430 лет назад, 2 февраля 1589 г. состоялось наречение первого патриарха Московского и Всея Руси. Им стал митрополит Ростовский Иов. Несколькими днями позже состоялось поставление Иова — его возвели в сан патриарха. Чем благополучно завершился процесс учреждения патриаршества на Руси.
Вообще-то патриарха, согласно обычаю, полагается избирать. И потому формально имели место вроде как настоящие выборы — патриархом должен был стать тот, «кого Господь Бог и Пречистая Богородица, и великие чудотворцы московские изберут».
На деле же те достопамятные выборы заложили перспективную отечественную традицию. Всё было заранее решено в кулуарах на высшем уровне, согласовано и утверждено. Импровизации не допускалось. Кандидаты, созванные в Кремль для массовки и представительских целей, отлично знали, кто именно займёт патриарший престол.
Более того — решили обойтись без помощи «великих чудотворцев московских», и, судя по всему, даже без особой помощи «Господа Бога и Пречистой Богородицы». Все участники процесса согласились, что нынешняя власть земная и в небесных вопросах разбирается лучше: «Положились на волю благочестивого государя царя и великого князя, как о том благочестивый государь, царь и великий князь Феодор Иоаннович произволит».
Царь и великий князь, разумеется, «произволил» именно того кандидата, которого сам же заранее на заветное место и утвердил. Причём произошло это не в главном храме государства — Успенском соборе Московского Кремля, как можно было бы предположить, и как полагалось. Нет, наречение патриарха было произведено в царском дворце. Более наглядной демонстрации того, что решение это — чисто политическое, придумать просто невозможно.
А демонстрация требовалась. И своей стране, и всему остальному православному миру, необходимо было показать, что именно русский царь является настоящим хозяином положения.
Политический расклад был явно в пользу московских государей. По большому счёту, Русское царство на тот момент было единственным независимым православным государством мира. Могучие некогда Болгария и Сербия давно уже находились под властью мусульман. Византия окончательно пала чуть позже, но зато с оглушительным треском. «Первейший по достоинству» Вселенский патриарх сохранил после падения Константинополя разве что титул. Да и тем при желании можно было жонглировать, как угодно – отнять силой, например, или перекупить. Либо пустить носителя титула по миру с протянутой рукой.
Примерно это и происходило в Константинополе за несколько лет до учреждения патриаршества на Руси. Патриарха Иеремию II турки прогнали и поставили на его место Пахомия. Потом прогнали и Пахомия, потому что его конкурент, Феолипт, предложил за Патриаршую кафедру очень даже неплохую сумму. Правда, Феолипт был феерически жаден и насквозь коррумпирован, так что, в конце концов, сместили и его, снова вернув в Константинополь Иеремию II. Высокие, высокие отношения…
Вернувшись, Его Божественное Всесвятейшество обнаружил, что дела его откровенно паршивы. Казна разворована. Церкви разрушены. Патриаршая резиденция отобрана мусульманами за долги. Кафедральный собор Божьей Матери Всеблаженной отобран за долги же. И даже превращён в мечеть. Словом, вот тебе сандалии, вот тебе посох, а вот и нищенская сума – давай, крутись, как знаешь.
Вариантов, повторим, не было. Единственным независимым государством, где могли оказать помощь православному патриарху, было Русское царство.
Дорожка была уже натоптана другим патриархом с нищенской сумой — в 1586 г. Иоаким Антиохийский лично ходил собирать милостыню на Русь. В общем и целом это ему удалось. Какой ценой — это уже другой вопрос.
Как и любому нищему, Иоакиму пришлось расплатиться за подаяние унижением. Оформлено это было в стиле лобовой атаки, чтобы ни у кого никаких сомнений и возникнуть не могло. Вот патриарх влиятельной Церкви является в Кремль. Царь его принимает как полагается — с почётом и уважением. Зато глава русского духовенства, будучи всего-навсего митрополитом, под благословение вышестоящего иерарха не приходит. И вообще не приходит. Даже поприветствовать патриарха. Вместо этого Иоакима приводят в Успенский собор, где русский митрополит служит обедню в силе, славе и сиянии золота. Патриарх переступает порог собора. Митрополит благословляет его первым. Отворачивается и продолжает службу. И даже не приглашает патриарха в алтарь. Робкие попытки возмущения величественно игнорирует.
Это было неслыханным унижением. Всё равно, что заставить генерала козырять какому-нибудь майоришке, сделав вид, что так и надо.
Значение политической пощёчины было прочитано верно. Вот есть православное царство. Вот есть православный царь. Патриарх пришёл в это царство просить милостыню. А церковь сильнейшего православного царства возглавляется всего лишь митрополитом. Это непорядок.
Денег Иоакиму, конечно, дали. Богато отсыпали и даров. А также намекнули, что не худо было бы по возвращении поднять вопрос об учреждении на Руси патриаршества.
Вопрос был поднят. Но завис. До той самой поры, пока эстафетная палочка в виде нищенской сумы не перешла к Вселенскому патриарху.
Знал ли он, собираясь в Русское царство, что вопрос об учреждении патриаршества поднимут? Конечно, знал. В конце концов, единственный на тот момент независимый православный государь, русский царь Фёдор Иоаннович прямым текстом заявлял: «Восточные патриархи и прочие святители только имя святителей носят, власти же едва ли не всякой лишены; наша же страна, благодатию Божиею, во многорасширение приходит, и потому я хочу, если Богу угодно и писания божественныя не запрещают, устроить в Москве превысочайший престол патриаршеский».
Слова «Я хочу» поставлены в начале. Всякое «Если Богу угодно» — уже потом, как нечто, само собой разумеющееся. Условия игры были именно таковы. Воля «святителей восточных» должна была склониться перед волей русского царя. Дальнейшее было уже делом техники. Иеремия приехал в Москву, и уже через полгода возвёл на патриарший престол первого русского патриарха, признав его равным.