350 лет назад, 9 августа 1669 г., в селе Серебрено, вотчине многочисленного дворянского рода Лопухиных, у стрелецкого полковника Иллариона родилась дочь, которую назвали Прасковьей. Выйдя через 20 лет замуж, она сменит не только фамилию, но ещё и имя с отчеством. Раньше была Прасковья Илларионовна Лопухина, а стала – царица. Её величество Евдокия Фёдоровна Романова.
Специфика человеческого восприятия такова, что в памяти остаются по преимуществу разного рода крайности. Что-то самое большое или самое маленькое, например. Самое длительное или самое короткое. Самое прекрасное или самое ужасное. На худой конец, в памяти задерживается что-нибудь первое или последнее.
Евдокии в этом плане повезло дважды: она попадает под оба определения, что автоматически выводит её персону из бесконечной череды «рядовых цариц», имена которых мало кому интересны и которые всегда находились в тени своих венценосных супругов.
Лопухина же одновременно и первая, и последняя. Первая жена царя Петра Великого. И последняя русская царица в истории отечественной монархии. Все (!) остальные супруги всех остальных наших царей будут уже иноземного происхождения.
Одно это должно подогревать к её фигуре интерес. В принципе, он есть, но какой-то странный. Например, на логичный вопрос о том, почему, собственно, Пётр I чуть ли не сразу к ней охладел, а потом заточил в монастырь, ответ дают не самый точный, но самый комфортный. Почему-почему… Да потому, что:
Во-первых, некрасивая.
Во-вторых, набитая дура.
В-третьих, «святоша», у которой только и интересов, что молитва и пост.
В-четвёртых, тихоня, слишком робкая, чуть что — так в слёзы.
Всем всё понятно, все расходятся удовлетворённые. Кому хочется подробностей — пожалуйте смотреть старый советский фильм «В начале славных дел», снятый довольно близко к тексту романа Алексея Толстого «Пётр I».
Вот Евдокия — пока ещё невеста: «Держа капающую свечу, она дрожала, — синие жилки, коротенький мизинец... Дрожит, как овечий хвост... Низко опущенное, измученное полудетское личико. Припухший от слез рот. Мягкий носик. Чтобы скрыть бледность, невесту белили и румянили...».
А вот уже царица, мать царевича Алексея: «Плохое вышло свидание. Пётр о чем-то спрашивал, — Евдокия — всё невпопад... Простоволосая, неприбранная... Дитя перемазано вареньем... Конечно — муженёк покрутился небольшое время, да и ушёл. Ах, Дуня, Дуня, проворонила счастье!»
Действительности из всех этих четырёх пунктов соответствует разве что второй. Да и то лишь отчасти. Никакой «набитой дурой» она, конечно же, не была. О её интеллектуальных способностях говорит в своей «Гистории Петра Великого» князь Борис Куракин: «Ума посреднего». То есть, что называется, не блистала. Но царской супруге это и не нужно. В конце концов, избранница Петра Марта Скавронская, будущая императрица Екатерина I, была тоже не семи пядей во лбу.
Насчёт внешности — вот тот же Борис Куракин: «И была принцесса лицом изрядная». Князь знал, что говорил: к этой семье он был близок, поскольку женился на Ксении Лопухиной, родной сестре Евдокии. Да и вообще род Лопухиных славился красивыми барышнями, что может засвидетельствовать Павел I, избравший своей фавориткой Анну Лопухину.
Слова князя Куракина подтверждает жена английского посланника в России, леди Джейн Рондо, которая видела Евдокию за год до смерти: «Она сейчас в годах и очень полная, но сохранила следы красоты».
Ну а что касается кротости характера и общей боязливости, то тут и вовсе дела обстоят ровным счётом наоборот. Датский посланник Георг Грунд сообщает любопытные сведения о том, какие бури бушевали между Петром и Евдокией и что стало реальной причиной разрыва: «Брак их разладился по следующей причине. Царь много времени проводил в Немецкой слободе, бывая в домах немецких купцов, а супруга бесстрашно говорила ему, что он там распутничает, причем подобное повторялось часто и бурно. Когда однажды царь возвратился оттуда поздно вечером и, желая порадовать царицу, принес ей в подарок много галантереи, приобретенной у купцов, и выложил на стол, она очень рассердилась. И в присутствии царя сбросила всё на пол со словами, что не хочет таких подарков и завидовать этой немецкой распутнице, а лучше растопчет подарки ногами, как и сделала. Царь, в сильном гневе покинув комнату, дал клятву никогда более к супруге не приближаться».
Словом, богомольная тихоня испаряется. Появляется женщина с непростым, но волевым характером, способная на резкие поступки, которая борется за счастье — своё и своего ребёнка.
Последнее — самый важный момент. Основная задача царской жены — подарить супругу наследника и воспитать его. Это дело государственной важности, без этого рухнет и династия, и всё остальное. Родить у Евдокии получилось. И не один, а два раза: Александр, второй сын Петра, умер младенцем, в чём её вины, конечно же, нет. С Алексеем всё было благополучно, но только до времени. Мать и ребёнка насильно разлучили, когда Алексею было всего восемь лет.
В прямом противостоянии Евдокия проиграла мужу-императору, потеряв сначала свободу, потом сына, казнённого отцом, а потом даже имя: после смерти Петра Евдокию посадили в Шлиссельбург, запретив называть её иначе, как «известная особа».
И всё же она победила. Как известно, в России нужно жить долго, только тогда есть шанс дожить если не до триумфа и признания, то хотя бы до справедливости. У неё, «известной особы», томящейся в застенках Шлиссельбурга, был внук. Сын царевича Алексея Пётр. После смерти Екатерины I он становится законным императором.
Вот письмо Евдокии к своему внуку: «Пожалуй, мой батюшко, дай мне себя видеть, докамест я жива. Чтоб мне на тебя наглядетца. Засем бабка твоя монахиня Елена благословение подаю…»
А вот ответ: «Дорогая и любезная государыня бабушка! Прошу ко мне отписать, в чём я вам могу услугу мочь или чем послужить, дорогая и любезнейшая моя бабушка…»
Её моментально освобождают из Шлиссельбурга. Пётр II врывается на заседание Верховного тайного совета и лично требует создать для своей «государыни бабушки» особый царский двор, выделив на его содержание 60 тысяч рублей. Это сумма, равная годовому доходу со всех рудников Российской империи. Наконец-то справедливость торжествует.
К сожалению, длится это недолго. После скоропостижной смерти внука Евдокия по закону должна была бы занять престол. Но ей уже 60 лет. После смерти Петра II она теряет интерес не то что к политике, вообще к жизни. И добровольно отдаёт престол Анне Иоанновне: «Обняла и поцеловала её, просила ее дружбы, при этом они обе плакали…»
Редчайший случай: женщины в XVIII столетии за престол не просто дрались — убивали. Но Евдокия всё-таки была старой московской закалки. Последней русской царицей.
Смотрите также:
- Закат эпохи. Последний фаворит Екатерины Великой был младше её на 38 лет →
- Два раза невеста, ни разу не жена. Горькая судьба Марии Меншиковой →
- Кукуйская царица. Как Анна Монс играла на чувствах Петра Великого →