27 марта 1968 года в 14:50 по московскому времени командир вертолета Ми-4 майор Замычкин доложил: «Обнаружил обломки самолета Гагарина в 64 километрах от аэродрома Чкаловский и в трех километрах от деревни Новоселово».
Трагедия без срока давности
У тех, кто собрался в этот момент на аэродроме Чкаловский, что-то внутри оборвалось. Опытнейшие летчики, они к тому времени прекрасно понимали, что исчезновение самолета первого космонавта Земли не сулило ничего хорошего. Однако жила вера в чудо.
После рапорта майора Замычкина началась агония этой надежды, завершившаяся спустя несколько часов обнаружением неопровержимых доказательств смерти Юрия Алексеевича Гагарина.
Но это не помешает возникновению массы конспирологических теорий, среди которых будет и очень популярная в годы перестройки — смерть народного любимца инсценировали, а сам он был заперт в психбольнице из-за конфликта с первыми лицами государства.
Тот, кого народ признает своим героем, обречен на уход в легенду. Гагарин же и вовсе принадлежит к не такому уж большому числу людей, которые были прославлены как официально, так и неформально.
Отсюда и гнев, и нежелание принять то, что случилось: как можно было не уберечь космонавта-1, как не сохранили кумира нации?
Дублер погибшего Комарова
А ведь меньше чем за год Гагарин был в шаге от смерти. Во время испытательного полета корабля «Союз-1» он был дублером Владимира Комарова. Опытнейший инженер Комаров лучше других знал как достоинства «Союза», так и то, что корабль «сырой». Существует легенда, согласно которой Владимир Михайлович не отказался от полета только потому, что знал — в этом случае на орбиту отправится Гагарин. Таким образом, Комаров заслонил коллегу от угрозы собой и погиб при приземлении.
Неизвестно, доходила ли такая версия до самого Гагарина, но она бы его, вне всяких сомнений, возмутила. Юрий Алексеевич категорически не хотел «бронзоветь», стремился к продолжению летной работы и настоял на своем. Но, так уж получилось, что это и стало путем к трагедии 27 марта 1968 года.
«Космический» полк
Еще в 1962 году была создана смешанная авиационная эскадрилья, командиром которой стал опытнейший летчик-испытатель, Герой Советского Союза Владимир Серегин. Задачей ее было поддержание профессиональной формы пилотов, входящих в отряд космонавтов. Куратором данного проекта стал помощник Главнокомандующего ВВС по космосу генерал Николай Каманин, шеф и куратор отряда советских космонавтов.
В 1967 году на базе эскадрильи Серегина был создан отдельный испытательный тренировочный полк. Он должен был сосредоточиться на решении всего спектра задач, связанного с отрядом космонавтов — от учебных полетов на простой и сложный пилотаж до прыжков с парашютом и заданий в условиях кратковременной невесомости.
Летная подготовка на базе специального полка была частью дискуссии, которая шла с момента возникновения пилотируемой космонавтики. Инженеры, в первую очередь Сергей Королев, настаивали на максимально широком использовании автоматики в полетах. Летчики, которых представлял Каманин, считали, что уровень надежности автоматики того времени недостаточен, и призывали к большему доверию космонавтам. Разумеется, это требовало сохранения у членов отряда космонавтов высоких навыков пилотирования сложной техникой.
«Гагарин и Титов будут много летать»
8 февраля 1968 года Каманин записал в своем дневнике: «В разное время, но по одному и тому же вопросу заезжали Гагарин и Титов. Оба доложили, что готовятся 19 февраля защищать дипломные работы в Академии имени Жуковского. В этом году Гагарин и Титов будут много летать: Гагарин восстановится как летчик первого класса и займется руководством летно-космической подготовки в ЦПК, а Титов будет заканчивать свое оформление в качестве летчика-испытателя и кандидата на облет орбитального самолета Микояна».
Гагарин и Титов действительно с отличием защитили дипломные работы в Академии имени Жуковского. После этого Гагарин занялся восстановлением летных навыков, о чем, по свидетельству друзей, давно мечтал.
Летную практику первый космонавт проходил на самолете МиГ-15УТИ (учебно-тренировочный истребитель с двойным управлением — «спарка»).
Программу полетов с инструктором к концу марта 1968 года Гагарин практически завершил.
«Право на разрешение самостоятельного вылета Гагарина я оставил за собой»
Из дневника Николая Каманина: «26 марта. После заседания Госкомиссии генерал Кузнецов (начальник Центра подготовки космонавтов в 1963–1972 годах — прим. aif.ru) доложил мне, что завтра предполагается выпустить Гагарина в самостоятельный полет на самолете МиГ-17. Кузнецов просил меня разрешить ему лично проверить на самолете УТИ МиГ-15 подготовленность Гагарина к самостоятельному вылету. Совместный полет Гагарина с Кузнецовым я запретил, прямо заявив последнему, что он давно утратил навыки летчика-инструктора. Я разрешил командиру полка В. С. Серегину проверить завтра технику пилотирования у Гагарина, а генералу Кузнецову приказал лично проверить организацию выпуска в полет Гагарина, проанализировать и доложить мне воздушную обстановку и метеоусловия. Право на разрешение самостоятельного вылета Гагарина я оставил за собой».
Ничего необычного в полетах Гагарина не было — он проходил ту же программу, что и любой другой пилот, имевший значительный перерыв в летной практике. При этом Каманин поручил заниматься вводом Гагарина в строй лично комполка Серегину, самому опытному из практикующих летчиков. Зная крутой нрав генерала, можно не сомневаться — при малейших шероховатостях в пилотировании Гагарина о самостоятельном вылете речи бы не было. Однако все шло по плану, никаких вопросов не возникало.
«С самолетом оборвалась связь»
Утром 27-го числа Каманин, по его собственным воспоминаниям, был раздосадован — из-за занятости в Москве он не мог приехать на подмосковный аэродром Чкаловский, чтобы лично поздравить Гагарина с завершением программы полетов с инструктором и разрешить ему самостоятельный вылет.
Для Николая Петровича Каманина, который относился к Гагарину как к сыну, это было очень важно. Однако воинская дисциплина для него была превыше всего.
В 10:18 Гагарин и Серегин взлетели на учебном самолете МиГ-15УТИ. Погода в этот день не была идеальной, однако и сложности для опытных летчиков она не представляла.
Задание тоже не представляло сложности. На работу в пилотажной зоне отводилось 20 минут, но уже в 10:32 Гагарин сообщил на землю об окончании задания, запросил разрешения развернуться и лететь на базу.
Больше самолет Гагарина и Серегина на связь не выходил.
В 10:50 Каманину доложили: «С самолетом Гагарина оборвалась связь, через 10 минут в самолете кончится горючее».
«Талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина»
В 14:50 уже известный нам доклад командира вертолета внес ясность в судьбу самолета.
Из дневника генерала Каманина: «Самолет упал в густом лесу, скорость в момент удара о землю была 700–800 километров в час. Двигатель и передняя кабина ушли в землю на 6–7 метров. Крылья, хвостовое оперение, баки и кабины разрушились на мельчайшие части, которые были разбросаны в полосе 200 на 100 метров. Многие детали самолета, парашютов, одежды пилотов мы находили на высоких сучьях деревьев. Через некоторое время обнаружили обломок верхней челюсти с одним золотым и одним стальным зубом. Врачи доложили, что это челюсть Серегина. Признаков гибели Гагарина не было, но и надежды на его спасение катастрофически падали».
Утром 28 марта была поставлена точка в вопросе о судьбе Гагарина. Из дневника генерала Каманина: «Около восьми утра генерал Кутахов и я почти одновременно заметили на высоте 10–12 метров на одной из берез кусок какой-то материи. Он оказался частью куртки Гагарина. В грудном кармане куртки мы нашли талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Сомнений больше не было: Гагарин погиб».
Резкий маневр с уходом в штопор
Но что же все-таки случилось утром 27 марта 1968 года? Судя по всему, Гагарин находился в отличной летной форме, уже предвкушал самостоятельный вылет. Программу последнего вылета с инструктором он выполнил стремительно и отправился на аэродром.
Анализ отпечатков стрелок кабинных и наручных часов Гагарина показал, что катастрофа произошла примерно через 50–70 секунд после последнего сеанса связи. Судмедэксперты, изучавшие ткани погибших, пришли к выводу, что в их крови не было посторонних веществ. Также в результате изучения кабины был сделан вывод, что экипаж до последних мгновений находился в рабочем состоянии, пытаясь спасти самолет. Отказов или неисправностей техники обнаружено не было.
Комиссия по расследованию катастрофы пришла к выводу, что наиболее вероятной причиной катастрофы был резкий маневр уклонения от метеорологического шара-зонда, который внезапно оказался на пути самолета Гагарина и Серегина.
Резкий маневр привел в последующем к попаданию самолета в закритический режим полета и падению. Самолет вошел в штопор и сделал 3–5 витков. Экипаж при этом испытывал 10-11-кратные перегрузки, но не переставал бороться.
Опытные летчики-испытатели считают — Гагарин и Серегин в этой ситуации сделали максимум возможного. Для того чтобы спастись, им не хватило 200-300 метров высоты.
Отдельные недостатки
Летчик-космонавт Алексей Леонов годами отстаивал иную версию, согласно которой в секторе, где находился самолет Гагарина и Серегина, несанкционированно появился другой борт, чье ускорение и свалило машину в штопор. Однако эта версия убедительного подтверждения не нашла.
Леонов настаивал — некоего виновника усиленно «отмазывали» влиятельные покровители. Честно говоря, учитывая статус самого Гагарина, трудно себе представить, что кто-то решился бы покрывать человека, виновного в гибели космонавта-1. А уж зная отношение к Гагарину Каманина, можно не сомневаться, что генерал докопался бы до истины в этом вопросе.
Расследование катастрофы выявило массу недостатков в организации полетов в зоне, где работал «космический» полк. Каждая из этих шероховатостей сама по себе не несла фатальной угрозы, но все они вместе, конечно, ситуацию с безопасностью полетов не улучшали.
Увы, но так бывает после каждой трагедии — изучение ее обстоятельств неизбежно вскрывает типичный русский «авось». История с Гагариным тут не исключение.
«Почему разрешили ему лететь?»
55 лет спустя можно с уверенностью говорить о том, что никакого политического конфликта с руководством страны у Юрия Гагарина не было. Собственно, никаких кар не упало на голову куда более импульсивного и невоздержанного на язык Алексея Леонова, что уж говорить о Гагарине, который был куда рассудительнее и спокойней иных своих коллег по отряду космонавтов.
Помимо технических экспертов, по делу о гибели Гагарина работал и Комитет государственной безопасности. Перед чекистами был поставлен вопрос — могло ли случившееся стать следствием диверсии? Никаких намеков на подобное обнаружено не было.
Не уберегли... Легендарная актриса Фаина Раневская писала об этом своей подруге журналистке Татьяне Тэсс: «Почему же Гагарину не сказали о том, что он принадлежит миру, а не себе, и разрешили ему лететь? И тут равнодушие, и тут безразличие, непонимание значения личности его, первооткрывателя космоса. Горе и гнев терзали меня, а какой приятный он был в общении с ним, скромный, даже застенчивый. Я обессмертилась тем, что его обнимала и целовала, а потом видела это в кино... Вчера мне пришлось играть сцены из “Сомова” — а я только и думала о гибели Гагарина, — была растеряна и несчастна, а вернувшись домой, одна пила водку, — такого со мной не было никогда».
«Жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина»
Это письмо дает понять, кем был Гагарин для огромной страны и каковы были масштабы горя.
Когда его не стало, супруге передали прощальное письмо — то, которое он написал перед полетом «Востока» на случай неблагоприятного исхода.
В нем были такие слова: «В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться... Ну, а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина».
Юрий Алексеевич, по сути, предсказал свою судьбу. Вот только это самое «что-нибудь» подстерегло его не в космическом полете, а во время возвращения к любимой работе пилота.