265 лет назад, 30 июля 1754 г., у богатого курского купца Исидора Машнина родился сын. Мальчика назвали Прохором — вполне подходящее имя для продолжателя купеческой династии. Но династии не получилось. Имя тоже было отвергнуто, как и всё прочее мирское. Прохор стал Серафимом. А вместо фамилии за ним закрепилось прозвище, прославившее мало кому до той поры известную мордовскую речку Саровка.
Словом, Прохор Машнин исчез навсегда. Вместо него — тоже навсегда — появился один из самых узнаваемых и самых «народных» русских святых: Преподобный Серафим Саровский.
По степени уважения он давно и прочно опережает многих и многих святых, прославленных в РПЦ. В этом плане единственным конкурентом Серафима Саровского можно назвать, пожалуй, только Сергия Радонежского. Кстати, некоторые православные сайты эту особенность давно для себя отметили. Нередко можно встретить там елейные материалы с заголовками вроде «Сергий и Серафим — молитвенники Святой Руси», в которых умильно отмечается: «Ах, как они похожи: святость, подвижничество, пустынножительство».
На самом деле трудно найти более разных святых. Объединяет их разве что фигура медведя: согласно преданию, и тот, и другой вели с этими животными длительные, чуть ли не проповеднические беседы. Во всём остальном эти двое — крайние противоположности.
Рассмотрим того же Сергия Радонежского. По большому счёту, история Руси последней четверти XIV столетия — это история Сергия. Он не просто близок к политике и верховной власти. Иногда он просто ей и является. В крайнем случае — действует от имени и по поручению князя или его местоблюстителя, взять хотя бы эпизод с закрытием церквей. Именно Сергий запрещает богослужение во всех храмах непокорного Нижегородского княжества. Именно эта мера ломает упрямство князей Суздальских и Нижегородских. Ну а про участие Сергия в подготовке Куликовской битвы у нас все знают чуть ли не с детского садика. Сергий же устраивает настоящую революцию в чисто церковных делах: по его настоянию введён общежительный монастырский устав. И с его же лёгкой руки началась монастырская колонизация Русского Севера, а это уже геополитика с большой буквы.
А что Серафим Саровский? Смотрите: он родился в 1754 г. Умер в 1833 г. Что произошло за эти неполные 79 лет?
Великие, блестящие свершения Екатерины II. В том числе и довольно обидные для РПЦ: императрица упразднила чуть ли не половину монастырей, а у оставшихся отняла право на владение землёй.
Восстание и война Емельяна Пугачёва. Отечественная война 1812 года. Восстание на Сенатской площади, всколыхнувшее всю Россию.
Принимал ли Серафим Саровский хоть какое-то участие в этих великих и грозных событиях? Пусть не личное, как Сергий в своё время, пусть просто словом. Как он вообще на это отреагировал?
Ответ в своём блестящем очерке «На аршин от земли» дал писатель Дмитрий Мережковский, восхищавшийся святым Серафимом: «На все эти события не отозвался он ничем; все они прошли мимо него, как тени летних облаков».
Короче говоря, такое впечатление, что Серафим Саровский жил в какой-то другой России. Альтернативной. Всё главное, всё, чем тогда жила страна, что сотрясало самые коренные устои и возводило новые, — всё промчалось мимо, всё это его не касалось. И он этого не касался. Полное равнодушие и безучастие.
Нельзя ручаться, но вполне возможно, что именно это равнодушие святого к жизни страны и было главным препятствием на пути его канонизации. Попытки стали предпринимать через полвека после его смерти, в 1883 г. Но Святейший правительствующий синод медлил и вилял. Обер-прокурор Синода Константин Победоносцев вообще был принципиальным противником канонизации Серафима Саровского. Его логику можно понять: народу не нужен святой, равнодушный к России. Какой пример он подаёт? Чему может научить? Самоустраняться от жизни страны?
Народ, впрочем, думал иначе, и стихийное почитание Серафима Саровского, возникнув ещё при его жизни, через полвека обрело массовый характер. Людям было наплевать на то, что там думает Синод и тем более какой-то обер-прокурор. На поклон к «батюшке Серафиму» шли даже не тысячами, а десятками и сотнями тысяч.
Сравнительно недавно многие смеялись над Владиславом Сурковым, который ввёл в обиход странный термин «глубинный народ». И зря смеялись. Вот его формула: «Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание того, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать».
«Не к тем, кто может что-то сделать», — золотые слова. С выгодой для себя разыгрывать карту «глубинного народа» могут только политики высочайшего класса.
Николай II попытался. Именно последний русский император лично настоял на канонизации Серафима Саровского, которого «глубинный народ» уже давно признал своим святым.
В общем, ход был правильный. Во-первых, чёткое следование базовому постулату любого политика: «Не можешь побороть — возглавь». Во-вторых, курс на сближение императора с народом — на фоне постоянного революционного брожения масс это было, что называется, в яблочко.
Однако выводы из канонизации Серафима Саровского и сопутствующих ей торжеств император сделал не те. Вот что писал генерал Александр Мосолов, начальник канцелярии Министерства императорского двора, по поводу путешествия Николая II в Саров на прославление Серафима, куда съехалось более 150 тысяч паломников: «Царь был убеждён, что народ его искренне любит и что вся крамола — наносное явление, следствие пропаганды властолюбивой интеллигенции. Именно после Сарова все чаще в нередких разговорах слышалось из уст Государя слово „царь“ и непосредственно за ним — „народ“. Взгляд на подданных как на подрастающих юношей все больше укоренялся в Его Величестве».
Эта уверенность слишком дорого обошлась впоследствии Николаю II и его семье.