90 лет назад, 26 декабря 1933 года, во французском курортном городе Ментона, что на Лазурном берегу, по пути в Испанию скончался русский писатель, поэт, философ и драматург. На первый взгляд, и декорации этой смерти, и характеристика новопреставленного говорят о том, что это, скорее всего, был какой-то эмигрант. Однако всё обстояло ровным счётом наоборот. Так ушёл из жизни первый народный комиссар просвещения Советской России Анатолий Луначарский.
Фигура Луначарского вообще противоречивая, если не парадоксальная. Большинство специалистов, занимающихся его наследием, сходятся во мнении, что при всём его блестящем таланте публициста и оратора Луначарский был совершенно бездарным драматургом и, что ещё хуже, абсолютно никудышным администратором. И те же самые специалисты утверждают, что его двенадцатилетнее пребывание на посту народного комиссара просвещения — одна из наиболее ярких страниц в истории отечественной культуры. Время, когда был создан впечатляющий задел для того, чтобы советская система образования стала одной из лучших в мире, когда была, по сути, создана новая детская литература и когда стараниями лично Луначарского удалось сохранить культурное наследие прошлого... Вот несколько эпизодов — возможно, они помогут прояснить, что же это был за человек, которого вслед за Лоренцо Медичи и Саввой Мамонтовым современники называли «Анатолием Великолепным».
«Театры — в гроб»?
«Товарищ Луначарский приехал. Наконец! Запрягите его, Христа ради, изо всех сил на работу по профессиональному образованию, по единой трудовой школе и пр. Не позволяйте заниматься театром!!!» Это письмо, полное отчаяния, было подписано кратко, но ёмко — «Ленин». Владимир Ильич и впрямь сильно переживал, что Луначарский непозволительно много времени уделяет театру. Впрочем, сам Анатолий Васильевич так не считал и, пользуясь тем, что знает Ленина давно и вроде как поддерживает с ним дружеские отношения, продолжал гнуть свою линию. Между тем, тучи сгущались, и на очередное ходатайство Луначарского о помощи театру — на этот раз МХАТу — Ленин ответил совсем не по-дружески: «Принять никак не могу, так как болен. Все театры советую положить в гроб. Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте».
Луначарского не проняло даже это. И вот тогда в ход была пущена тяжёлая артиллерия. На стол Ленина легла докладная записка секретаря ЦК Николая Крестинского, где указывалось, что по смете Наркомпроса за 1921 год театрам из госбюджета выделялось 29 млрд рублей, а высшим учебным заведениям — 17 млрд рублей. Ленина это привело в ярость. Соответствующие цифры он подчеркнул, а на полях написал: «Безобразие!!!» А поскольку слово с делом у вождя мирового пролетариата не расходилось, он решает это безобразие ликвидировать. И начинает с Большого театра — согласно мнению Ленина, его надлежало распустить, что дало бы серьёзную экономию: «Освободившиеся 395 миллионов ассигновать на нужды народного образования — на содержание учащих и учащихся 1-й ступени, на ликвидацию безграмотности и на библиотеки».
И вот тут Луначарский, поняв, что доигрался, едва ли не впервые проявил некоторые административные способности. Он подготовил письмо Ленину, где ни словом не упомянул о высоких материях, а упирал исключительно на экономику и на международный резонанс: «Допустим теперь, что мы закроем Большой театр. Что же из этого получится? На охрану и поддержку здания мы будем расходовать всё те же средства, которые сейчас приплачивает государство. Вы своей мерой ни одного рубля Наркомпросу не дадите, если только не хотите, чтобы вся эта демагогия раскрала у Вас имущество театра или обвалился сам Большой театр в виде европейской демонстрации нашей некультурности... Уверен в том, что Вы, Владимир Ильич, не рассердитесь на моё письмо, а наоборот, исправите сделанный промах».
Самое интересное, что эта аргументация Ленина вполне убедила, и Большой театр удалось спасти.
«Где литвуз?»
В 1929 году дебатировался вопрос о необходимости создания Литературного института. Теоретически Луначарский был очень даже за — идея «производства» писателей и критиков в высшем учебном заведении казалась ему перспективной. Более того, он её даже развил, указав, что Литинститут поможет преодолеть кадровый голод и по части редактуры — как в литературе, так и в журналистике. Но реально для поддержки этого начинания нарком просвещения не делал ничего. Он не выступил с соответствующими заявлениями ни на заседании Совнаркома, ни даже в прессе — вместо него статьёй «Нам нужны специалисты! В защиту литературного вуза» вопрос поднял поэт Илья Сельвинский. Это было в апреле 1929 года. Но даже появление статьи не помогло — Луначарский, похоже, об этом деле попросту забыл.
Напомнили ему весьма оригинальным образом. Да так, что дело было взято под контроль более ответственными товарищами. Во время демонстрации трудящихся 1 мая 1929 года все советские вожди, как и полагается, приветствовали народ с трибуны Мавзолея Ленина. И в какой-то момент начальник политуправления РККА Ян Гамарник дёрнул Луначарского за рукав: «Анатолий Васильевич, тот транспарант — вам не кажется, что он про вас?» Действительно — два человека несли внушительное красное полотнище, с которого аршинные буквы буквально кричали: «Ждёт рабочих поэтов Советский Союз. Анатолий Васильевич, где же Литвуз?» Уже в июне 1929 года в МГУ был создан литературный факультет, который потом вырос в Литинститут имени Горького.
Свастике — нет!
А вот этот случай характеризует Луначарского как человека весьма и весьма проницательного. 11 ноября 1922 года в газете «Известия» появилась его небольшая заметка, озаглавленная «Предупреждение»: «На многих украшениях и плакатах в дни последнего празднества, как и вообще на разного рода изданиях и т. д., по недоразумению беспрестанно употребляется орнамент, называющий свастикой. Так как свастика в последнее время приобретает характер символического знака всего фашистского, реакционного движения, то предупреждаю, что художники ни в коем случае не должны пользоваться этим орнаментом, производящим глубоко отрицательное впечатление».
Со свастикой совершенно справедливо ассоциируется всё самое отвратительное, что только есть в истории XX столетия. Но произошло это уже после смерти Луначарского. А в ноябре 1922 года мало кто мог подумать, что всё выйдет именно так. Дело в том, что свой первый съезд нацисты во главе с Гитлером провели только в январе следующего, 1923 года. Именно тогда в Мюнхене и была официально утверждена символика НСДАП. Получается, что свастика в нашей стране была запрещена ещё до того, как стала символом нацизма.