125 лет назад, 19 июня 1899 года, император Николай II утвердил Монетный устав Российской империи, гласивший: «Российская монетная система основана на золоте». Это была, что называется, вишенка на торте реформы министра финансов Сергея Витте 1894-1897 гг. Рубль стал одной из самых устойчивых мировых валют.
Впоследствии сам Витте об одном из своих величайших достижений напишет так: «Я совершил денежную реформу так, что население России совсем и не заметило её, будто ничего не было. И не единой жалобы, ни единого недоразумения со стороны людей. Денежное обращение России приведено в порядок и поставлено столь же твёрдо, как в тех государствах, где эта отрасль народного хозяйства издавна находится в образцовом состоянии».
Однако Сергей Юльевич в своих мемуарах писал о подготовке и проведении своей реформы нечто диаметрально противоположное: «Против моего замысла была почти вся мыслящая Россия».
Налицо явное противоречие. Сначала Витте говорит, что реформу никто не заметил. А потом утверждает, что её не просто заметили, но и активно ей противодействовали. Причём не отдельные отщепенцы, а «вся мыслящая Россия». И это противоречие относится не только к тому, как перемены были приняты населением Российской империи, но и к сути финансовой реформы Витте как таковой. Но откуда оно взялось?
На первых местах
Во многих справочниках и энциклопедиях можно встретить примерно такое утверждение: «Денежная реформа улучшила внешний и внутренний курс рубля, благоприятно воздействовала на инвестиционный климат в стране, стала гарантом стабильного развития экономики Российской империи вплоть до Первой Мировой войны».
Всё это — чистая правда. На рубеже XIX-XX столетий у нас наблюдался какой-то взрывной рост экономики. Скажем, в 1889-1899 гг. рост промышленного производства составил 8%, что весьма впечатляет. С 1900 по 1913 гг. он немного снизился — до 6,25%. Но даже эти показатели позволяли Российской империи занимать первое место в мире по темпам роста и стать к 1914 году четвёртой индустриальной державой мира.
Повторим — всё так и было. Правда, с оговоркой — предлог «в», всё ставит на свои места. Следует читать не «Рост экономики Российской империи», а «Рост экономики в Российской империи». Обратим особое внимание на эту строчку, описывающую реформу Витте: «благоприятно влияла на инвестиционный климат в стране». Реформа не просто благоприятно влияла на инвестиционный климат. Новый рубль, обеспеченный золотом, сделал Россию самой привлекательной в мире страной для размещения и вложения капиталов. Иностранные инвестиции хлынули в империю Николая II мощным потоком.
Спору нет — это неплохо. Но только если не перегибать палку и не играть в «максимальную открытость миру». А на рубеже прошлого и позапрошлого столетий в России велась именно эта игра. Причём шла она в одни ворота. И заметили это чуть ли не сразу.
Газета «Биржевые ведомости» считалась чуть ли не «карманной прессой» министра финансов. Во всяком случае, в период подготовки и проведения реформы 1894-1897 гг. издание пело ему дифирамбы. Но в конце 1900 года сменился тон даже этой, более чем лояльной в отношении Витте газеты: «Экономическая политика нынешнего правительства ведёт к нашествию иностранных капиталов, которые скупят Россию на корню».
В когтях капитализма
Виднейший отечественный учёный Дмитрий Менделеев, к тому времени плотно занимавшийся не столько химией и физикой, сколько экономикой, утверждал, что доля иностранных капиталов не должна превышать 25% — только тогда можно удержать экономику страны в руках страны. Однако Витте имел противоположное мнение: «Предубеждение против иностранных капиталов у некоторых доходит до того, что заводится речь о какой-то экономической оккупации… Подобные опасения высказывались у нас непрерывно со времен Петра Великого, но государи русские с ними никогда не считались, и история вполне оправдала их прозорливость».
Итогом его политики «максимальной открытости миру» стало следующее. В целом общая доля иностранного капитала в российских акционерных обществах в разные годы составляла от 50 до 60% с тенденцией к росту. Причём ведущие иностранные державы аккуратно поделили российский экономический пирог на куски, разграничив сферы влияния. Франция доминировала в угольной и горнодобывающей промышленности России, контролируя до 70% капиталов. Англия — в нефтяной промышленности, где её доля в разных регионах колебалась от 60 до 95%, и в добыче золота и платины, где она удерживала стабильные 75%. Германии принадлежало до 90% всех электротехнических предприятий России. Паровозостроение в России контролировалось державами совместно — иностранный капитал в этом деле составлял 100%. Так что назвать эту промышленность российской можно только по месту её прописки, да по тому признаку, что горбатились на фабриках и заводах русские люди. Прибыль закономерно отходила тем, кто инвестировал капитал. России оставались разве что налоги. Но они были и оставались одними из самых низких в Европе, чем, кстати, гордились — ведь это было дополнительным фактором привлечения иностранных капиталов…
В целом же ситуация описывалась хлёсткой фразой: «Мы должны высвободиться из когтей международного капитализма!» Она принадлежит крайне правому общественному деятелю, консерватору и охранителю генерал-лейтенанту Александру Нечволодову, который в числе прочих выступал с критикой финансовой реформы Витте.
Из русского кармана
Денежная реформа Витте прочно привязала рубль к золоту — национальная валюта теперь обеспечивалась этим металлом. Очень хорошо. А где взять этот самый металл? Самый очевидный путь — увеличить его добычу. Это было сделано. Но, как мы помним, с участием английского капитала, который контролировал 75% золото-платиновых разработок. Второй путь — наращивание экспорта. Прежде всего — экспорта хлеба. Это тоже было сделано, причём даже до Витте — его предшественник, Иван Вышнеградский, бросил печально знаменитую фразу: «Недоедим, но вывезем!» И вывозили даже в 1891 году, когда в Поволжье от голода умерло более полумиллиона человек. А ведь общероссийский сбор пшеницы в 1891 году был ниже, чем в благополучном 1886 году всего лишь на 1,7%. Но перебросить хлеб из южных губерний в Поволжье тогда никому и в голову не пришло – только за кордон, за звонкую золотую монету!
Ну и, наконец, золото можно взять в долг. Государственный контролёр Пётр Шванебах открыто признавал: «Переход к золотому обращению совершился у нас главным образом путём накопления золота внешними займами». К 1914 году Россия вышла не только на первое место по росту экономики в мире, но и на первое место по величине внешнего долга. Его обслуживание, выплаты по процентам и дивиденды, уходящие за рубеж, превышали общую массу иностранного капитала, вложенного в Россию, в полтора раза. Так что за «рекордный рост промышленности», которая по факту была иностранной, Российская империя заплатила из своего кармана, сидя при этом в долговой яме. Отсюда и столь противоречивое отношение к реформе Витте.
Мнение эксперта
— В 1895—1897 годах в Российской империи была проведена денежная реформа, в рамках которой был заложен принцип золотомонетного стандарта. В рамках данной реформы были введены в действие новые принципы денежного обращения в России: исчисление цен и товаров происходило в золоте, предусматривалось свободное обращение золотых монет и их неограниченная чеканка государством, производился свободный обмен бумажных денежных знаков на золотые монеты по номиналу без ограничений, отсутствовало ограничение на ввоз и вывоз золота, наконец, на внутреннем рынке наравне с золотой монетой обращалась неполноценная разменная монета, но при ее полной обратимости в золото.
Разумеется, столь значимые изменения в финансовой системе страны встретили сопротивление со стороны различных сил, причем как внутри страны, так и за ее пределами. Сергей Юльевич Витте в своих мемуарах вспоминал, что Николай II, будучи в Париже, получил от тогдашнего премьер-министра Третьей Республики записку с резкой критикой широко обсуждавшейся реформы. Более того, к этой записке прилагались расчеты, составленные известным сторонником серебряной валюты Эдмона Тьери. Подобное вмешательство во внутренние дела Российской империи не встретило понимание ни со стороны императора, ни со стороны финансовых ведомств страны. Витте по этому поводу оставил следующий комментарий: «Я почел со стороны председателя Совета министров Французской республики такое действие в высшей степени некорректным: так как это вопрос чисто внутренний России и ни русский император, ни русское правительство не нуждались в этом отношении в советах Мелина».
Сопротивление реформе внутри России было связано, прежде всего, с ожиданиями основных производителей товарного хлеба, которые получали дополнительный доход от курсовой разницы валют и плавающего курса рубля. При этом артикуляция непосредственно аргументов происходила в двух политических лагерях. С одной стороны, резкую критику реформы можно найти в трудах представителей консервативного политического направления. Такие известные публицисты, как С. Ф. Шарапов, П. В. Оль, Г. В. Бутми, выступали за всемерную поддержку сельского хозяйства, против государственного стимулирования развития промышленности и железнодорожного строительства.
Ко второй группе участников дискуссии, причем наиболее многочисленной по составу, относятся деятели либерального политического лагеря. Эта группа была разнообразна по своему положению и политической ориентации. В нее входили профессора М. И. Боголепов, А. А. Исаев, Б. А. Лебедев, Л. З. Слонимский, П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, Л. В. Ходский и В. Г. Яроцкий. Представители либеральной общественности с разных позиций критически оценивали подготовку и проведение денежной реформы. Отдельные представители даже в целом поддерживали ее как необходимое средство для упорядочения финансов. Однако они указывали на отсутствие экономических предпосылок для ее успешной реализации. По их мнению, в России с ее низким уровнем общественного благосостояния, пассивным платежным балансом и огромным внешним государственным долгом, проведение реформы должно было сильно ухудшить условия жизни большей части населения.
Критическое восприятие проводимой реформы как со стороны консервативной, так и со стороны либеральной общественности объясняется не только их политическими взглядами на будущее развитие страны, но и тем, что сам С. Ю. Витте не принадлежал ни к одному из названных лагерей. Уже после смерти Витте его супруга, Мария Ивановна Лисаневич, в предисловии к «Воспоминаниям», изданным после смерти Сергея Юльевича, отмечала, что «он не был либералом, ибо не сочувствовал нетерпеливому устремлению либералов переустроить сразу, одним мановением руки весь государственный уклад; он не был и консерватором, ибо презирал грубые приемы и отсталость политической мысли, характеризовавшие правящую бюрократию России… Это создало С. Ю. Витте много врагов во всех лагерях… По указанной выше причине ни один государственный деятель России не был предметом столь разнообразных и противоречивых: но упорных и страстных нападок…»
Для понимания значимости фигуры Витте и проводимой им политики на посту Министра финансов (1892—1903 гг.) правильнее говорить не только о введении золотого стандарта, но комплексно рассматривать все нововведения. Так, за это «золотое десятилетие» налоговые поступления в казну увеличились на 50% за счет косвенного налогообложения, благодаря введению винной монополии в 1895 году казна получала ежегодно доход в размере около 500 миллионов рублей. Благодаря введению золотого стандарта и началу свободного обмена банкнот на золотые слитки как экономика, так и валюта Российской Империи стали более привлекательны для инвестирования, в стране была снижена инфляция, а цены стабилизировались. По результатам этой реформы уже к 1898 году в страну в большом размере начал притекать иностранный капитал. Общая сумма инвестиций в российскую промышленность за 10 лет составила 3 миллиарда рублей золотом. Проведение денежной реформы также позволило государству закрыть все внутренние долги перед своими подданными, рубль стал свободно конвертироваться на международной бирже.
Более того, можно говорить о том, что именно в это время началось ускоренное строительство железных дорог. Всего за период с 1893 по 1902 было построено 27 тысяч километров железных дорог. Для сравнения, к 1892 году было построено всего 31 тысяча километров. В указанные годы в железнодорожное строительство было вложено до 5,5 миллиардов рублей, что на 25% выше, чем за предыдущие 30 лет. Бурное развитие железнодорожной сети создавало устойчивый спрос на металл, уголь, лес, что стало одной из причин промышленного бума. Промышленное производство в 1890-е годы в процентном выражении выросло на 130%. По итогам всех экономических реформ к началу XX века страна вышла на 5-е место по объему промышленного производства, рост количества промышленных предприятий увеличился на 40%, производство нефти возросло в 2,9 раз, чугуна в 3,7, паровозов в 10 раз. По темпам роста промышленности Российская Империя вышла на первое место в мире.
Наконец, стоит также упомянуть и об инициативе С. Ю. Витте 1897 года, когда был принят закон «О продолжительности и распределении рабочего времени в заведениях фабрично-заводской промышленности», ограничивший максимальную продолжительность рабочего дня 11,5 часами, а в случае работы в ночное время, в субботу и перед праздниками — 10 часами. Такое же ограничение (10 часов) было установлено для женщин и детей. В 1903 году был утвержден закон об ответственности предпринимателей за увечье рабочих на производстве, увеличивалась реальная заработная плата рабочих и доходы крестьян (за счет интенсивного ж/д строительства, государственного регулирования цен на хлеб и развития промышленности в сельской местности). Иными словами, Витте старался обеспечить баланс интересов работодателей и рабочих и заложил основы трудового законодательства.
Таким образом за годы пребывания С. Ю. Витте на посту Министра финансов в России завершился промышленный переворот, укрепились государственные финансы, были привлечены громадные иностранные инвестиции, создана стабильная финансовая система и заложены основы трудового законодательства.