Наталья Гончарова — «коза отпущения»? Какой была жена Пушкина в реальности

Наталья Гончарова. Приписывается художнику Макарову, выполнен ок. 1849. Музей квартира Пушкина, Санкт-Петербург, Россия. © / Commons.wikimedia.org

160 лет назад, 8 декабря (по новому стилю) 1863 года, умерла Наталья Ланская. О чём спустя несколько дней известил своих читателей московский еженедельник «День», опубликовав некролог, написанный Петром Бартеневым: «26 ноября сего года скончалась в Петербурге на 52-м году Наталья Николаевна Ланская, урожденная Гончарова, в первом браке супруга A. C. Пушкина. Её имя долго будет произноситься в наших общественных воспоминаниях и в самой истории русской словесности...»

   
   

Какой ее видел народ

Бартенев, историк и литературовед, основатель отечественного пушкиноведения, как в воду глядел. В «истории русской словесности» Наталья Гончарова прописалась всерьёз и надолго. Прежде всего, как этакая femme fatale, вертихвостка и роковая женщина. Многие всерьёз считают, что будь она чуть менее роковой, трагическая дуэль Пушкина могла бы не состояться. Любопытнее всего, что это мнение ушло в народ и укоренилось так, что не вырубишь никаким топором.

Вот, к примеру, как Натали Гончарову описывает народный сказ «Пинежский Пушкин», сложенный в Архангельской области: «Натальюшка выспится, вылежится, вытешится... Где бы пошить или чашку вымыть — у Наташи шляпка наложена и ножка сряжена гулять. Придёт, рукавицы мокры бросит кучей, Пушкин высушит, в руки ей подаст... Пушкина мать или сестра обиходила коров-то! Наталья-то не радела по хозяйству! С утра гости — по хлебам ходят, куски топчут, курят, о кака скверна! Всё к изъяну да к убытку пошло. Пушкин всё как не во своей воле. От табаку-то он весь угорел! Пробовал Наташу-ту до добра доводить. А она всё уши затыкат... Пушкин-то горюет в стихах: "Жена меня в беду положила, обещанье своё позабыла... Наташа, что ты надо мною сделала!"»

В чем ее винили Ахматова и Цветаева

Тут прекрасно всё — начиная от «обихода коров» и заканчивая «табачным угаром». Если в семье Пушкина было что-то, по мнению сказителей, нехорошее, то оно со стопроцентной вероятностью достаётся либо самой Наталье, либо её гостям-ухажёрам. И наплевать на то, что как раз сам Пушкин и курил, причём помногу — и трубку, и сигары, и даже новомодные сигареты, о чём свидетельствовал друг поэта Иван Пущин: «Подхожу к Пушкину, здороваюсь с ним; подали чай, мы закурили сигаретки и сели в уголок». Тщетно. Если есть «кака скверна», то к Пушкину она отношения не должна, не может иметь!

Вообще-то неграмотным сказителям такие вещи можно простить, поскольку они имели дело с уже готовым образом «роковой Натали» как своего рода «козы отпущения», на которую очень удобно повесить всё, а потом и всё остальное тоже. Сказители просто перелицевали его сообразно своему пониманию...

Но как быть с двумя несомненными звёздами отечественной поэзии, которые почти синхронно увлеклись пушкиноведением и достигли серьёзных успехов? Анна Ахматова и Марина Цветаева — безусловно умные, образованные и талантливые женщины — на Пушкина смотрели, конечно же, по-разному. Скажем, выкладки Цветаевой очень раздражали Ахматову — она была с коллегой категорически не согласна почти по всем вопросам.

За исключением одного. И Цветаева, и Ахматова сошлись в своей острой, какой-то патологической нелюбви к Наталье Гончаровой.

   
   

Вот что писала Ахматова: «Мы имеем право смотреть на Наталью Николаевну как на сообщницу Геккернов в преддуэльной истории. Без её активной помощи Геккерны были бы бессильны... Пушкин не имел ни малейшего влияния на жену, она делала всё, что хотела, никак и ни с кем не считалась: разоряла, мешала душевному спокойствию, нанимала дорогие дачи и квартиры, забывала его адрес, когда он уезжал...»

А вот слова Цветаевой: «Зал и бал — естественная родина Гончаровой. Дома она зевала, изнывала, даже плакала. Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Гончарова — не причина, а повод смерти Пушкина, с колыбели предначертанной. Тяга Пушкина к Гончаровой — это тяга гения к нулю. Он хотел нуль, потому что сам был всё...»

И что было на самом деле

Удивительно, но утверждения этих умнейших женщин чуть ли не дословно повторяют народные сказы, сложенные на Пинеге. Своевольная вертихвостка, пустышка, помыкающая гением. Разорительница домашнего очага, которой лишь бы разъезжать по балам и блистать при дворе.

Странным образом забывается, что вообще-то у Пушкина и Гончаровой было четверо детей — за неполные шесть лет брака. Тут не до балов и не до блистания при дворе. Гончарова, если уж на то пошло, относилась ко всему этому как минимум спокойно, о чём писала мать Пушкина: «Весь двор от неё в восторге, императрица хочет, чтобы она к ней явилась, и назначит день, когда надо будет прийти. Это Наташе очень неприятно, но она должна будет подчиниться...»

А вот что действительно её интересовало, так это дети. Известно, что Пушкин перед смертью завещал ей: «Носи по мне траур два года, а потом выходи замуж, но только за порядочного человека». Завещание это вдова поэта выполнила частично. Замуж вышла, причём действительно за человека в высшей степени порядочного. Однако траур по первому мужу носила не два года, а все семь лет.

Генерал Пётр Ланской, второй муж Натальи, в ней не чаял души. А равно и в её детях от первого брака. Впрочем, у Ланского и Гончаровой появились и общие дети — три дочери. И Наталья чуть ли не полностью растворилась в своих детях. А позже и не только в своих — в их семье практически постоянно жил племянник Петра Ланского Павел и племянник Пушкина Лев Павлищев. Любопытно, что именно его Наталья выделяла среди прочих детишек: «Горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин!» Из этой почти случайной оговорки становится ясно, что любовь к первому мужу она сохранила на всю жизнь.

Выделять выделяла, но остальным детям этого старалась не показывать: «Мать была всегда одинаково добра и ласкова с детьми, и трудно было отметить фаворитизм в её отношениях». А ведь всего детей было девять — семеро своих плюс два племянника — настоящий пансион. Впрочем, на этом Наталья не остановилась: «На днях приходила ко мне мадам Нащокина, у которой сын тоже учится в училище правоведения, и умоляла меня посылать иногда в праздники за её сыном, когда отсутствует мадемуазель Акулова, к которой он обычно ходит в эти дни. Я рассчитываю взять его в воскресенье. Положительно, мое призвание — быть директрисой детского приюта: бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне нисколько не мешает, их весёлость меня отвлекает и забавляет»...

Воля ваша, но после такого как-то даже неловко считать Наталью Гончарову вертихвосткой и светской львицей. Её призвание — семья и дети, от которых она никогда не уставала: «Я никогда не могла понять, как могут надоедать шум и шалости детей. Как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными». Изматывала Наталью, по собственному признанию, как раз светская жизнь: «Теперь пойду отдохнуть, я очень устала сегодня — эти образчики большого света заставляют меня с ужасом думать о предстоящих выездах этой зимой...»