140 лет назад, 6 марта (18 марта по новому стилю) 1874 г., родился человек, труды которого впоследствии станут обязательными для отечественных чиновников. Мальчика назвали Николаем. Его бабкой была французская графиня Шуазель-Гуфье. Его дед Михаил - генерал, участник Отечественной войны 1812 года. Фамилия мальчика - Бердяев.
Нашего президента, рекомендовавшего российским чиновникам читать и изучать Бердяева, можно понять. Некоторые афоризмы Николая Александровича прямо-таки созданы для описания текущего положения. Вот, скажем: «Отрицание России во имя человечества есть ограбление человечества».
Щёголь с сигарой
Николай Александрович был вполне приличным и даже респектабельным человеком. Немного франтоват - слишком любил яркие шейные платки и галстуки, за что подвергался резкой критике со стороны законодателей моды Серебряного века. Насчёт вредных привычек несколько подкачал, поскольку курил с удовольствием и помногу - даже умер за письменным столом, держа в руке зажжённую сигару. На том же письменном столе, что послужил Бердяеву смертным одром, кроме пепельницы была ещё и раскрытая Библия. Изменение философских взглядов тоже свидетельствует в его пользу. Сначала стихийный марксист, в финале - православный великодержавник. В промежутке, правда, явные метания, вплоть до работы во Временном правительстве. И когда - в октябре 1917 года! Зато потом он основывает Вольную академию духовной культуры и даже в течение полугода возглавляет Московский союз писателей. И всё это в советской России. Да ещё при жизни Владимира Ленина, который Бердяева люто ненавидел, а все его труды величал не иначе как «белибердяевщиной».
Считается, что более православного философа надо ещё поискать. На самом деле «правильные», ортодоксальные христиане должны бежать от работ Бердяева как от огня. Что, собственно, и происходило. Фразу «Бердяев стал христианином прежде, чем выучился чётко выговаривать все слова Символа веры» не цитировал только ленивый. Насчёт плохо выученного Символа веры тоже всё верно. Почётный доктор теологии Кембриджского университета, ставший третьим русским после Тургенева и Чайковского, удостоенным этой чести, в юности схлопотал кол по Закону Божьему.
Миротворец с котом
И впоследствии богоискательство Бердяева было сродни богоборчеству. Точь-в-точь как у «русских мальчиков» Достоевского. С одной стороны: «Совесть - это не чувство. Это такое состояние, где человек соприкасается с Богом». С другой: «В мире такое страшное преобладание зла над добром, что учение о Божьем всемогуществе требует пересмотра».
Его не понимает никто. Ленин требует расстрела. Философы и мыслители русской эмиграции брезгуют «марксистом». А сам Николай Александрович в это время курит сигары, гуляет по Парижу и «не может пропустить ни одной парижской собаки - обязательно остановится и поговорит с нею!».
Оккупацию Парижа гитлеровскими войсками Бердяев встретил достойно. Состоял в подпольном Союзе русских патриотов, что сотрудничал с де Голлем и движением Сопротивления. Арестовать его хотели несколько раз, но поклонники Бердяева обнаружились даже среди нацистов: «Я шутя говорил, что именно тут проявилось почтение немцев к философии». Тем не менее был вынужден эвакуироваться. И в озверевшей от страха толпе вёл себя более чем достойно - помогал своей жене и её сестре, а также старался защитить любимого кота. Но, когда толпа притиснула его к вагону, он внезапно сказал: «Знаете, а у меня появилась потрясающая мысль для моей новой книги». Как тут не вспомнить Архимеда и его предсмертную фразу, обращённую к римскому варвару: «Не тронь моих чертежей!»
Вообще жизнь Бердяева - сплошной парадокс. Он вступил в марксистский Союз борьбы за освобождение рабочего класса в один год с Феликсом Дзержинским. Он стал реальным политическим заключённым в царской России. За что? За «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»? Нет! За то, что опубликовал статью в защиту афонских монахов, которых тогдашняя РПЦ подозревала в ереси. Ссылку же отбывал в вологодской гостинице «Золотой якорь», которая в те же месяцы приютила знаменитого эсера-террориста Бориса Савинкова и будущего наркома просвещения Анатолия Луначарского. Надо полагать, им было о чём поговорить.
Нужные слова Николай Александрович нашёл даже во время вооружённого противостояния 1917 года. Москва, Манежная площадь. Разъярённая толпа горожан движется к Кремлю. Войска и спецподразделения выстроены в боевом порядке и готовы открыть огонь на поражение. Из толпы выбегает щегольски одетый человек небольшого роста. Он подходит вплотную к офицеру и что-то кричит ему в лицо. Кричит яростно и уверенно. Две толпы, два строя в это время сдвигались медленно, но угрожающе. И всё-таки маленький человек сделал своё дело. Солдаты наотрез отказались стрелять. Этим человеком был Николай Бердяев.
Неожиданно, но весьма точно высказался о нём священник Александр Мень: «Он был похож на скомороха. Он радикально отличается от тех, чьи призывы к любви сердиты, чьи призывы к веселью унылы, а призывы к благочестию построены как проклятья».
Бердяев - о Ленине
- «Тип культуры Ленина был невысокий, многое ему было недоступно и неизвестно. Всякая рафинированность мысли и духовной жизни его отталкивала. Он много читал, много учился, но у него не было обширных знаний, не было большой умственной культуры. Став одержимым революционной идеей, он потерял различие между добром и злом, допуская обман, ложь, насилие, жестокость».
- «Жажда социальной справедливости и равенства, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, отрицание духа и духовных ценностей... Вся история русской интеллигенции подготовляла коммунизм».