Это в мирное время река — транспортная артерия и причина вдохновения поэтов. На войне река — естественный водный рубеж. Немецкая Эльба стала исключением. Она вошла в историю как символ союзнических отношение СССР и США во Второй мировой войне.
Путь к Эльбе
16 апреля 1945 г. главные силы 1-го Белорусского (маршал Жуков) и 1-го Украинского (маршал Конев) фронтов приступили к операции по взятию Берлина.
Историческая встреча союзников произошла на Эльбе 25 апреля 1945 г. недалеко от города Торгау. Тогда встретились части и подразделения 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии и 58-й стрелковой дивизии 1-го Украинского фронта.
В то время, когда союзников разделяли еще десятки километров, между штабами советских и американских соединений уже происходил радиоконтакт:
— Скоро встретимся с вами, — передавали в эфир американцам наши радисты, знающие английский язык.
Для взаимного опознавания советские и американские войска имели заранее условленные сигналы. Американцы в случае появления русских должны были пускать две зелёные ракеты, наши в ответ — две красные. Во избежание «дружественного огня» с воздуха боевая техника получила специальные опознавательные знаки: белые звёзды у американцев, белые полосы на корпус и белый крест на крышу башни у советских танков.
Для людей командующий войсками 1-го Белорусского фронта Жуков издал директиву:
«При встрече наших войск с американскими или английскими войсками руководствоваться следующим... Инициативу в организации дружеских встреч на себя не брать. При встречах с союзными войсками относиться к ним приветливо. При желании американских или английских войск организовать торжественную или дружескую встречу с нашими войсками от этого не отказываться».
Отказываться никто не собирался.
Из первых уст
В 15 часов 30 минут 25 апреля у разрушенного моста через Эльбу встретились группа первого лейтенанта армии США Уильяма Д. Робертсона и бойцы Красной Армии под командованием лейтенанта Александра Сильвашко. Робертсон так вспоминал о встрече:
«Подъезжая к Торгау, мы увидели дым пожаров, по всей видимости, возникших после последнего артобстрела русских. Провели разведку на южной окраине города. Поскольку у нас не было опознавательных знаков, кроме нашей формы, мы чувствовали себя довольно незащищенными. У нас не было зеленых ракет, и мы не могли дать заранее обговоренный между американской и советской сторонами сигнал. У встретившегося по дороге немецкого беженца конфисковали белую простыню. Вырезав из нее кусок пять на восемь футов, привязали его к палке, свернули и бросили в машину...
Поскольку мы собирались вступить в контакт с русскими, находившимися на другом берегу Эльбы, я решил, что нам нужны более надежные опознавательные знаки. Мы ворвались в первую попавшуюся аптеку и взяли там цветные порошки, красный и голубой. Смешав порошки с водой, нарисовали на нашей простыне пять горизонтальных полос красным и закрасили верхний левый угол голубым. Было 15.00».
У разрушенного моста, который осел в воды Эльбы, но худо-бедно соединял два берега, Робертсон остановился. С восточной стороны по мосту двигался русский военный, и лейтенант пошел ему навстречу:
«Примерно на середине Эльбы русский и я соскользнули вниз по огромному, в форме буквы „V“ изгибу балки. В этом был некий символ, так как буква „V“ обозначала Викторию — Победу. Но в тот момент мы не думали об этом...
Русский оказался сержантом. Звали его Николай Андреев. Мы пожали друг другу руки и похлопали друг друга по плечу, стараясь не упасть в быстрые воды струящейся под нами реки. Было 16 часов».
Без переводчика
Сильвашко так вспоминал об этом же моменте:
«День был особый и запомнился мне на всю жизнь. Цвела сирень, было тепло и солнечно. Утренний туман на Эльбе рассеялся, огонь с противоположного берега прекратился. Все мы чувствовали, что война кончается.
Но фашисты придумали дьявольскую западню. Они вышли со своего берега на взорванный мост с белыми повязками на рукавах. Ну, раз повязки белые — значит, идут сдаваться. Поэтому и показывали им знаками: идите сюда, стрелять не будем. А они звали нас. Мы с одним автоматчиком поползли по фермам им навстречу. Неожиданно гитлеровцы открыли бешеный огонь. Завязалась перестрелка. Жив я остался чудом.
Через некоторое время на окраине Торгау появилась группа солдат в неизвестной форме. Я подумал — еще одна гитлеровская уловка. А они тем временем стали укреплять какой-то флаг на колокольне. Вскоре в нашу сторону направились четверо — явно с мирными целями. Они кричали: „Москоу!“, „Америка!“, „Донт шут!“
Мы приближались друг к другу по мосту. Встретились посередине. Пожали друг другу руки. Языка никто не знал, но солдатская смекалка помогла разобраться.
Я увидел среди американцев офицера. Тот представился:
„Уильям Робертсон“.
Я тоже представился:
„Гвардии лейтенант Сильвашко“.
Я не знал английского, он не знал русского. Объяснялись жестами, но договорились, что идем докладывать командованию. Робертсон попросил проводить его к командиру нашего полка и нас, в свою очередь, пригласил в свою дивизию — подтвердить, что он действительно встретил русских...
Как только я доложил, что встретил американцев, в мой окоп примчались майор Ларионов, заместитель командира полка, капитан Неда, комбат и сержант Андреев. По приглашению Робертсона мы вчетвером отправились на его „джипе“ в штаб американской дивизии, который находился километрах в сорока пяти...
Несмотря на поздний час, встретили радушно, гостеприимно и даже празднично. Множество репортеров атаковало нас со всех сторон, и стоило немалых усилий, чтобы отделаться от них и наконец поужинать. Тот поздний ужин как-то незаметно перешел в ранний завтрак...
Нас принял командир 69-й дивизии генерал-майор Эмиль Рейнхардт. Мы произнесли тосты за наши армии, за наши страны.
А потом, сфотографировавшись на память, в сопровождении командования американской дивизии в тринадцати „джипах“ поехали на Эльбу — американцы должны были встретиться со своими советскими боевыми товарищами».
Потом будет «холодная война» и длительный период противостояния Востока и Запада. Но тот краткий период, когда две великие державы были союзниками, доказал, что Россия и Америка могут сотрудничать. А значит, для человечества еще не все потеряно.