110 лет назад, 29 января (по новому стилю) 1913 года, Третьяковская галерея огласилась пронзительным криком: «Довольно смертей! Довольно крови!» После чего по полотну Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года» было нанесено три удара ножом.
«Идет от глаза, минуя нос»
Событие было нерядовым, и вполне естественно, что оно попало в новостной топ того времени. Проще говоря, о нём судачили все. Пресса — в первых рядах. И, как это водилось уже тогда, каждое издание старалось, что называется, поймать хайп.
Сравнительно недавно, в мае 2018 года, на ту же самую картину Репина было совершено вторичное нападение — житель Воронежа Игорь Подпорин ударил её металлическим столбиком ограждения. Причём тоже трижды. Естественно, тогда все бросились вспоминать первое нападение. Главным источником служила статья от 17 (30 по новому стилю) января 1913 года газеты «Новое Время». Статья, кстати, довольно информативная. И хотя в ней честно сказано: «Представителям печати не показали картины, так как зал, в котором она находится, был немедленно изолирован запасными железными дверями», — подробностей хватает.
Например, вот таких: «Все порезы вертикальные и параллельны между собой. Они имеют зигзагообразный вид. Ширина порезов — 1 дюйм. Самый большой порез идет из-под левого глаза царя Иоанна, минуя нос, который только немного задет, и уничтожает правый глаз царевича».
Судя по стилю, у репортёра был доступ к полицейским протоколам — уж больно его творение напоминает слегка подрихтованный отчёт по линии министерства внутренних дел. Зато всё точно и проверено. Нападал Абрам Балашов 29 лет от роду. Нож садовый, кривой. Куплен в магазине Роберта Кенца. Мотивы нападавшего пока неясны, но, похоже, что он нездоров психически: «Сестра Балашова, Иевлева, также душевнобольная и содержится в городской Алексеевской психиатрической больнице, где умер их брат Николай».
«Царь изображен в безобразном виде»
Этим, как правило, при описании того инцидента и ограничиваются — во всяком случае, именно так было в 2018 году.
Между тем нападение Балашова имело два любопытных последствия. Во-первых, оно спровоцировало чудовищный общенациональный скандал, в котором были замешаны топовые имена отечественной культуры. А во-вторых, по итогам всех разборок кардинально изменился облик Третьяковской галереи, максимально приблизившись к тому, который можно видеть сейчас.
Итак, скандал. Он прекрасен, и главная его прелесть в том, что, если точно не знать, когда он произошёл, можно подумать, что это пышное действо состоялось в наши дни.
«Балашов происходит из патриархальной московской семьи, где сохранились старинные русские взгляды на святость царской власти. На картине Репина Царь Иоанн изображён в самом безобразном виде. Мудрено ли, что мысль человека, пропитанного старым русским духом, была потрясена кощунственным изображением Помазанника Божия? Его поступок подобен тому, как древние поборники христианства разрушали идолов, вид которых возмущал их религиозное чувство».
Это что? Публикация блогера-монархиста? Нет — заметка в правоконсервативной газете «Земщина» 1913 года.
«Старого Репина, нашу гордость обидели, и за него надо отмстить!», «Присоединяю и мой голос, голос оскорбленной в лучших чувствах своих русской женщины, к протесту против неслыханного издевательства над красою и гордостью нашей Ильёй Ефимовичем Репиным!», «Присоединяюсь к протесту. Слава Илье Репину!», «Как больно, как стыдно, как страшно в эти бездарные дни!», «Полнейшее презрение! А нашему гениальному Репину слава, слава и слава на многие годы!», «Нам, допускающим озлобленных Геростратов совершать их грязную вакханалию, должно быть стыдно!»
А это что? Может быть, шлейф комментариев под пабликом в телеграм-канале? Тоже нет. Это из редакционной почты того времени — читатели выражают свой протест против поступка Максимилиана Волошина, звезды Серебряного века и классика отечественной поэзии.
Что же такого сделал поэт? Ничего особенного — по горячим следам и чуть ли не с согласия самого художника выступил с лекцией «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина». Где утверждал, что картина слишком нарочита, слишком театральна, слишком кровава и натуралистична: «В лице Балашова мы имеем дело не с преступником, а с жертвой репинского произведения. Безумие его вызвано картиной Репина. Его вина в том, что он поверил Репину вполне. Естественный и неизбежный эффект натурализма!»
Лекция, на которой присутствовал и сам Репин, состоялась 12 февраля 1913 года, когда основной шум вокруг нападения Балашова почти стих. Но тут он начался снова и едва ли не в тройном размере. Что, между прочим, самым приятным образом сказалось на благосостоянии Репина — художники тогда получали комиссионные с каждой проданной копии картины. И вот что значится в февральском номере газеты «Петербургский листок»: «В течение 10 последних дней в Петербурге раскупили все открытки с репродукцией картины И. Е. Репина, изрезанной в Москве. Оптовых торговцев открытками забросали заказами по телеграфу из провинции, причём дают двойную цену».
Хранитель бросился под поезд
Удивительнее всего, что художник вёл себя спокойно. Кое-кто утверждал, что это — следствие неслыханного самообладания и самоконтроля. В случае с кем-нибудь другим в это можно было бы поверить. Но не в случае с Репиным. Он, как можно видеть из свидетельств родных, знакомых и близких, был человеком с пылким темпераментом и очертя голову бросался в бой по куда менее значительному поводу.
Ближе прочих к разгадке, кажется, подошёл художник Игорь Грабарь, который должен был начать реставрацию картины, но опоздал — его опередил сам Репин: «Когда я увидел картину, то глазам своим не поверил: голова Грозного была совершенно новая, только что написанная в какой-то неприятной лиловой гамме, до ужаса не вязавшейся с остальной гаммой… Но счастье было и то, что Репин уже уехал. Если бы он был тут, едва ли удалось бы его убедить в необходимости смыть его новую голову и восстановить старую. Он, видимо, так давно уже порывался её исправить в соответствии со своими новыми взглядами на живопись, что несказанно обрадовался случаю, давшему ему эту возможность». В общем, Игорь Грабарь смыл то, что наворотил обрадовавшийся случаю Репин, вернув картине её истинный вид.
Свистопляска вокруг картины Репина нанесла верхушке галереи серьёзный репутационный удар. Хранитель Третьяковки, художник Георгий Хруслов, бросился под поезд. Попечитель Третьяковки, художник Илья Остроухов, просто подал в отставку. Новым попечителем, а потом и директором стал как раз Грабарь. Довольно скоро он привёл галерею в надлежащий вид, превратив её из бессистемной частной коллекции в современный европейский музей.