Фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», снятый по пьесе Михаила Булгакова, давно растащили на цитаты. Сравнивать степень их популярности — дело гиблое. Все мы знаем, что «ключница водку делала» или что «холоп — роль ругательная, попрошу её ко мне не применять». Но есть одна фраза Ивана Грозного, которая заставляет задуматься — могло ли такое быть в реальности? Вот она: «У меня вот тоже один такой был — крылья сделал. Я его на бочку с порохом посадил, пущай полетает!»
Кто из русских дерзнул полететь, «аки птица»?
В городе Александров Владимирской области, том самом, где во времена Ивана Грозного располагалась Александровская слобода, ставшая столицей опричнины, экскурсоводы обязательно расскажут «правдивую историю» о некоем «смерде Никитке, холопе боярского сына Лупатова». Дескать, в 1565 году этот самый холоп сконструировал и построил из дерева и кожи крылья и прыгнул с Распятской церкви-колокольни. Причём было это не просто так, а в присутствии самого царя, который поначалу не просто одобрил идею холопа, но и отпустил на его затею какое-то количество денег. Полёт прошёл удачно, без увечий и трупов. Однако царь по наущению попов вынес следующий приговор: «Человек не птица, крылья не имат... аще же приставит крылья деревянны, противу естества творит. То не Божье дело, а от нечистой силы. За сие дружество с нечистой силой отрубить ему, выдумщику, голову, тело окаянного пса смердящего бросить свиньям на съедение, а выдумку сию, аки диавольской помощью снаряженную, после Божественной Литургии огнем сжечь».
От частого повторения этот рассказ приобрёл статус исторической правды. По мотивам легенды о «Никитке-летуне» было даже написано несколько картин. И если художник Николай Вилков, чья работа «Крылья холопа» находится в музее-заповеднике «Александровская слобода», не очень известен, то этого нельзя сказать, например, о советском классике Александре Дейнеке. А ведь его полотно «Никитка — первый русский летун» хранится в Третьяковской галерее. Там же хранилась работа Ильи Глазунова «Русский Икар» до того, как её переместили в Картинную галерею Глазунова на Волхонке. Всё вместе выглядит очень убедительно.
Другое дело, что легенда эта, равно как и суровый приговор, восходит к рассказу малоизвестного писателя Евгения Опочинина «Бесовский летатель», опубликованному в 1909 году. Кстати, человека, знакомого с историей, формулировка «смерд Никитка, холоп боярского сына» должна сразу насторожить. Дело в том, что смерды были крестьянами, зависящими лично от царя. И обратить их в чьего-то холопа считалось серьёзным преступлением. Если бы Никитка и впрямь так назвал себя Ивану Васильевичу, то Грозный царь первым делом казнил бы боярского сына Лупатова — за невероятную наглость и кражу царёва имущества.
Потеха или всё-таки казнь?
Словом, всю эту историю можно бы смело считать выдумкой беллетриста, которую подхватили, растиражировали и превратили в «исторический факт». Но есть один момент. В том же 1909 году журнал «Природа и люди» публикует статью этнографа Дмитрия Зеленина, где вполне респектабельный учёный утверждает: «На первый полёт у Распятской колокольни Успенского монастыря собралась большая толпа. Ходит легенда, что во двор вышел даже сам Иван Грозный. Высота колокольни — 56 метров. Никита забрался на самый верх и спрыгнул. Вопреки ожиданиям, он не упал камнем, а пролетел более сотни метров и, вылетев за стену, приземлился на противоположном берегу реки Серой».
Подозревать видного этнографа, члена Русского географического общества, активно принимавшего участие в работе учётных архивных комиссий, в сознательной мистификации как-то неловко. Тем более что некоторые сведения о полётах человека на рукотворных крыльях присутствуют в древнерусском литературном памятнике «Моление Даниила Заточника». Правда, там об этом говорится как о рискованных цирковых представлениях скоморохов: «Иные, пав на скакуна, летают по ристалищу, отчаявшись живота, иные летают с церкви или с высоких палат, паволочитые (шёлковые) крылы имея, иные нагими бросаются в огонь, показывая тем самым твёрдость сердец своих...»
Так что вопрос — а был ли «Никитка-летун», — можно считать открытым. Вполне вероятно, что подобные представления и впрямь разыгрывались перед царём и народом, хотя достоверно судить об этом пока нельзя.
А вот о чём можно судить, так это о второй части фразы Ивана Васильевича из комедии Гайдая: «Я его на бочку с порохом посадил, пущай полетает!» Такая казнь действительно имела место. Правда, в тот раз лишился жизни не «летун», а реальный воевода по имени Никита Казаринов Голохвастов. В 1570 году на него пало подозрение в участии в заговоре против царя. Чтобы избежать наказания, Голохвастов постригся в монахи и даже принял схиму — ангельский чин. Однако Иван Грозный всё-таки вытащил его из монастыря. И проявил своё знаменитое чувство чёрного юмора, сказав, что раз уж он ангел, то пора и «на небеси». После чего его действительно посадили на бочку с порохом и взорвали. Имя Голохвастова внесено Иваном Грозным в «Синодик опальных» на вечное поминовение.