320 лет назад, 22 октября 1702 года, состоялось одно из главных событий Северной войны 1700-1721 гг. Событие это во многом предопределило облик, векторы развития и конструкцию российского государства на несколько столетий вперёд. Около 2 часов ночи русские войска пошли на штурм шведской крепости Нотебург.
Спустя тринадцать часов остатки шведского гарнизона капитулировали. Сигнал о прекращении огня с русской стороны был дан самим царём Петром I. Вернее, не столько царём, сколько «бомбардир-капитаном Петром Алексеевым», который первым ударил в барабан, приказывая остановить штурм. На тот момент в строю у шведов оставалось едва ли с полсотни человек — остальные были попросту перебиты.
Обычно внимание на взятие Нотебурга обращают только в контексте боевых действий как таковых. Дескать, взятие этой шведской крепости — первая крупная победа русских. Дальше уже идёт перечисление всех побед войск Петра I на протяжении Северной войны. А их немало. И на фоне, скажем, морских побед при Гангуте и Гренгаме, не говоря уж о сухопутном триумфе при Лесной и тем более «Полтавской виктории», Нотебург как-то теряется. Ну да, первая «настоящая» победа, воодушевление, серьёзно укрепившаяся мораль и мотивированность войск... Все эти величины принимаются и учитываются, однако остаётся непонятным главное — почему сам победитель придавал такое значение взятию единственной и не самой большой шведской крепости?
А ведь Пётр очень дорожил этим завоеванием. И, когда позволяло время, приезжал сам и привозил свой двор на место давней «виктории» специально для того, чтобы отпраздновать годовщину победы. Если судить по этому критерию, то взятие Нотебурга лично для царя стояло как минимум на втором месте после Полтавы — годовщину «Полтавской виктории» Пётр праздновал ежегодно.
Здесь сошлось сразу несколько весьма серьёзных причин, не уступающих друг другу по степени важности. Прежде всего, конечно, соображения Большой Стратегии. Направив удар на крепость, стоящую аккурат у истока Невы из Ладожского озера, Пётр одним махом решал главную задачу той войны. Между прочим, на это обратили внимание сразу. Правда, не все, а наиболее проницательные люди. Так, представитель прусского короля Фридриха I Георг Иоганн фон Кейзерлинг писал русскому царю: «Завоеванием этой крепости вы приобретёте гавань на Балтийском море». Кейзерлинг, что называется, «бежал впереди паровоза». До создания гавани на Балтике оставалось ещё где-то около года и с полсотни вёрст, если считать по прямой. Но в целом немец был прав. Следующим ходом Петра были осада и взятие Ниеншанца — шведской крепости, расположенной почти в устье Невы, то есть на Балтике. Причём задача эта решалась уже чисто технически. Удар на Ниеншанц наносили как раз из взятого Нотебурга, переименованного Петром в Шлиссельбург, то есть «Ключ-город». Царь был прав. Нотебург сопротивлялся отчаянно. Гарнизон вынес десять дней масштабных русских артиллерийских обстрелов и бомбардировок, да ещё тринадцать часов невиданного по напору штурма. Зато Ниеншанц капитулировал почти сразу — после пяти дней осады. Штурм даже не понадобился. Выходит, что Пётр осенью 1702 г. и впрямь овладел ключом к Неве и Балтике.
А ведь это и было «задачей-минимум» той войны. И Пётр этого даже не скрывал. Как только в его руках оказалась Нева — от истока до устья — он мгновенно приступил к реализации сокровенного плана. Судите сами. Нотебург взят 22 октября 1702 года. Ниеншанц — 1 мая 1703 года. А Санкт-Петербург основан 21 мая 1703 года.
Уже в 1704 году царь называл его своей столицей. Наскоро основанный городишко, где ещё не было построек, которые не стыдно было бы явить гостям. И всё же — столица. Без сомнения, это был символический жест Петра, который можно прочитать так: «Теперь Россия — неотъемлемая часть Европы, нравится вам это или нет. Моя столица — морской порт на Балтике. Мы здесь всерьёз и надолго».
Но этому жесту была бы грош цена без Нотебурга. И вот тут кроется вторая причина, почему Пётр считал завоевание этой крепости неотъемлемой частью своего стратегического плана.
Дело в том, что это было не совсем завоевание. Нотебург испокон веков носил русское имя Орешек. Именно здесь, на Ореховом острове у истока Невы, ещё в XIV столетии построил крепость князь Юрий Московский, старший брат Ивана Калиты. В 1322 году новгородцы призвали Юрия, чтобы тот помог им управиться с наглеющими шведами. Юрий, будучи внуком Александра Невского, показал, что кое-какие умения всё-таки наследуются. Для начала он разорил и «взял в полон» всю Выборгскую землю — часть шведов перебил, часть отправил в Суздаль. И, закономерно опасаясь ответных ударов, в 1323 году выстроил ту самую крепость на том самом месте. Новгородцы ожидали прихода под новоиспечённый Орешек шведских ратей, но Юрий знал, что делал. Его стратегический ход с постройкой опорного пункта изрядно охладил нордический пыл. Вместо шведских полков явились шведские послы. И запросили «мира по старине».
В том же 1323 году был подписан испрашиваемый шведами мир, который у нас называют Ореховским, а на той стороне — Нотебергским. Это был первый мир, который установил чёткие границы между Россией и Швецией. И, что самое интересное, Ореховский мир стал нашим самым «долгоиграющим» международным договором — его условия в общем и целом соблюдались без малого 300 лет.
До тех самых пор, пока в 1611 году войска шведского полководца Якоба Делагарди не предали клятву и не осадили Орешек. Осада длилась восемь месяцев, и в мае 1612 г. шведы овладели крепостью. Не при помощи штурма — нет. Из 1300 русских воинов к тому моменту в живых было лишь около сотни — падающих от голода и измождения...
За всё время Северной войны по инициативе Петра создали 12 медалей, отмечающих самые значимые сражения и события. Медаль за взятие Нотебурга была первой. На ней значилось: «Был у неприятеля 90 лет». Тем самым Пётр заявлял, что Россия пришла на Балтику не незваным гостем. И не грабителем, присвоившим чужое. А полновластным хозяином, вернувшим своё, родное, кровное.