345 лет назад, 30 июля 1676 года, около полудня в одном из знатнейших семейств России и Европы случилось прибавление. У князя Ивана Григорьевича Куракина и его жены Феодосии Алексеевны, урождённой княжны Одоевской, родился сын. Крестным отцом его стал сам царь — недавно взошедший на престол Фёдор Алексеевич. Крестной матерью — сестра царя Екатерина Алексеевна.
Ребёнок из такого рода — восходящего к литовскому князю Гедимину и связанного кровными узами с династией московской ветви Рюриковичей — имел все предпосылки для невероятной карьеры и благополучия. Впрочем, если верить разнообразным сетевым энциклопедиям, у Бориса Куракина карьера была именно такой. Его представляют как сподвижника Петра Великого, виднейшего дипломата своего времени и первого постоянного посла России за границей.
Однако верить сетевым энциклопедиям нет никакого резона. Для начала, сподвижником Петра I Борис Куракин не был ни минуты. Максимум, на что мог рассчитывать царь-плотник со стороны этого аристократа, — подчёркнутая лояльность и готовность исполнять приказы.
Почему-то считается, что все начинания Петра I были для страны и государства безусловным благом. В качестве примера очень любят приводить его стремление возвышать людей не по роду-племени, а по умениям, талантам и службе. Спору нет, такой подход и конструктивен, и полезен. Но в том-то всё и дело, что у Петра это стремление местами принимало вид того, что сейчас бы назвали позитивной дискриминацией. Очень и очень многим отпрыскам древних родов царь-плотник априори отказывал в талантах. И даже если какой-нибудь аристократ обнаруживал талант, на быстрое продвижение ему рассчитывать было нелепо — в приоритете у Петра всё равно ходили «худородные». Классическим примером являлся как раз Куракин, которого Пётр откровенно не любил и терпел только за его выдающийся дипломатический дар.
Вообще при всей знатности и богатстве рода Куракиных ни детство, ни отрочество Бориса счастливыми не были. Вскоре после родов умерла его мать. Когда мальчику исполнилось шесть лет, умер и отец. Был он очень полным и болезненным: в четыре года ему прооперировали грыжу и удалили какой-то нарост на ноге. В шесть лет он упал с коня и «ободрался мало не до смерти». В восемь свалился со строительных лесов и получил такую контузию, что болезни сопровождали его потом всю жизнь.
И вот этот полный болезненный мальчик был определён в спальники к царевичу Петру Алексеевичу. Со всеми вытекающими последствиями: потешные полки, изматывающие «забавы», кутежи и прочие тяготы и лишения «царёвой службы».
Надо сказать, что службу эту он нёс как полагается. И даже находил время для амурных дел. По его же собственному признанию, он умудрился в возрасте пятнадцати лет сойтись с тринадцатилетней Ксенией Лопухиной. Свадьбу между ними сыграли год спустя, и всё бы ничего, кабы не пара деликатных моментов. Во-первых, молодые до свадьбы «уж год как муж с женой жили». А, во-вторых, невеста была родной сестрой жены царя Петра I Евдокии Лопухиной.
Стать свояком самого царя — это надо уметь. По большому счёту, Пётр должен был бы сразу разглядеть в молодом спальнике именно что дипломатический дар. Но на уме у Петра, который был всего лишь четырьмя годами старше Куракина, были только военные потехи, которые потом перешли в полноценные войны. И Борису пришлось тянуть солдатскую лямку наравне со всеми. Несмотря на своё нездоровье, пулям он не кланялся ни при Азове, ни при Нарве, ни при взятии Нотебурга. А перед Полтавским сражением он разболелся так, что за пару дней до битвы был вынужден исповедаться и причаститься: «Потом хотя не твёрдо, однако ж в бодрость малую пришел, и был на баталии генеральной». Между прочим, не просто «был», а командовал лейб-гвардии Семёновским полком. Командовал, что называется, «на морально-волевых», что само по себе подвиг. Тем не менее награды никакой за это не получил, хотя все чины Семёновского полка, включая рядовых, были богато награждены.
Более того, когда после Полтавской виктории он выступил с инициативой поехать в Европу с дипломатической миссией, Пётр в запале пригрозил ему виселицей. Какая ещё дипломатия? Служить безо всяких разговоров, и там, где приказано! Ишь, какой умный выискался!
А ситуация для России после Полтавы складывалась откровенно паршивая. Известие о русской победе было воспринято в Европе в штыки. Причём до такой степени, что Англия и Голландия всерьёз задумывались о помощи Швеции и создании антирусского союза.
Распутать этот узел смог только Куракин, которого царь нехотя послал-таки в Европу. И вновь странное пренебрежение успехами русского дипломата со стороны Петра. Да, в 1717 году Куракин получит Орден Андрея Первозванного. Но в кавалерах ордена к тому моменту ходили уже многие, в том числе несколько иностранцев. А с продвижением по службе у Куракина было совсем худо — чин действительного тайного советника он получит только после смерти Петра.
В 1723 году Борис Куракин начинает писать масштабный исторический труд, частью которого стала «Гистория о Петре I и ближних к нему людях». Пишет он свой труд тайно и наказывает своим потомкам особенно о нём не распространяться. Это произведение будет опубликовано лишь в конце XIX века, спустя чуть ли не полтораста лет после написания. К сожалению, труд этот не был окончен. Но даже того, что есть, хватает сполна.
Для начала свояк царя превозносит его злейшего врага, царевну Софью: «Правление царевны Софии Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием ко удовольству народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ея правления в цвет великого богатства. Также умножилась коммерция и всякие ремесла; и науки почали быть; также и политес и в экипажах, и в домовном строении, и уборах, и в столах. И торжествовала тогда довольность народная».
А что же правление Петра? А выходит, что до поры никакого «правления Петра» и не было. Царь попросту гонял балду, проводя время то в воинских потехах, то на Плещеевом озере с игрушечным флотом. Правила же его мать, Наталья Кирилловна. Но как? А вот как: «Надобно знать, что царица Наталья править не способна — ума малого. Правление то было весьма непорядочное, и недовольное народу, и обидимое. И в то время началось неправое правление от судей, и мздоимство великое, и кража государственная, которое доныне продолжается с умножением, и вывесть сию язву трудно».
Может быть, царицу и молодого царя окружали достойные люди, способные управлять огромной страной? Ни капельки. «Вручила она правление всего государства брату своему, боярину Льву Нарышкину и другим министрам… Помянутого Нарышкина характер можно описать, а именно: что был человек гораздо среднего ума и невоздержной к питью, также человек гордой и хотя не злодей. Боярин Тихон Стрешнев человек лукавой и злого нраву, а ума гораздо среднего, токмо дошел до сего градусу таким образом, понеже был в поддядьках у царя Петра Алексеевича с молодых его лет и признался к его нраву, и, таким образом, был интригант дворовой. Князь Борис Алексеевич Голицын человек ума великаго, а особливо остроты, но к делам неприлежной, понеже любил забавы, а особливо склонен был к питию. Князь Федор Юрьевич Ромодановской собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; пьян по все дни. Иван Бутурлин человек злорадной, и пьяной, и мздоимливой, обиды многим делал. Лефорт был человек забавной и роскошной или, назвать, дебошан французской, а в делах оной Лефорт сил не имел, и правления никакого не имел, токмо имел чин адмирала и генерала от инфантерии. Александр Меншиков почал приходить в великую милость и до такого градуса взошел, что все государство правил, почитай… Но был ума гораздо среднего, и человек неученой, ниже писать что мог, кроме своё имя токмо выучил подписывать…»
С этой картиной очень трудно примириться. Но придётся. Хотя бы по той причине, что Куракин старался быть честным и добросовестно отмечал полезные нововведения Петра. Но отмечал также и то, что многие из хорошо задуманных реформ просто утонули в казнокрадстве, пьянстве, интригах и банальной глупости. Возможно, ставка на родовитых, талантливых и преданных интересам России людей могла бы исправить положение. Но Пётр слишком увлёкся своей позитивной дискриминацией.