265 лет назад, 27 января 1756 года, в городе Зальцбурге, который был тогда столицей независимого княжества-архиепископства, родился мальчик. Назвали его Иоганн Хризостом Вольфганг Теофил. Впоследствии он слегка подправит это имя, переведя его последнюю часть с греческого на латынь. Полученный в результате перевода Амадей не оставляет никаких сомнений в том, о ком же идёт речь. Конечно, это Моцарт.
Считается, что Моцарт сейчас вроде бы как удерживает пальму первенства по частоте исполнения произведений на планете Земля. Каждые 6 минут в мире играют что-то из его немаленького наследия: 20 опер, 17 месс, около 50 симфоний, масса разного по мелочам, например 22 сонаты для клавесина, 15 циклов вариаций для фортепиано... В общей сложности выходит 626 сочинений. Впрочем, насчёт пальмы первенства можно утверждать именно что «вроде бы как»: наш Пётр Ильич Чайковский по частоте исполнения Моцарту не уступает, а временами даже вырывается вперёд.
Другой вопрос, что сам Пётр Ильич никогда бы и не подумал всерьёз конкурировать с Моцартом, которого почитал как безусловную вершину композиторского искусства, дойдя в одной своей статье до почти кощунственного утверждения: «Его произведения — это музыка Христа. Моцарт — Христос музыкальный».
Словом, сомневаться в том, что Моцарт — своего рода вершина, довольно опасно. Тем не менее такие охотники находились раньше и существуют сейчас.
Известный отечественный композитор и музыкальный критик Цезарь Кюи, входивший наряду с Мусоргским и Римским-Корсаковым в содружество «Могучая кучка», имел насчёт Моцарта своё мнение: «Его „Дон Жуан“ — опера устарелая и скучная...» А также он недоумевал, зачем вообще исполнять произведения этого автора и тратить силы русских артистов на «мёртвые, деревянные с незначительными исключениями звуки Моцарта». В целом же наследие Моцарта Кюи называл «пылью времени, пачкающей руки». На это он получил суровую отповедь от классика русской литературы Ивана Тургенева: «Мелодия Моцарта льётся для меня совершенно естественно, так, как льётся какой-нибудь прекрасный ручей или источник... А г-на Кюи за его сквернословие о Моцарте всё-таки надо убить, проломив его пустую голову непременно грязным камнем, — а потом бросить его в одну яму со всеми этими...»
Остаётся только предполагать, какими страшными карами грозил бы Тургенев композитору Джузеппе Сарти, который заявил: «Его квартеты — это музыка, чтобы поскорее заткнуть уши». Впрочем, Иван Сергеевич вряд ли бы до него дотянулся: Сарти был современником Моцарта. К тому же итальянцем, что многое объясняет. В Италии весьма ревниво относились к успехам других европейцев на музыкальном поприще и совершенно не признавали Моцарта. В частности, его оперу «Волшебная флейта», о которой отозвались буквально в двух словах: «Musica scelerata». В буквальном переводе — «Мерзкая музыка».
Соотечественники Вольфганга Амадея иной раз высказывались ничуть не менее резко. Известный меломан Карл Цинцендорф вёл дневник, где записывал свои впечатления о музыкальных событиях Вены. Вот несколько его отзывов о произведениях Моцарта: «30 июля 1782 года вечером в театре „Похищение из сераля“. Вся музыка уворована. <...> 1 мая 1786. В 7 часов вечера в опере „Свадьба Фигаро“. Опера мне наскучила. <...> 4 июля 1786 года. Музыка Моцарта странная — руки без головы».
Но, пожалуй, круче прочих отозвался о Моцарте канадский пианист Гленн Херберт Гульд, мать которого приходилась внучатой племянницей знаменитому норвежскому композитору Эдварду Григу. Он неоднократно признавался в своей нелюбви к Моцарту: «Есть некоторые вещи из его раннего творчества, которые я ещё выношу: такие произведения, как „Сераль“, например. Они, правда, влетают в одно ухо и вылетают из другого, но как музыку заднего плана я могу их терпеть... Что до позднего Моцарта, то можно сказать, что такие его вещи, как „Волшебная флейта“ или Симфония соль-минор, ничего, кроме презрения, не заслуживают. Это композитор, пришедший в конце своего пути к посредственности. Говорят, что он умер слишком рано. Я же уверен, что он умер скорее слишком поздно: даже представить себе не могу, куда бы он скатился, если бы дожил до семидесяти! Часто можно встретить прекрасных музыкантов и дирижёров, которые есть не что иное, как результат двухвекового восхищения Моцартом... Довольно трудно поставить этих людей перед фактом, что все эти годы люди верили в неправильного бога».
Эти утверждения, разумеется, весьма спорные. Тем не менее в финале всё расставлено на свои места. Гульд вслед за Чайковским практически напрямую называет Моцарта богом, пусть и «неправильным». Что находит реальное подтверждение в одном любопытном эпизоде, который связан с этнографией.
Французский писатель и учёный Ален Гербран в 1948-1950 гг. возглавлял этнографическую экспедицию, работавшую в Южной Америке, в бассейнах рек Ориноко и Амазонки, и занимавшуюся исследованием местных племён, которые фактически жили как наши далёкие предки из каменного века. Вот как он описал действие музыки Моцарта на индейцев племени макиритаре: «Когда Диего закончил петь, мы поставили нашу симфонию Моцарта. Она производит на индейцев магическое действие. Даже молодые женщины не могли устоять перед ней. Превозмогая страх, они одна за другой появлялись из своих хижин и усаживались слушать... В музыке Моцарта присутствует неуловимое колдовство, причём в самом прямом смысле. Она действует как таинственное зелье, которому не в силах противостоять ни один индеец. На них эта запись производит успокоительный эффект: тело расслабляется, и, кажется, дышит сама душа... Но его музыка не приводит людей в оцепенение. Она открывает потаённые глубины бытия... Когда отзвучали последние звуки симфонии, вождь племени внезапно обратился ко мне и сказал: „Раз у тебя есть священная музыка, я могу открыть тебе сокровенные тайны“. Так мы узнали историю рождения богов племени макиритаре и их прихода в мир. Если бы не Моцарт, этого могло не произойти».