Вот уже 20 лет, как 4 ноября — праздничный день в стране. Но до конца ли понимаем смысл Дня народного единства?
4 ноября 1612 года Второе ополчение прорвалось к Московскому Кремлю и вынудило капитулировать польско-литовский гарнизон, удерживающий цитадель столицы Русского царства. А поскольку Второе ополчение под началом Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского было войском «Совета Всея Земли», сплотившего силы страны, терзаемой захватчиками, то смысл праздника вроде бы раскрывается во всей полноте.
На самом деле — нет. Потому что непонятно, откуда вдруг взялось это самое единство. И «вдруг» ли? Если разобраться, то единство было и до Смуты. Просто проявлялось иначе.
Прежде всего — как безграничный кредит доверия народа своим элитам. Да, среди них бывали предатели, действующие против интересов России. Но они воспринимались как враги, причём не только царём, но и простыми людьми — мыслимое ли дело пойти против своих?
А если не против? Если вроде как за? Тут уже другой разговор. Смута потому и называется Смутой, что в умах людей было посеяно смущение, то есть недоверие. Прежде всего — недоверие между народом и властью.
Дело в том, что в начале XVII века элиты провернули целый ряд экспериментов, каждый из которых мог привести к процветанию, но в итоге всё окончилось катастрофой, по сравнению с которой катаклизмы революций выглядят бледновато.
Три проекта элиты
Номер первый — проект «Чудесно спасшийся царевич Димитрий». Мы привыкли считать, что явление Самозванца — это происки Польши. Но вспомним слова историка Ключевского: «Он был только испечён в польской печке, а заквашен в Москве». «Заквашен» с очевидной целью — марионетка на троне удобна для того, чтобы реальную власть осуществляла родовая русская аристократия. Но Лжедмитрий оказался не марионеткой. Прежде всего он расположил к себе простых людей: «Велел всенародно объявить, что будет два раза в неделю лично давать аудиенцию своим подданным на крыльце». А потом — и служилое дворянство, поскольку «полагал совсем подчинить Польшу Московии». Самое интересное, что это дело могло бы выгореть. В случае даже локального успеха Лжедмитрий становился всенародно любимым монархом, за которого будут сражаться и умирать. Потому от непокорной марионетки, у которой многое стало получаться, избавились. Что вызвало у народа первый приступ недоверия к элитам.
Следом запустили проект «Боярский царь». После ликвидации Лжедмитрия на престол взошёл Василий Шуйский, который был главой заговора против Самозванца. Правда, Шуйского «выкрикнули царём» только в Москве, а мнением «Всей Земли» пренебрегли. Но кредит доверия сохранялся, и если бы новый монарх проявил себя как должно, «Вся Земля» простила бы это нарушение. А Шуйский оказался деятельным царём. Бунт «боевого холопа» Ивана Болотникова, едва не осадившего Москву, был подавлен. Войска Лжедмитрия II, тоже угрожавшего Москве, были разбиты родственником царя, воеводой Михаилом Скопиным-Шуйским — в ходе кампании он не только деблокировал город, но и зачистил от «украинного сброда» большую часть страны.
Однако успех царя, который мог стать в глазах народа «спасителем Отечества», не входил в планы элит. В мае 1610-го Скопин-Шуйский был отравлен, а группировка родовой знати, известная как Семибоярщина, низложила царя.
Так начался следующий проект — «Второе призвание варягов». Суть его проста — Семибоярщина решила призвать на русский престол сына польского короля. В этом не было ничего зазорного — в конце концов, Польшей тоже правил не поляк, а швед, Сигизмунд Ваза. Его сын, Владислав, вполне мог стать русским царём. Правда, следовало дождаться его приезда, перехода в православие и подписания договора. И вот тут Семибоярщина раскололась. Одни говорили, что присягнуть Владиславу успеется, а до его приезда опорой должны служить русское войско и народ. Другие утверждали, что народ ненадёжен: «Лучше государичу служить, нежели от холопей своих побитыми быть...» Победили вторые, не доверявшие своему народу и пустившие в Москву поляков: «Наши же бояре вошли в соглашение с ними и повелели выйти из города воинам наших полков, и такой услугой врагам обезопасили себя и дом свой». кредит доверия исчерпан Именно этот момент и есть апогей всей Смуты. Единство, которое ещё как-то сохраняло целостность державы, единство народа и элит, стоящее на доверии, рассыпалось в прах. Государство перестало существовать. Чтобы его собрать заново, нужно было прежде всего восстановить доверие. Первое ополчение, собравшееся освобождать Москву, тоже ведь называло себя «Советом Всея Земли». Но в него входили преимущественно дворяне, казаки и служилые люди. Народ ополчению не доверял и помощи не оказал, поэтому оно было разбито. Между прочим, могло не сложиться и Второе ополчение. Да, на призыв Минина «не пожалеть не только имущества своего, но и не пожалеть дворы свои продавать и жен и детей закладывать» народ откликнулся. Но кто встанет во главе ополчения, снаряжённого на последние деньги? Элитам народ не верил. С превеликим трудом нашли единственного князя, которого выбрали не за знатность рода или таланты воеводы, а «за правду». Впрочем, и Дмитрий Пожарский не доверял народу — он согласился возглавить ополчение не сразу, а лишь после того, как Минин предоставил ему гарантии послушания ратников. Весь путь ополчения к Москве занял больше полугода — с февраля по сентябрь 1612-го. Всё это время вождям ополчения приходилось восстанавливать доверие и единство. Причём не на словах, хотя правильные речи, конечно, произносились («Московское государство от врагов очищать, и своим произволом, без совета всей земли, государя не выбирать»). Доказывать приходилось делом — войско не пёрло напролом к столице, а зачищало от шаек «украинных людей» Русскую землю. Так возникало доверие. И ковалось новое единство, основанное на сознательности и традиции, — когда Пожарскому предложили избрать царя в Ярославле, тот отказался. И был прав, потому что настоящий царь может быть избран только в Москве, куда должны съехаться представители «Всей Земли», восстановив тем самым единство страны и столицы.
Вместо эпилога
Отложить всякую ненависть
Но больше всего поражает финальный аккорд ополчения. Когда из Кремля вместе с капитулировавшими поляками вышли русские бояре, их готовы были растерзать. Правда, «Совет Всея Земли» заранее постановил, что те, кто воевал в Смуту на разных сторонах, должны «отложить всякую ненависть и равно предать забвению прегрешения друг друга». Тогда сочли, что русской крови и без того пролилось достаточно, а установка на поиск виновных — не лучший фундамент для восстановления единства.