Последнее японское предупреждение. Россия могла бы выиграть войну 1905 года?

13 апреля 1904 года броненосец «Петропавловск» подорвался на японской мине и затонул. Потеря корабля и гибель находившегося на нём Степана Макарова стали трагедией для русского флота. © / Рисунок из коллекции Имперских военных музеев (Великобритания). / Public Domain

120 лет назад, утром 13 апреля 1904 года, на борту броненосца «Петропавловск» в гавани Порт-Артура адмирал Степан Макаров писал своему сыну письмо...

   
   

«Вадим, тут идёт жестокая война, очень опасная для Родины. Нет, не временный перевес неприятеля тревожит меня. Русский флот творил и не такие чудеса. Но я чувствую, что нам — и мне в том числе — словно бы мешают... Душа моя в смятении, чего я никогда не испытывал...»

Через несколько часов «Петропавловск» подорвётся на японской мине и затонет, унеся с собой адмирала Макарова, которому было 55 лет и которого называли «последней легендой Российского Императорского флота».

«Отродье хамское»

Он родился в семье прапорщика арестантской роты № 11 «Иосифа Фёдорова Макарова и законной жены Елисаветы Андреевой». Степану сильно повезло, что его отец был произведён в прапорщики за несколько месяцев до его рождения. Иначе не было бы у нас никакой легенды под названием «Адмирал Макаров». Был бы в лучшем случае флагманский штурман. Должность вроде немалая — начальник всех штурманов. На деле же флагманский штурман получал довольно скромный чин полковника и выше прыгнуть уже не мог. К тому же отец Макарова состоял в береговой службе, которая среди «настоящих моряков» считалась откровенно второсортной.

В 1858 году Степан поступил в Морское училище портов Восточного океана, приравненное к штурманскому. Такие училища выпускали не мичманов, как Морской кадетский корпус, а прапорщиков корпуса штурманов флота. Вроде как «тоже офицеров», но... «Настоящие флот­ские» штурманов презирали — те были на кораблях почти изгоями. «Штурманы — отродье хамское, но дело своё, для России нужное, зело разумеют. А посему в кают-компанию их пущать и чарку давать. Во время баталии же на верхнюю палубу не пущать, ибо они своим гнусным видом всю баталию расстраивают». Этот «Указ Петра I», периодически всплывающий в материалах об истории флота, — фейк. Придумали его в те годы как раз для травли штурманов...

И всё же Макарову удалось сломать систему. «На святки я задал себе сделать многое. Я обещался окончить читать все данные мне из библиотеки книги, тетрадку словесности, окончить перевод и повторить пройденное из различных предметов... Думаю каждый вечер сидеть и заниматься» — это записи из дневника Макарова времён училища. Такое рвение было замечено — очередное практическое плавание в ­1864-м Макаров провёл на флагманском корвете «Богатырь», которым командовал адмирал Андрей Попов. Большая честь. Но Макаров отчасти недоволен: «Пробуду я на корвете год, всё, что знал, позабуду, а нового выучу мало». Однако адмирал выделял Макарова из прочих практикантов и по части приобретения знаний шёл ему навстречу: «С сегодняшнего числа мне начали по моей просьбе задавать уроки по астрономии и всеобщей истории...»

Мотивация у юноши высочайшая. Но что со всех полученных знаний толку, если выше головы не прыгнешь? Сам он пробить обозначенный ему судьбою потолок не мог. Потребовалось вмешательство того самого адмирала Попова, который подал прошение на имя императора. И в 1865 году по ходатайству брата царя, главы Морского министерства, генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, выпускнику Макарову было присвоено звание гардемарина флота. С зачислением в воспитанники Морского кадетского корпуса.

   
   

«Неправильного» происхождения

Впрочем, до первого «настоящего» офицерского чина мичмана оставалось ещё два года... Карьера очень медленная. Другие офицеры по карьерной лестнице взлетали. Макаров — карабкался. Его исключительные таланты в теории и практике морского дела, в кораблестроении и океано­графии, в искусстве управления судном и технике военного флота не то чтобы совсем не принимали всерьёз, нет — у него регулярно выходили научные статьи, а его нововведения по части использования, например, минных катеров, внедрялись. Нельзя не вспомнить и успехи Макарова в сфере радиофикации флота — именно он первым оценил изобретение Александра Попова. А первая в мире радиограмма на дальнее расстояние была дана в 1900 году в адрес команды ледокола «Ермак»: «Около Лавенсаари оторвало льдину с пятьюдесятью рыбаками. Окажите немедленно содействие спасению этих людей». При чём здесь Макаров? Да притом что первый в мире ледокол «Ермак» — его детище, начиная от замысла и заканчивая конструкцией и постройкой.

Если к этому прибавить ещё и фундаментальные труды по военному делу, например, напечатанные в 1897 году в журнале «Морской сборник» «Рассуждения по вопросам морской тактики», то получится, что Макаров был прямо-таки эталонным флотоводцем.

Однако флотоводцем его назвать можно с очень большой натяжкой. К сожалению, до рокового 1904-го Макаров не командовал ни одним из флотов России, и опыта военного флотоводца у него не было. Причиной тому в том числе и флёр «неправильного» происхождения и «неправильного» обучения. Единст­венное относительно крупное соединение, которым он командовал, — Средиземноморская эскадра. Макаров привёл её через Суэцкий канал во Владивосток в мае 1895-го. Полугодовой морской переход — дело трудное и даже опасное. Но эскадра всё же не флот, а переход — не сражение.

Причина и следствие

Часто приходится слышать, что, если бы не трагическая гибель адмирала, Россия могла бы выиграть войну с японцами. Это классический случай, когда путают причину и следствие.

Россия могла бы выиграть эту войну, если бы загодя прислушалась к предупреждениям адмирала Макарова. Приведя Средиземноморскую эскадру во Владивосток и вернувшись в Кронштадт, он составил доклад, где утверждал, что война неизбежна и что начнут её японцы с нападения на наш флот. Однако доклад пролистали и сдали в архив.

В 1900 году Макаров, встревоженный медленной подготовкой к строительству крепости в Порт-Артуре, пишет: «Падение Порт-Артура будет страшным ударом для нашего положения на Дальнем Востоке. Флот, лишившись своего главного опорного пункта, должен будет стянуться весь к Владивостоку и почти отказаться от активной роли. Чтобы этого не случилось, Порт-Артур должен быть сделан неприступным». Предупреждению не вняли — к 1904-му было выполнено лишь 20% от общего объёма рабо­т.

Какую цену мы заплатили

В 1903-м Макаров отправляет очередную докладную записку, пытаясь доказать, что Россия отстаёт в строитель­стве военного флота от Японии. Её игнорируют. В том же году министр финансов Сергей Витте заявляет, что программу строительства новых кораблей надо свернуть, потому что она не нужна: «Япония в силу финансовых трудностей не сможет закончить постройку новых кораблей раньше 1908 года».

А Макаров пишет своему другу, гидрографу Фердинанду Врангелю, о своих опасениях насчёт войны с Японией: «Меня не пошлют, пока не случится там несчастья; а наше положение там крайне невыгодно».

Но даже когда несчастье случилось, когда была атакована русская эскадра в Порт-Артуре, шансы исправить дело всё же были. Макаров, едва получив назначение на пост командующего Тихо­океанской эскадрой, требует, чтобы отряд контр-адмирала Вирениуса, находящийся в Красном море, получил приказ следовать в Тихий океан. А ещё требует, чтобы на Дальний Восток было переброшено 8 миноносцев по железной дороге. Однако ни одного миноносца не перебросили, а отряд Вирениуса получил приказ вернуться в Кронштадт...

Как развивались события дальше и чем всё закончилось, мы знаем очень хорошо. Но у знаний этих очень высокая цена.