Современное отечественное кино о покорении космоса разнообразием не блещет — суровые генералы, готовые на жертвы, жесткие требования советского руководства, постоянный риск, угроза катастрофы, нависающая над жизнями космонавтов.
«В 1964 году полечу на Луну»
Не хватает разве что НКВД и расстрелянного покорителя космоса. И самое интересное, что расстрелянный космонавт в советской истории был. И Народный комиссариат внутренних дел имел отношение к случившемуся. Вот только в момент расстрела космонавт еще не был космонавтом — полет состоялся спустя два с небольшим десятилетия.
Это не какой-то безумный сценарий, а реальная биография Константина Петровича Феоктистова, 8-го советского покорителя орбиты и первого, который на момент полета был гражданским человеком. Как все начиналось, он сам описал в своих мемуарах: «Мне было лет десять, когда старший брат Борис притащил домой книгу Я. Перельмана “Межпланетные путешествия”. Многое в ней теперь выглядело бы наивным. Но читалась она с интересом, и мне в ней показалось понятным почти все: и схема двигателя, и схема ракеты. Все было изложено четко и доступно для мальчишки. И в результате на десятом году жизни я принял “твердое решение”: вырасту — займусь космическими кораблями. Уже тогда обнаружился некоторый избыток решительности. Я не сомневался, что так и будет».
В 4-м классе Костя Феоктистов заявил своему однокласснику: «В 1964 году полечу на Луну». Посмотрев советский фантастический фильм о полете на спутник Земли, он сделал расчет: «Закончить школу (шесть лет), пять лет на институт и еще лет пятнадцать — семнадцать на исследования, проектирование, постройку корабля и подготовку к полету».
«Немец вытянул руку и выстрелил мне в лицо»
Все его честолюбивые замыслы могла уничтожить война. Брат Борис, тот самый, который принес книгу, определившую судьбу Кости, в 1941 году пропал без вести в Вяземском «котле». А 15-летний Константин вместо эвакуации сбежал на фронт, где был принят в качестве разведчика в оперативную группу НКВД. Об этом эпизоде своей биографии он долгое время не распространялся, храня тайну, как положено разведчику.
Подросток проводил разведку в немецком тылу, притворяясь беспризорником — таких в военные годы было множество. Четыре вылазки Феоктистова прошли удачно, а пятая стала роковой. Все случилось 11 августа 1942 года, в родном для него Воронеже, в той части, что была оккупирована немцами.
«На этот раз с мальчишкой лет четырнадцати шли по улице, один за другим, на расстоянии метров сто. Я шел впереди. Выхожу на перекресток и вижу, что по поперечной улице с двух сторон подходят патрули, — вспоминал Феоктистов. — Пока они меня останавливали, мой напарник успел юркнуть в подворотню. Бежать не мог — пристрелят как миленького. Подошли. Один из них, высокий, с эсэсовскими молниями в петлицах, схватил меня за руку, что-то крича, и повел через арку во двор. Притащил к глубокой яме, поставил к ней спиной, достал пистолет (отчетливо запомнилось: почему-то не вальтер, не парабеллум, а наш — ТТ) и, продолжая орать, махал им перед моим носом. С эсэсовцами до того я еще не сталкивался. С обычными патрулями было проще: они почти приучили меня к мысли, что убивать мальчишку немцы просто так не станут. Внезапно в глазах немца что-то изменилось. Я не успел испугаться, увидел только мушку на стволе пистолета, когда немец вытянул руку и выстрелил мне в лицо».
Новая жизнь
Он упал на землю, потеряв сознание только на секунду. Несмотря на боль, сумел сориентироваться, замер и не произнося ни звука. Немцы решили, что он мертв, и ушли. А Костя забрался в мусорный контейнер и просидел там до темноты, периодически теряя сознание.
Ночью он сумел, несмотря на ранение, переправиться через реку и добраться до своих. В госпитале врачи констатировали — пуля прошла через подбородок и шею навылет. Говорить и пить еще долго было трудно, но это мелочи. Судьба сохранила ему жизнь.
Служба в разведке, да и вообще в армии для него была закончена. После госпиталя Константина отправили к матери, в узбекский Коканд. Природу ранения он близким не раскрывал: зачем зря нервировать?
В Коканде Феоктистов окончил среднюю школу, после чего отправился поступать в Московское высшее техническое училище (МВТУ) имени Баумана. В 1949 году он получил диплом по специальности «инженер-механик».
Упрямец и фанатик
В оборонном НИИ-4 новоиспеченный специалист стажировался у одного из пионеров советской ракетной техники Михаила Тихонравова. Феоктистов обращал на себя внимание своими талантом и энтузиазмом. Вскоре он оказался в знаменитом ОКБ-1, которым руководил Сергей Королев. Феоктистов снова рвался в бой, теперь уже в науке. Он был максимально вовлечен в первые проекты советской космонавтики, играя в них важнейшую роль.
Один из соратников Королева Борис Черток писал: «На всем протяжении работ по проектированию пилотируемых кораблей от “Востоков” до “Союзов” он проявил себя самым “быстрым разумом” из наших проектантов, с которыми мне приходилось работать. Удивительно было наблюдать, что Королев терпеливо выносил упрямство, а иногда излишнюю принципиальность, доходящую до фанатизма, проявленную Феоктистовым».
Терпеливость Королева, наверное, объяснялась тем, что его характер был схож с характером Феоктистова. Может, именно поэтому он активно поддержал мечту инженера самому отправиться на орбиту — Королеву, в силу возраста и здоровья, такой шанс представиться не мог. Идея полета экипажа из трех человек здесь и сейчас родилась у Никиты Хрущева. Борис Черток вспоминал, как Королев довел до них задачу: «Подошел к спускаемому аппарату Терешковой и через открытый люк стал молча внимательно разглядывать внутреннюю компоновку. Потом быстро повернулся ко мне и Феоктистову и сказал: “Вот вам задание. Вместо одного здесь надо разместить троих”».
Сконструировать невозможное
Настоящий многоместный корабль в тот момент был на стадии проектирования, а для того, чтобы опередить американцев, решили превратить одноместный «Восток» в трехместный «Восход». Главный вклад в эту «перестройку» вносил Феоктистов. Места в спускаемом аппарате не хватало катастрофически. Первым, от чего отказались, было катапультируемое кресло. Вместо него поставили три обычных, развернув на 90 градусов.
При этом дефицит времени был такой, что переделывать панели приборов оказалось некогда. А управлять вручную «Восходом», находясь в кресле, просто невозможно. Также при полете «Восхода-1» пришлось отказаться от скафандров, поскольку трое космонавтов не могли в них разместиться в кабине.
После отказа от катапульты на «Восходе» установили систему мягкой посадки, которая срабатывала перед касанием поверхности. Смягчал удар импульс блока твердотопливных двигателей.
Система жизнеобеспечения оставалось той же, что и в полетах «Востоков». Это означало, что времени на полет гораздо меньше, поскольку кислород расходовали сразу три космонавта. Решено было, что первый полет продлится не более суток (максимальный ресурс корабля составлял двое суток).
«Полет на “Восходе” в известной степени был отдыхом»
До того момента на орбиту летали только военные, и генерал Николай Каманин, курировавший отряд космонавтов, менять традицию не хотел. К тому же в кандидатуре Феоктистова его смущали возраст (38 лет) и состояние здоровья. Судя по дневникам Каманина, Королев буквально продавил кандидатуру своего инженера.
Третий в экипаже, врач Борис Егоров, Каманину тоже не нравился: «Егоров — мальчишка, к тому же у него слабое зрение и он плохо переносит невесомость… К сожалению, это не первое моё серьезное расхождение во мнениях с Королевым. Мне не хотелось с ним ссориться, но в данном вопросе уступать было нельзя».
И все-таки позиция Королева оказалась весомее — основной экипаж «Восхода-1» был утвержден в составе Комарова, Феоктистова и Егорова.
12 октября 1964 года «Восход-1» с тремя космонавтами стартовал с Байконура. Феоктистов в своей книге о полете писал очень спокойно: «Хотя для меня как проектанта “Восход”, который являлся лишь модификацией “Востока”, был уже прошедшим этапом, и голова моя тогда больше была занята “Союзом”. Полет на “Восходе” в известной степени был отдыхом от работ по “Союзу”. Хотя главным, конечно, было желание почувствовать самому, что это такое — полет, невесомость, как там себя чувствуешь, как работать».
И сам Феоктистов, и Комаров, конечно, отлично понимали, насколько рискованную миссию выполняют. Однако оба после суток полета запросили продление еще на 24 часа. Но получили отказ.
Второй раз на орбиту не пустили врачи
Полет «Восхода-1» продлился 1 сутки 17 минут 3 секунды. Когда поисковая группа доложила, что экипаж жив и здоров, Королев сказал: «Неужели все кончено, и экипаж вернулся из космоса без царапин? Никогда бы никому не поверил, что из “Востока” можно сделать “Восход” и трем космонавтам слетать на нем в космос».
Пока экипаж был на орбите, в Москве сместили Никиту Хрущева. Официальная встреча космонавтов в столице была отложена и состоялась лишь 19 октября. Отчитывались члены экипажа «Восхода-1» уже перед новыми руководителями во главе с Леонидом Брежневым.
Константин Феоктистов стал Героем Советского Союза, первым советским гражданским космонавтом, а еще — первым беспартийным гражданином СССР на орбите.
И еще казус — на момент полета он не был членом отряда космонавтов, в него Феоктистова включили лишь в 1968 году. Пробыв в его составе до 1987 года, он так больше и не полетел. Хотя в 1980 году он был как никогда близок к новому полету — его опыт инженера необходим был для ремонта на борту станции «Салют-6». Однако за месяц до старта из экипажа «Союза Т-3» его вывели медики. На орбиту вместе Леонидом Кизимом и Олегом Макаровым отправился Геннадий Стрекалов.
Самый суровый критик
Феоктистов после своего полета «звездной болезнью» не страдал, вернувшись к своим обязанностям инженера-конструктора. Он был ведущим разработчиком «Союзов», «Прогрессов», космических станций «Салют» и «Мир».
Удивительно, но при этом сам Феоктистов довольно критически оценивал достижения пилотируемой космонавтики, полагая, что большинство задач, возложенных на такие полеты, могли бы решить и автоматы. В книге «Траектория жизни» он писал: «Жизнь прошла, но проблема орбитальных станций в целом так и осталась нерешенной. По существу это вопрос о жизни самого человека в новом мире, в который он проник, но не знает зачем и не видит, не понимает, что может непосредственно он в этом мире сделать, не оставаясь на уровне “дворника“ или “сантехника”».
В 1990 году Феоктистов ушел с должности заместителя генерального конструктора НПО «Энергия». Присущая ему с юношеских лет принципиальность приводила к конфликтам, которые в итоге и завершили его карьеру конструктора.
«Мир», который сегодня называют его главным детищем, Феоктистов называл неудачей, поскольку не смог полностью реализовать задуманное: «И аппаратура, и оборудование, как правило, были ненадежными и неэффективными… Время работы конкретного прибора, телескопа, экспериментальной аппаратуры, соотнесенное со временем полета, оказалось ничтожным. И функции членов экипажа на исследовательской станции сводились к функциям техников-диспетчеров или ремонтников. Станция была сделана неправильно».
А уж критика в отношении многоразовой системы «Энергия» — «Буран» со стороны Феоктистова и вовсе была уничижительной.
Луна помнит
Впрочем, полностью отказываться от пилотируемого космоса он не предлагал. Просто считал, что нужно искать новые смыслы и задачи для полетов.
В личной жизни максимализм Феоктистова тоже сказались по полной — он был не раз женат, у него родились трое сыновей и одна дочь. Младший из сыновей родился, когда Феоктистову было 56 лет. Сыновья стали инженерами, дочь — архитектором.
Герой Советского Союза ушел из жизни в ноябре 2009 года, 45 лет спустя после своего космического путешествия. А память о нем хранит не только Земля, но и Луна, на обратной стороне которой есть кратер Феоктистова.