Лагерь Бандеры. «Нечеловеческие условия» или «печенье к Рождеству»?

Степан Бандера. © / Commons.wikimedia.org

Среди поклонников Степана Бандеры 5 июля считается весьма и весьма почитаемой датой. Именно в тот летний день 1941 года лидер ОУН был арестован гестапо. Спустя примерно полгода Бандера попал в концентрационный лагерь Заксенхаузен.

   
   

Магия слов «гестапо», «концлагерь» и «Заксенхаузен» работает со стопроцентной гарантией, рисуя откровенно мрачную, возможно, даже трагическую картину. Ассоциации возникают недвусмысленные: издевательства, побои, пытки, нечеловеческие условия, газовые камеры, отверстые печи крематория, чёрный жирный дым.

Вход в Заксенхаузен. Фото: Commons.wikimedia.org/ Bundesarchiv, Bild 183-78612-0002 / Unbekannt /

Этот дешёвый, но эффективный приём довольно-таки широко используется сторонниками и продолжателями дела Бандеры. Всё очень просто. Достаточно сказать, что лидер ОУН был заключён в концлагерь, и общественное мнение автоматически дорисовывает ему статус «узника фашизма». Со всеми подобающими бонусами в виде уважения и даже почтения: раз пострадал от фашистов, значит, не самый плохой человек.

Однако в случае Степана Бандеры более чем уместно вспомнить идиому «Дьявол в деталях». Если взглянуть на эпопею с арестом и заключением Бандеры подробно, то картина получится совсем другой, чуть ли не диаметрально противоположной.

Для начала разберёмся с гестапо. Ну да, организация зловещая. Однако как раз в тот момент — внезапно — довольно-таки вегетарианская. Бандеру аккуратно берут, перевозят в Берлин и после нескольких дней в тюрьме гестапо Лихтерфельд-Ост переводят под домашний арест. От него потребовали отказаться от «Акта провозглашения Украинского государства», который Бандера подписал и опубликовал 30 июня 1941 г., пребывая в восторге от вторжения нацистской Германии в СССР. Да, совсем недавно ему было что-то такое обещано. В Меморандуме Альфреда Розенберга от 8 мая 1941 года сказано: «Украина станет независимым государством в союзе с Германией». Правда, когда именно, рейхсминистр восточных оккупированных территорий не уточнил.

Тот, кто слишком спешит, особенно без оглядки на хозяев, сильно рискует. Гитлер имел насчёт украинцев несколько иные планы, и независимое государство в них точно не входило. Розенбергу было сделано внушение, а с ретивыми «лидерами Самостийной», что находились под домашним арестом, начали планомерную работу.

Бандера это оценил как мягкотелость. Его подручные принялись зачищать конкурентов, таких же украинских националистов, которые во главе с Андреем Мельником начали собственную политическую игру. Бандеровцы вынесли мельниковцам более 600 смертных приговоров и к сентябрю 1941 г. успели настрелять несколько десятков своих бывших соратников. Немцам подобные разборки были не нужны, и потерявший терпение начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих 13 сентября выпускает директиву: «Можно предположить, что члены группы Бандеры для осуществления своих политических целей будут совершать другие террористические акты... Предлагаю следующее: арестовать всех играющих какую-либо роль в движении Бандеры руководителей по подозрению в содействии убийству представителей движения Мельника».

   
   

Домашний арест кончился, и один из самых страшных концентрационных лагерей нацистской Германии распахнул перед Бандерой ворота, на которых значилось сакраментальное «Arbeit macht frei», то есть «Труд делает свободным».

Впрочем, лидера ОУН это не касалось. Никакого труда он там не видел, особенно принудительного. Максимум того, что должен был делать заключённый, — это заправить свою постель, прибраться в камере и — о ужас! — помыть за собой посуду. Об этих «нечеловеческих условиях» писал впоследствии соратник Бандеры Евгений Онацкий, заключённый камеры № 70.

Сам же Бандера получил в своё распоряжение весьма оригинальную одиночку: двухкомнатную камеру № 73 с ковром, диваном и картинами. Вся эта радость находилась в специальном блоке «Целленбау», где содержались особо важные персоны. Среди «нечеловеческих условий» спецблока, где сидел украинский «узник фашизма», можно назвать ещё кое-что.

Например, внутрилагерный магазин, где можно было прикупить себе кое-что из продуктов и сигареты. Нет-нет, никаких денег! Депозитный счёт, с которого списываются покупки. А Бандеру, как известно, опекает Международный Красный Крест, соратники по ОУН и семья, так что средства на счету у него имеются, и немалые.

Кроме магазина была ещё и библиотека. Если кому-то её кажется мало, можно читать и книги «с воли». Скажем, бывшему пастору Нимёллеру, личному заключённому Гитлера, книги приносит жена: свидания с семьёй тоже разрешены. Собственно, тут Нимёллер и напишет своё знаменитое: «Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал — я ведь не был коммунистом...» И далее по тексту до финала: «А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто мог бы протестовать».

Наш герой, впрочем, отличался больше по кулинарной части: тот же Онацкий трогательно вспоминает, как к Рождеству он получил в подарок от Бандеры сладкое печенье. Очень соблазнительно было бы предположить, что именно отсюда растёт традиция угощения печеньками на Майдане, но это вряд ли. Хотя совпадение как минимум забавное.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Кончилась и история пребывания Степана Бандеры в «страшном спецблоке». В конце 1944 года его поместят под персональный надзор на ведомственной даче вблизи Берлина. Он удостоится встречи с самим Гиммлером, который скажет «узнику фашизма» следующее: «Потребность вашего вынужденного пребывания под мнимым арестом, вызванная обстоятельствами, временами и интересами дела, отпала. Начинается новый этап нашего сотрудничества, более ответственный, чем раньше. Может, до этого времени не всё складывалось так, как вам хотелось, но в настоящий момент нам нужно совместно хорошо работать, чтобы исправить ошибки прошлого...»