Тому были причины. Более того – сторонам уже разгоравшегося конфликта было выделено время на раздумья. Немного: четыре июльских и, с некоторыми оговорками, шесть августовских дней. Но они могли изменить историю человечества.
Строго говоря, 28 июля началась война лишь между Австро-Венгрией и Сербией. И она ещё могла остаться рядовой европейской войной. Возможность худо-бедно «отыграть назад» существовала. А некоторые «главные игроки» Первой мировой тянули с формальным объявлением войны и вступлением в неё до последнего (см. инфографику).
Но на самом деле войны – настоящей, большой и непременно с победой для себя – жаждали все. Хотя были прекрасно осведомлены о том, какой будет эта война. Каким оружием её будут вести. Чем она закончится. Сколько примерно жизней унесёт. Заранее известно было даже то, что для некоторых монархий дело неминуемо кончится революцией и крахом.
«Пророки» и прогнозы
Тут самое время появиться фигуре какого-нибудь «пророка» вроде Григория Распутина, который якобы предостерегал Николая II от вступления в войну буквально за пару дней до её начала: «Милой друг скажу грозна туча нат Рассеей беда горя много темно и просвету нету, а крови? Рассея в крови велика погибель бес конца печаль».
Подобные дешёвые «пророчества» оттесняют настоящие прогнозы, сделанные умными людьми. Прогнозы эти подтвердились в полной мере. Но те, кто принимает решения, от них презрительно отмахнулись.
Скажем, о том, что грядёт позиционный кризис окопной войны, впервые сказал Фёдор Достоевский ещё в 1877 г., анализируя осаду Плевны: «Я хочу только выразить формулу, что при нынешнем ружье, с помощию полевых укреплений, всякий обороняющийся, в какой бы то ни было стране Европы, получил вдруг страшный перевес сил перед атакующим. Сила обороны пересиливает теперь силу атаки…» Заметим: тогда ещё не было пулемётов, но суть «окопного кризиса», когда атаки раз за разом захлёбываются под огнём противника, а прорыв позиций почти невозможен, схвачена Достоевским удивительно точно. Будучи по образованию военным инженером, он знал, о чём говорил. Его журнал «Дневник писателя», где был опубликован анализ, читали и при дворе, и в Генштабе. Но что для профессионалов мнение какого-то писаки?
Десять лет спустя в игру включится тот, над кем сейчас принято издеваться как над человеком, все прогнозы которого якобы потерпели крах. Фридрих Энгельс. «Это будет война невиданного ранее размера, невиданной силы. От 8 до 10 млн солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу. Опустошение, причинённое Тридцатилетней войной, но сжатое на протяжении трёх-четырёх лет и распространённое на весь континент, голод, крах старых государств – крах такой, что короны дюжинами валяются на мостовой…» Через год он детализирует: «На французской границе будет затяжная война с переменным успехом, а на русской границе – наступательная война со взятием польских крепостей и революция в Петербурге, в результате которой перед господами, ведущими войну, всё предстанет в совершенно ином свете».
И снова точность прогноза потрясающая. И снова – полное презрение к мнению.
Убийственная точность
Эти яркие и точные, но единичные прогнозы меркнут в сравнении с капитальным шеститомным трудом «Будущая война в техническом, политическом и экономическом отношениях», который был издан в 1898 г. от имени русского подданного Ивана Блиоха. Только в последнем его томе – «Общие выводы» – 436 страниц. Остальные примерно вдвое объёмнее.
Охват тем впечатляет – от разбора «мелочей» вроде: «Эффективность штыковых и кавалерийских атак будет значительно снижена» – до пророческого: «Заключение мира последует не столько вследствие побед, сколько от истощения сил. Во всяком случае, союзы распадутся раньше, чем будут достигнуты предположенные цели». Что в середине?
Ровно то, что случится спустя 16 лет. Глобальный, всеевропейский характер войны: «Протяжённые фронты на 1000 вёрст». Позиционный кризис: «Атаки для занятия неприятельских позиций в будущей войне до того будут трудны и кровопролитны, что ни одна из сторон не будет в состоянии праздновать победы». «Лёгкие» линии обороны перед окопами: «Заграждения из сваленных брёвен, проволочные заграждения и сетки, волчьи ямы». Танки как средства прорыва таких линий: «Панцирные лафеты, неуязвимые для пуль, осколков и лёгких гранат». Новые средства разведки и связи: «Полевые телеграфы и телефоны, оптические дневные и ночные световые аппараты для сигнализации и освещения полей сражений, фотографические приборы для съёмки местности с больших расстояний, средства наблюдения за передвижением войск с воздуха». Невосполняемый дефицит младшего и среднего комсостава: «Убыль офицеров и затем ослабление в войсках руководства». И как следствие – разложение армии. Словом, не начинайте войну – она приведёт с собой революцию и угробит все ваши империи.
«Верю – не верю»
Император Николай II был внушаемым человеком. Труд Блиоха на него произвёл впечатление. Уже в 1899 г. русский царь, напуганный такой перспективой, созывает Гаагскую мирную конференцию, где настаивает на разоружении. Или хотя бы на «мирном решении международных столкновений». По результатам которой и он сам, и его представитель Иван Блиох номинируются на Нобелевскую премию мира.
Император Николай II был внушаемым человеком – и именно поэтому, когда первое впечатление потускнело, его вниманием завладели «настоящие профессионалы». Они высмеяли и очередного «штафирку», и его шеститомник. В самом начале 1914 г. специалисту русского Генштаба заявили, что будущая война продлится от силы 4–5 месяцев. Что главной ударной силой в ней будут кавалеристы. Что артиллерия – это так, «довесок», которому будет достаточно по 1000 выстрелов на каждый ствол. Да и то потратят из них максимум 500, и 500 останется для ещё одной войны, про запас.
28 июля 1914 г. всё это казалось правдой…