Мистер нет. Как Андрей Громыко держал на плечах равновесие Мира

Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко (справа) и государственный секретарь США Генри Киссинджер (слева) на подписании советско-американского соглашения о сотрудничестве в области научных исследований. На втором плане генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев и президент США Ричард Никсон (справа). Москва, июнь 1974 г. © / Юрий Абрамочкин / РИА Новости

Фамилию этого человека легко вычислить по месту его рождения. Конечно же, это Громыко Андрей Андреевич. Тут же вспомнится самое растиражированное его прозвище — Мистер Нет, которого его удостоили за крайнюю неуступчивость. Те, кто интересуется историей советской дипломатии, попытаются представить всю линейку прозвищ Громыко, среди которых такие перлы, как Андрей Волк, Человек Без Лица, Робот-Мизантроп, «Йог, пришедший на смену комиссарам» и даже Современный Неандерталец. Так западная пресса упражнялась в остроумии по поводу особенностей стиля работы Громыко. Хотя первое место придётся, наверное, отдать отечественным специалистам. Конкретно — предшественнику Громыко на посту главы МИД СССР Дмитрию Шепилову: «Бульдог. Скажешь ему — и он вцепится мёртвой хваткой. Не разожмёт челюстей».

   
   

Миссия — спасение?

Всё это правда. Но феномена Андрея Громыко не объясняет. Здесь гораздо уместнее привести цитату из неожиданного источника, а именно братьев Стругацких. Повесть «Стажёры»: «Врач сказал: «Умер». И тотчас же ударил гром невиданной силы, и разразилась такая гроза, какие на редкость даже на южных морях. Я вдруг подумал: «Так вот ты какой был... Ты держал на плечах равновесие Мира. Умер, и равновесие рухнуло, и Мир встал дыбом».

В православной традиции есть понятие «катехон» — от греческого «удерживать». Некий субъект, историческая миссия которого — спасать мир, препятствовать окончательному торжеству зла. Это понятие очень близко русским старообрядцам, которые считают, что эта миссия возложена именно на них. А теперь — внимание! Андрей Андреевич — советский функционер высшей лиги — старообрядцам весьма симпатизировал и прямо говорил об этом в мемуарах «Памятное»: «В районном центре — городке Ветка — мне приходилось бывать, пожалуй, с первых лет сознательной жизни. Его население состояло из старообрядцев, да и в окрестных сёлах их было немало. Народ добрый, приветливый... Любили мы этих людей».

Если взглянуть на деятельность Громыко с этой точки зрения, то результат будет ошеломляющим. Его вполне можно назвать «Советский катехон». Потому что именно усилиями Громыко был создан и долгое время поддерживался сравнительно безопасный и прочный мир, разрушение которого справедливо называют «величайшей геополитической катастрофой XX в.».

VI сессия Верховного Совета СССР пятого созыва в Большом Кремлевском дворце. Министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко выступает с докладом. 1960 г. Фото: РИА Новости

Борьба на измор

Среди своих безусловных и самых крупных достижений сам Андрей Андреевич выделял четыре. Создание ООН, соглашения по ограничению ядерных вооружений, отстаивание нерушимости границ в послевоенной Европе и признание за СССР роли великой державы — прежде всего со стороны США.

Методы, которыми пользовался Громыко, удивляли западных дипломатов, считавших себя виртуозами. Но они до той поры просто не встречались с ухватками, характерными для русских старообрядцев. И вот встретились. И были вынуждены признать превосходство этого стиля. Вот что писала американская пресса в 1946 г. — тогда Громыко стал постоянным представителем СССР в ООН: «Искусный диалектик, специалист по ведению переговоров, необычайно вежлив, как будто специально готовил себя к тому, чтобы освободиться от человеческих слабостей». А вот он же, но спустя 35 лет, глазами газеты The Times: «В возрасте 72 лет он человек с прекрасной памятью, проницательным умом и необычайной выносливостью. Громыко — самый информированный министр иностранных дел в мире».

Диалектика. Выносливость. Въедливость. Информированность. Упрямство. Качества, которыми славились старообрядческие начётчики, умевшие взять противника не какими-то яркими выкрутасами, но честной борьбой на измор.

   
   

Именно так ему удавалось сделать невозможное. Например, настоять на подписании в 1963 г. Договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, космосе и под водой. Несмотря на похвальбу и угрозы Хрущёва, ядерный потенциал СССР тогда выглядел откровенно бледно, а ракетно-ядерного щита не было вовсе. В США это понимали и были заинтересованы в отставании СССР. Но договор, буквально продавленный Громыко, лишил Америку широких возможностей по испытаниям и совершенствованию ядерного оружия. Зато СССР выиграл время и спустя 10 лет сравнял счёт по боеголовкам. Больше говорить с СССР, а потом и с Россией с позиции силы никто не рисковал.

Государственный секретарь США, помощник президента по вопросам национальной безопасности Генри Киссинджер и министр иностранных дел СССР Андрей Громыко на Внуковском аэродроме. 1974 г. Фото: РИА Новости/ Юрий Иванов

«Не твоё, а наше»

Перед Громыко не раз пасовал Генри Киссинджер, занимавший пост госсекретаря США и считавшийся величайшим дипломатом своего времени: «Он буквально разрывает оппонента на части. Он похож на тяжёлый локомотив, который медленно, но верно идёт в заданном направлении и, подминая под себя силой своей аргументации, упорно стремится достичь поставленной цели».

Промежуточные цели бывали разными. Главной оставалась всегда одна: «Самым большим личным успехом я считаю закрепление в договорном порядке послевоенных границ в Европе. Если европейские страны откажутся от этих договорённостей, станут их нарушать, ну что же... В Европу снова придёт война».

В пророческом даре ему отказать нельзя. В конце ХХ в. новая война в Европу пришла именно потому, что удерживать мир после ухода Громыко со своего поста больше было некому: «Лесть стала тем средством, которое активно используется иностранцами, чтобы затуманить мозги Горбачёву и Шеварднадзе. Они идут на бесконечные уступки, теряют почву под ногами и транжирят наш военно-политический капитал». То, что случилось потом, помнят многие. Например, бомбардировки Югославии, в том числе самолётами с чёрными крестами на крыльях, — такого не было со Второй мировой.

Сейчас, когда её результаты кое-кто снова и снова пытается пересмотреть, очень актуально звучат слова Громыко, вспоминавшего своих братьев — Алексея, Фёдора и Дмитрия. Двое погибли на войне, Дмитрий умер от ран вскоре после её окончания. Андрей Андреевич говорил: «Не будем менять итоги войны. Если мы им уступим, то прокляты будем всеми замученными и убитыми. Когда я веду переговоры с немцами, то, случается, слышу за спиной шёпот братьев: «Не уступи им, Андрей, не уступи, это не твоё, а наше!»