240 лет назад, 17 февраля 1782 г., в семье графа Ивана Толстого, что проживал в приходе единственной на всю Москву церкви Харитония Исповедника, родился сын Фёдор.
Историк Василий Ключевский заметил: «Почти все дворянские роды, возвысившиеся при Петре и Екатерине, выродились. Из них род Толстых — исключение. Этот род проявил особенную живучесть». Святая правда: только у Фёдора было пять сестёр и два брата. Учитывая, что Толстых и без того хватало, выделиться на общем фоне многочисленной родни было затруднительно. Но Фёдору это удалось. До того момента, как прогремело имя его двоюродного племянника, «яснополянского исполина» Льва Николаевича, в России был только один Толстой, о котором говорили: «Тот самый». Иногда, правда, прибавляли прозвища: Алеут, Цыган, Татуированный дьявол… Но наиболее удачным оказалось первое прозвище: Американец.
О нём слагали легенды. И при жизни, и потом, когда на Ваганьковском кладбище появился обелиск с надписью: «Под сим памятником положено тело графа Фёдора Ивановича Толстого, скончавшегося 24 декабря 1864 года на 65 году жизни в 11 часу утра». В надписи этой переставлены цифры: на самом деле граф скончался не в 1864, а в 1846 г. Намеренно ли была допущена ошибка? Поди теперь узнай!
Сохранилась рукопись комедии «Горе от ума», где в монологе Репетилова Грибоедов изобразил Толстого. На полях рукописи — автограф самого Американца. Напротив слов «В Камчатку сослан был, вернулся алеутом» написано: «В Камчатку чёрт носил, ибо сослан никогда не был». А около другой характеристики — «Ночной разбойник, дуэлист и крепко на руку нечист» — значится: «В картишках на руку нечист. Для верности портрета сия поправка необходима, чтобы не подумали, что ворует табакерки со стола…»
Это чуть ли не единственный случай, когда граф попытался отстоять истину. Все другие неточности, сплетни и даже откровенную ложь в свой адрес он не опровергал. Взять хотя бы прозвище. До сих пор во всех энциклопедиях говорится, что Американцем его нарекли за приключения на Аляске и Алеутских островах. Дескать, он там оказался по воле капитана Ивана Крузенштерна, возглавлявшего первую русскую кругосветку. То ли Крузенштерн ссадил его «за премногие шалости» на один из островов Алеутской гряды, то ли всё-таки довёз до Камчатки, и оттуда Толстой на свой страх и риск махнул в Америку…
«Премногие шалости»
Однако сам граф не мог не знать, что Американцем его прозвали в самом начале плавания. Шлюпы «Надежда» и «Нева» надолго зависли в Дании, откуда Толстой жаловался своим друзьям на морскую болезнь: «Мы получили письма от бедного Толстого-Американца. Он очень терпит от моря, но твёрд в своём предприятии». Логика проста. Плывёшь в Америку? Вот ты и Американец.
А ведь он до Америки не доплыл. И причиной тому вовсе не «шалости», которые так любят смаковать. Скажем, в «обязательную программу» рассказов об участии Толстого в кругосветке входит эпизод с корабельным священником отцом Гедеоном. Мол, граф напоил несчастного до положения риз, а когда тот уснул, припечатал его бороду к палубе сургучом и печатью, украденной у Крузенштерна. А на протрезвевшего и пытавшегося встать попа напустил страху: «Лежи! Не смей! Видишь — казённая печать!» Думается, как раз на это Крузенштерн посмотрел бы сквозь пальцы: он был выпускником того же Морского кадетского корпуса, что и Толстой, а издевательства над корабельными священниками считались традицией гардемаринов.
Ещё один «обязательный» эпизод — история с учёным орангутаном, которого Толстой якобы купил, выучил марать бумагу и запустил в каюту капитана, где тот испачкал чернилами судовой журнал и другие записи Крузенштерна, что и стало последней каплей. Впоследствии этот орангутан ещё не раз появится в легендах. Правда, в процессе кочевания легенд животному переменили пол и сделали самкой. С этой обезьяной Толстой, высаженный на необитаемый остров, якобы жил как с женой, а когда кончились припасы, зарезал её и съел…
Без Америки и колошей
Удивительно, но даже на такую мерзость граф не реагировал никак. Хотя отлично знал, что купленная им в Бразилии обезьяна была макакой и долго на свете не зажилась: Толстой при всех убил её на палубе «Надежды», когда та его укусила. А чернилами судовой журнал Крузенштерна был залит во время шторма.
Все легенды, даже шокирующие, Толстому были на руку. Они маскировали крайне нежелательную правду. Графа обвиняли в бунте против полномочного представителя императора, посла Николая Резанова. Того самого, главного героя рок-оперы «Юнона и Авось». Именно он формально возглавлял экспедицию, и именно в его японской миссии числился Толстой. О том, что между ними произошло, рассказал лейтенант Макар Ратманов: «Господин посол открылся Толстому, что он на капитана жаловался Государю. Толстой не мог удержать сего мерзкого поступка втайне и сказал всё капитану…» Последовавший конфликт Резанова и Крузенштерна поставил под угрозу весь проект русской кругосветки. Толстого сделали крайним, высадили на Камчатке и отправили восвояси. Резанов в письме иркутскому губернатору отметил: «Возвращаю графа Толстого, раздоры во всей экспедиции посеявшего, и всепокорнейше прошу, чтобы он долго не проживал и действительно вскоре к полку явился».
Так что у Американца попросту не было времени «объездить от скуки все Алеутские острова, Аляску и посетить дикие племена колошей, с которыми ходил на охоту и которые предлагали ему стать их царём». Всё это выдумки. Равно как и прибытие Толстого в Петербург одновременно с Крузенштерном, когда граф якобы явился на бал и отвесил капитану шутовской поклон: «Благодарю вас за время, что я весело провёл на острове». Этого не могло быть, поскольку графа по прибытии тотчас же выслали из Петербурга в Финляндию, в скромный гарнизонный батальон, с запретом появляться в столице. А прибыл он годом раньше Крузенштерна и потому может считаться первым русским, совершившим кругосветное путешествие. Но что проку от такой славы?
Несбывшиеся мечты
Авантюризм и неукротимый нрав Толстого так и не нашли себе достойного применения. Он был бы счастлив, если бы его пересадили к Лисянскому на шлюп «Нева», который реально побывал в Америке и принял участие в войне русских против индейцев-тлинкитов. Он был бы счастлив ринуться в Наполеоновские войны, причём мог бы успеть к Аустерлицу: граф прибыл с Камчатки в Петербург в августе 1805 г., а «Битва трёх императоров» грянула в декабре. Но вместо этого тянул лямку в гарнизоне.
Ему повезло только раз. Из гарнизона графа выдернул фаворит великой княжны Елизаветы Павловны генерал Михаил Долгоруков. В 1808 г. началась война со Швецией, и Толстой в отряде Долгорукова «сберегался для отчаянных предприятий». Именно Американец, по сути, решил исход кампании: он возглавлял разведку, по результатам которой Барклай-де-Толли совершил беспрецедентный зимний переход по льду Ботнического залива, захватил Аландские острова и объявился почти под Стокгольмом.
То, что было дальше, — всего лишь тень того, что могло бы совершиться. Да, Толстой участвовал в Бородинском сражении, бился на батарее Раевского и был ранен. Да, в Заграничном походе он заслужил два ордена: св. Владимира и св. Георгия IV степени. Но добиться разрешения рисковать жизнью ему стоило превеликих трудов. Ещё в 1811 г. его отправили в отставку. И не за дуэли 1809 г. — их как раз спустили на тормозах, — а за какой-то до сих пор непонятный бунт: «Государь при отставке высочайше приказал его выслать, взяв с него расписку, чтобы в обе столицы не въезжал».
После войны 1812-1814 гг. началась трагедия человека, который был рождён для того, чтобы в одиночку сворачивать горы, но которого старательно оттесняли от больших и славных реальных дел. Он растрачивал свою силу, авантюризм и талант на дуэли, карты и вино. Бросал вызов обществу. Нечисто играл и не стеснялся этого. Убил на дуэлях 11 человек. Женился на цыганке. Охотно демонстрировал татуировки, сделанные ещё на Маркизовых островах. Распускал о себе шокирующие слухи. Поддерживал реноме «самого необузданного человека в России». За ним осталась лишь эта сомнительная слава.