13 января 1813 г., русские войска под предводительством главнокомандующего, фельдмаршала Михаила Кутузова, пересекли Неман в западном направлении. С этого момента принято вести отсчёт Заграничного похода русской армии, который был окончен триумфальным взятием Парижа в марте 1814 г.
В таком вот наполненном фанфарами победном тоне к этой знаменательной дате обычно составляют разнообразные «Пять, семь, десять, двадцать фактов о Заграничном походе русской армии». Сотни раз списанные и переписанные сначала из справочников, а потом и друг у друга, они мало что могут дать уму, сердцу или даже тщеславию: и без того ясно, что трудно с ходу перечислить десяток европейских столиц, куда бы не нанесла свой визит русская армия.
Поэтому хоть раз стоит отвлечься от сплошного «ура, мы ломим!» и задаться простым вопросом: был ли он вообще необходим, этот самый поход, и что он принёс России? А чтобы с непривычки от обилия адреналина и от перенапряжения не разорвался мозг, можно это дело оформить традиционно: как «Пять фактов».
1. Гражданская и военная элита России необходимости в преследовании Наполеона и ликвидации его империи не видела.
Вот слова Государственного секретаря Российской империи Александра Шишкова: «Мы идём единственно для европейцев, оставляя сгоревшую Москву, разгромленный Смоленск и окровавленную Россию без присмотра, но с новыми надобностями требовать от неё и войск, и содержания для них. Россия жертвует собою для других и ратоборствует больше для славы, нежели для пользы своей».
Вот мнение фельдмаршала Михаила Кутузова: «Я нисколько не уверен, что полное уничтожение империи Наполеона было бы уже таким благодеянием для света... Его наследство досталось бы не России и не какой-либо иной континентальной державе, но той державе, которая уже и теперь владычествует на морях и чье господство сделалось бы тогда невыносимым».
Вот говорит дипломат Карл Нессельроде: «Война, возникшая между нами и Францией, не может быть рассматриваема как предприятие, начатое нами с намерением освободить Европу... Верно понятые интересы России, очевидно, требуют мира прочного и крепкого, после того как успехи ее против французских армий упрочили ее жизнь и независимость».
2. Само название «Заграничный поход русской армии» весьма спорное.
Так может называться только первый этап похода: январь-февраль 1813 г. В конце марта на сторону России встала Пруссия, объявившая войну Франции. Мало-помалу к осени 1813 г. сложилась антинаполеоновская коалиция из Швеции, Великобритании, Австрии, Саксонии, Дании и ещё нескольких игроков помельче. Русские войска по численности там преобладали, а вот руководство быстро перехватили кто угодно, только не наши. Скажем, главнокомандующим в самых громких и славных сражениях, в том числе в «Битве народов» под Лейпцигом и при взятии Парижа, был австриец Карл Филипп цу Шварценберг. Особого изящества этому факту добавляет то, что в 1812 г. Карл Шварценберг был одним из военачальников «Великой армии» Наполеона, что вторглась в пределы России. Австриец тогда командовал тридцатитысячным корпусом и воевал с армиями генерала Александра Тормасова и Павла Чичагова.
3. Цена славы оказалась слишком велика
Здесь всё очень просто. Боевые потери русской армии в период кампании 1812 г. составили около 80 тысяч человек. Это период постоянного отступления, мясорубка Смоленска, Бородино и Малоярославца, сдача Москвы и прочие не слишком весёлые вещи.
А вот «сплошной победно-парадный марш» Заграничного похода обошёлся нашей армии в 120 тысяч человек боевых потерь. Ровно в полтора раза больше. Разница ещё и в том, что кампания 1812 г. не зря называется Отечественной войной. К ней вполне применимы слова из песни о другой — Великой Отечественной — войне: «А значит, нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим». Чего ради русские умирали на полях Европы — не вполне ясно. Зато очевидно, что сбылись пророческие предсмертные слова Михаила Кутузова: «Самое лёгкое дело — это идти теперь за Эльбу. Но каково-то вернёмся? С рылом в крови?»
К этому можно добавить потери и небоевые, среди которых важное место занимало банальное дезертирство русских солдат в уже поверженной Франции. О чём писал бывший градоначальник Москвы, граф Фёдор Ростопчин: «Старики унтер-офицеры и простые солдаты остаются во Франции… Они уходят к фермерам, которые не только хорошо платят им, но ещё отдают за них своих дочерей».
4. «Наказать невиновных и наградить непричастных»
Ровно за месяц до начала Заграничного похода, 12 декабря 1812 г., русский император Александр I сделал широкий пропагандистский жест: объявил амнистию всем полякам, которые участвовали в русской кампании Наполеона. Сколько их оставалось на тот момент, сказать трудно, но в самом начале нашествия Бонапарта под знамёна «Великой армии» встало до 80 тысяч человек.
О том, что они вытворяли в России, оставлено множество свидетельств. Вот лишь несколько. «Жесточайшие истязатели и варвары из всех народов, составлявших орду Наполеона, были поляки и баварцы». «Вообще замечалось, что главнейшие неистовства совершались преимущественно поляками». «Величайшие неистовства совершены были в Москве немцами и поляками, а не французами. Так говорят очевидцы, бывшие в Москве в течение шести ужасных недель». «Пленные поляки, зная, как их ненавидят у нас, выдают себя за голландцев».
И вот теперь этим «жесточайшим истязателям» объявляется амнистия. С единственной целью: продемонстрировать всему миру добрые намерения перед походом дальше на запад. Дескать, Европе не надо бояться русского человека с ружьём: смотрите, мы даже полякам всё простили!
Более того, в 1815 г. Царству Польскому в пределах Российской империи была дарована Конституция. Это возмутило русских дворян до глубины души и в немалой мере способствовало движению декабристов. Сама же Польша на долгие годы стала головной болью русских царей, источником смут и очагом восстаний.
5. Нулевой престиж
И все эти старания, жертвы и потери пошли прахом. Международный престиж России если и повысился, но ненадолго и незначительно. Совсем скоро Россия обрела прозвище «Жандарм Европы». Желанный престиж измерялся скорее отрицательными величинами. Вот что писал русский дипломат Фёдор Тютчев, более известный нам как лирический поэт, ровно через тридцать лет после Заграничного похода:
«Ту державу, которую поколение 1813 года приветствовало с благородным восторгом, удалось преобразовать в чудовище для большинства людей нашего времени. Теперь многие взирают на Россию как на какого-то людоеда XIX века… Однако именно эти солдаты освободили Европу. Эти, как вы их называете, „каторжники“, эти „варвары“ проливали кровь на полях сражений, дабы достигнуть освобождения Европы».