140 лет назад, 11 ноября 1880 г., влиятельная английская газета Birmingham Daily Post впервые употребила слово, которое очень быстро покинуло пределы английского языка, став интернациональным и понятным всему миру. В том же году глагол «бойкотировать» подхватили на континенте: первыми были французы, потом подтянулись немцы, а затем уже и русские.
Это вынудило одного человека, который прожил после той публикации ещё семнадцать лет, стесняться своей фамилии и при всяком удобном случае заменять её псевдонимом. Звали этого человека Чарльз Каннингем Бойкотт.
Ситуации, когда имя или фамилия становятся нарицательными, встречаются не то чтобы очень редко. Однако фокус в том, что иногда за самым привычным, обыденным словом может скрываться история, полная интриги, трагизма или сарказма.
Бойкот
Итак, Ирландия, 1880 год. В стране давно зреет недовольство. В центре кризиса — земельный вопрос. Фермеры, работающие на арендованных у крупных землевладельцев участках, добиваются снижения арендной платы, борются за право оставаться на земле, где работают, а также за право эту землю купить. Землевладельцы, соответственно, расставаться с привилегиями не хотят, а в качестве контрмеры угрожают всех выселить со своей земли к чёртовой бабушке.
Делают они это, впрочем, не сами. Сами ирландские землевладельцы, как, например, и русские баре, предпочитают проводить время где-нибудь у тёплых морей. А на местах они расставили управляющих, которые по мере сил соблюдают хозяйские интересы.
Одним из самых активных управляющих как раз и был Чарльз Каннингем Бойкотт, работавший у лорда Эрна. Он попытался перейти от слов к делу и, столкнувшись с очередным протестом, обратился к судебным приставам, которые начали вручать фермерам уведомления о выселении.
Вообще-то, Бойкотт сильно рисковал. Спас его, как ни странно, ирландский радикальный политик Чарльз Парнелл. Парнелл задал разъярённым фермерам вопрос: «Что вы сделаете с человеком, который выселяет вас с земли?» Ответы разнообразием не отличались, поместившись в узкие рамки от «убить» до «застрелить как бешеного пса».
Парнелл же предложил другое: «Я хочу указать вам на истинно христианский путь, который, быть может, заставит заблудшего покаяться. Вы все должны избегать его. Избегать везде и всюду: на улицах города, в лавочке, на рыночной площади и даже в церкви, как если бы вернулись старые времена и он был прокажённым. Не продавать ему ничего и ничего у него не покупать, не оказывать никаких услуг ни за какие деньги. Вы должны показать ему отвращение к преступлению, которое он совершил».
Мера, которую тут же окрестили бойкотом, оказалась эффективной. Сам Чарльз Бойкотт скоро покинул Ирландию с позором, а в следующем году был принят новый Земельный кодекс.
Силуэт
Если Бойкотт получил, в общем, по заслугам, то шевалье Этьен де Силуэт стал жертвой снобизма аристократии и отчасти высшего духовенства. Он занимал должность контролёра финансов при французском короле Людовике XV. Занимал всего лишь восемь месяцев: с апреля по ноябрь 1759 года. Но этого оказалось достаточно, чтобы вписать своё имя чуть ли не во все языки мира.
Должность контролёра финансов заведомо проигрышная в плане паблисити. Людей, занимающихся финансами и налогообложением, не любит никто. Случай Силуэта, впрочем, был особенным. Как ни странно, простой народ его мерам сочувствовал и местами даже вздыхал: «Ну наконец-то и до богатеньких добрались».
А всего-то и надо было, во-первых, осознать глубину финансовой пропасти, в которую валилась Франция из-за Семилетней войны 1757-1763 гг. Во вторых — найти интересный выход. Кроме сокращения средств на содержание королевского двора Силуэт предложил обложить налогом дворянство и духовенство. Законным путём сделать это никак не получалось: два «высших сословия» были освобождены от налогов. Но дотошный шевалье находит лазейку: вводит налог на внешние признаки богатства. На вычурные окна, двери и ворота. На богатые экипажи и коней элитных пород. На прислугу, в конце концов. Словом, на роскошь как таковую.
Как раз в те времена в моду входит новая забава. Портреты, сделанные чёрной краской на белой бумаге. Никаких деталей, только контур и заливка. Сходство с оригиналом наблюдалось, но не более того. Что называется, дёшево и сердито. И, разумеется, совсем не роскошно: такое приличествует лишь презренным беднякам.
Высшая знать уцепилась за этот момент и принялась бешено фрондировать. Всё дешёвое, паршивое, низкокачественное и так уже называли сделанным a la Silhouette. А с чёрными портретиками фрондёры поняли, что угодили в точку. Сначала силуэтом называли просто технику таких изображений, а потом слово стало обозначать просто смутные или самые общие очертания какого-либо предмета.
Лодырь
Но в случае с Бойкоттом и Силуэтом хотя бы имелись достаточно веские причины для злословия. А вот русский немец Христиан Иванович Лодер влетел, что называется, на ровном месте. Никому и никогда не делал ничего плохого. Даже наоборот: своему новому Отечеству служил верой и правдой, от службы не бегал, а его устройство госпиталей и вообще медицинской помощи во время войны 1812 года заслужило похвалу Кутузова и было отмечено наградой — Орденом св. Анны II степени с бриллиантами.
Обосновавшись в Москве, Христиан Иванович задумал новое дело: основал заведение искусственных минеральных вод на Остоженке. Согласно воззрениям доктора Лодера, к собственно минеральной воде полагался ещё и трёхчасовой пеший променад, только тогда лечение будет эффективным.
Заведение быстро стало модным, и сад на Остоженке украсился многочисленными фигурами, слоняющимися без какой-либо очевидной для посторонних цели. Считается, что острые на язык москвичи моментально пригвоздили шатающихся гуляк: «Лодерем ходит». В реальности «лодыря» из Лодера сделал московский бытописатель Иван Пыляев, сконструировавший это словцо и запустивший его в народ.
