваемой» — для степного бездорожья то, что надо.
Именно этим автомобилем управлял один из шофёров Чапаева, его тёзка Василий Козлов. Прежнего водителя, Николая Иванова, у начдива фактически похитили — отозвали в Москву и назначили личным шофёром сестры Ленина Анны Елизаровой-Ульяновой. Впрочем, Козлов тоже был асом с солидным по тем временам трёхлетним опытом вождения. И не только вождения — в полевых условиях шофёру не приходилось надеяться на помощь авторемонтных мастерских. Всё приходилось делать самостоятельно. Вот как вспоминал об этом сам Козлов: «Скажу прямо — это было горе, а не машины. Водителям приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы хоть как-нибудь залатать и пустить в ход эти потрёпанные автомобили... У нашего „фордика“ особенно плохо было с запальными свечами — ни одной запасной! Нередко приходилось перебирать их, промывать, переставлять с места на место. Двигатель-то работал на суррогате — лигроине, бензоле, керосине...»
Однако Чапаев вошёл в положение своего шофёра и сумел добыть дефицитные свечи. Причём сделал это лично, прекрасно понимая, что только так он может обеспечить себе мобильность в управлении дивизией. Козлов так и прозвал эти свечи, ни разу не давшие осечки, «чапаевскими», а одну из них хранил почти всю жизнь и передал дому-музею Чапаева в городе Пугачёвск Саратовской области как единственное, что уцелело от автомобилей Чапаева...
А были ли танки?
Между прочим, первоначально Васильевы хотели сделать немного другой финал кино, куда входила «месть за Чапаева» — танковая атака красных на Лбищенск и марш по освобождённому городу. Что, кстати, больше соответствовало исторической правде — в Чапаевской дивизии были пусть не танки, но целый сводный бронеотряд, флагманом которого считался броневик «Гарфорд-Путилов», вооружённый пушкой и тремя пулемётами, весом в 11 тонн и экипажем из 8 человек.
Не сделали, и слава богу. Потому что иногда правда искусства бывает выше правды жизни. И фильм «Чапаев» — это как раз тот самый случай. Пусть летящий на коне красный начдив из кино не соответствует своему реальному прототипу, который никогда не мыслил категориями «впереди на лихом коне». Зато именно тот, киношный Чапаев, судя по рассказам фронтовиков, во время Великой Отечественной войны служил своего рода тестом. Перед вызывающим подозрения — а не внедрённый ли это немцами шпион — вываливали чугунок картошки и задавали вопрос: «Отряд следует походным порядком. Где должен быть командир?» Любой ответ, отличающийся от внедрённой Сергеем и Георгием Васильевыми формулы «Впереди, на лихом коне», гарантированно выявлял несоветского человека.