65 лет назад, 30 марта 1955 г., Совет министров СССР вынес решение о передаче правительству Германской Демократической Республики полотен Дрезденской картинной галереи, которую ещё называют «Галереей старых мастеров».
Если кому-то придёт в голову внести в календарь особенный праздник под названием, например, «День русского благородства» или «День русского милосердия», то лучшей даты, пожалуй, не найти. Собрание картин старых мастеров, начало которому курфюрсты Саксонии положили ещё в XVI столетии, было взято как трофей Красной армией в мае 1945 года. И, согласно всем законам и обычаям войны, запросто могло оставаться в полном распоряжении победителя. Никто и никогда за всю историю Европы не совершал подобного шага, такое и в голову не могло прийти.
Вернее, приходило, конечно, но только потерпевшей стороне. Скажем, греки уже почти двести лет не могут добиться от Великобритании возврата в Афинский акрополь статуй и фризов работы великих мастеров Античности, которые вывез в Англию лорд Томас Элгин ещё в начале XIX века. То же самое можно сказать и о сокровищах Египта, увезённых в Европу наполеоновской армией, и о Пергамском алтаре, вывезенном в Германию.
Но о Дрезденской галерее, где хранились такие шедевры, как «Сикстинская Мадонна» Рафаэля, «Автопортрет с Саскией» Рембрандта, а также работы Рубенса, Веласкеса, Тициана, Дюрера, такого сказать уже не получится. Её вернули. Причём добровольно. В 1955 году на планете Земля вообще не было такой силы, которая могла бы заставить нашу страну сделать что-либо против своей воли. А уж немецкая сторона и вовсе сидела тихо, отлично понимая, что предъявлять Советскому Союзу какие-то требования — занятие бессмысленное и даже опасное. Можно только констатировать и без того очевидные истины. Чем, например, занялась западноберлинская газета Der Tagesspiegel, основанная в американском секторе оккупации в 1945 году: «Эти вещи взяты в порядке возмещения за разрушенные русские музеи Ленинграда, Новгорода и Киева. Разумеется, русские никогда не отдадут своей добычи».
Повторим: по законам и обычаям сложившаяся ситуация была справедливой. Более того, до поры так считали и в СССР. Ещё в 1942 году была основана Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. При ней работало Бюро экспертизы, в котором состоял художник и искусствовед Игорь Грабарь. Его мнение о том, чем нацистская Германия может хоть как-то компенсировать чудовищный урон, нанесённый советским музеям и памятникам культуры, было жёстким и недвусмысленным: «Самым простым было бы, если бы можно было взамен такого памятника, как Спас-Нередица, взять да и привезти какой-то Реймский собор. Это немыслимо, поэтому придется компенсировать при помощи каких-то „Сикстинских Мадонн“. И как только встанете на эту почву, так встретитесь с необычайно трудным вопросом о расценке. Если мы за Нередицу потребуем 10 „Сикстинских Мадонн“, то они должны быть расценены».
Забавно, что в качестве некоей абсолютной меры художественной ценности Игорь Эммануилович рассматривал именно «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля. Между прочим, тогда на дворе стоял 1943 год и о том, какая судьба ждёт этот шедевр, можно было только гадать.
А судьбу «Сикстинской Мадонны» и других произведений искусства в течение этого времени решали три силы. Первая — тогдашние хозяева. Власти нацистской Германии. Вот как об этом писала в своих воспоминаниях археолог-античник, сотрудница Государственных художественных собраний Дрездена Рагна Энкинг: «Рыцарские залы и часовни, туннели железных дорог и шахты заполнялись ящиками, но картины ставились свободно, чтобы они не заплесневели. Встраивали печи, вешали гигрометры, ведь ни одна картина не вынесет сильных перепадов температуры и влаги». Речь здесь идёт о том, что как раз в 1943 году нацисты, почуяв неладное, начали быстро прятать свои сокровища. И прятали со всей немецкой осторожностью, не забыв даже создать шедеврам старых мастеров полагающийся микроклимат. Единственное, о чём умолчала госпожа Энкинг, это о том, что «туннели железных дорог и шахты» были оборудованы системой самоуничтожения. Попросту говоря, заминированы, чтобы при подходе противника действовать по принципу «так не доставайся же ты никому».
Вторая сила — англо-американские союзники. Как ни странно, они исповедовали те же ценности и действовали точно так же, как и нацисты. Только по-своему. 11 февраля 1945 года окончила работу Ялтинская конференция, в ходе которой были определены зоны оккупации. Саксония и Дрезден отходили Советскому Союзу. До этого момента жилые районы Дрездена бомбардировке союзников не подвергались. Удары наносились по сортировочным станциям железных дорог. Зато спустя пару дней после конференции по потерянному для союзников Дрездену был нанесён удар чудовищной силы, фактически уничтоживший город. И, разумеется, музеи. Между прочим, вопрос о том, относить ли бомбардировку Дрездена к военным преступлениям, по-прежнему актуален, и однозначный ответ на него дать нельзя.
Бомбовый удар, разрушивший инфраструктуру Дрездена, косвенно запустил процесс гибели спрятанных произведений искусства. Электроэнергия в тайники поступать перестала, и все печи, все установки микроклимата прекратили работу. Картины начали плесневеть.
И вот тут вступает в дело третья сила. Советские войска. Конкретно — лейтенант Леонид Рабинович, художник по профессии. Именно ему принадлежит инициатива о поиске и спасении сокровищ Дрезденской галереи. Именно он установил, что тайники заминированы, и настоял на том, чтобы к трофейным отрядам прикомандировали сапёров. Именно он нашёл и «Сикстинскую Мадонну», и «Автопортрет с Саскией», и шедевр Тициана «Динарий кесаря» — работу, которую почти невозможно было спасти. Она лежала в воде, в штольне шахты, и пропиталась влагой настолько, что от деревянной основы отошли все красочные слои и даже грунт. Кстати, художник Павел Корин потом с гордостью вспоминал, что при реставрации ни разу не брался за кисть или краску: он фрагмент за фрагментом возвращал на место отслоившиеся мазки Тициана.
Таковы были три силы, решавшие судьбу мировых шедевров. К сожалению, сейчас вступила в действие четвёртая: преднамеренное забвение. Пять лет назад в ГМИИ им. Пушкина на выставку привезли одну из переданных Дрездену в 1955 году картин: «Царство Флоры» Никола Пуссена. Тогда мне довелось побеседовать с президентом Пушкинского музея Ириной Антоновой. И она с горечью отметила: «Я часто бывала в Дрездене. И отлично помню несколько памятных досок, которые были установлены около здания галереи. Одна осталась с военных времён, это указатель „Мин нет“. А другая появилась позже. Там рассказывалось о том, что сокровища Дрезденской галереи были спасены Советской армией. Доска эта висела не на самом видном месте, но всё же она была. И мне стало очень обидно, когда в свой последний приезд я не смогла найти этого памятного знака. Про мины осталось, а про спасение полотен — нет».