15 мая 1682 года. В девятом часу утра некоторые слободы Москвы огласились пушечными выстрелами. Сразу за этим колокольни приходских церквей ударили в набат. Так начался бунт стрельцов, который перерос в Московское восстание, больше известное как Хованщина.
Это название вызывает вполне ожидаемые ассоциации: пьяная толпа расхристанных стрельцов, массовые убийства и грабежи, ложь, грязь, бесчинства и финальное потопление восстания в крови. Словом, тот самый воспетый классиком «бессмысленный и беспощадный» бунт. Его единственным результатом принято считать нервную болезнь царевича, будущего императора Петра Великого, напуганного «озверевшими стрельцами».
Откат по-армейски
В действительности эту историю никак нельзя назвать ни беспощадной, ни тем более бессмысленной. Более точным было бы определение: «Первое внятное выступление против коррупции и беспредела чиновников, увенчавшееся временным успехом». Вот только плоды этого успеха оказались горькими, ненужными и опасными.
Начиналось всё до боли знакомо. «Жонки и дети стрелецкие жалованье на прокорм не могут получить без выворота для дьяков и подьячих». В переводе на современные реалии: социальные выплаты семьям военнослужащих не только задерживаются, но чиновники ещё и требуют за них откат. Или вот: «Полковники государевы деньги, и кафтанные, и пушкарские, и знаменные, и прочие, берут себе, а мы полковое имущество сами покупаем и через то разоряемся без остатку». Тоже понятно - хищение или нецелевое использование отпущенных на армию средств. Ну а жалоба «И десятники, и урядники для своих прихотей бьют стрельцов кнутом и батогами» в пояснениях не нуждается. Требования стрельцов просты - всё это безобразие прекратить, виновных наказать. И тогда «мы, твои государевы люди, будем служить без всякого прекословия».
Назвать эти претензии чрезмерными или вредящими государству никак нельзя. Примерно так же думал и царь Фёдор Алексеевич, который получил эту челобитную. Вот его резолюция: «Семёна Грибоедова и прочих виновных стрелецких начальников сослать в Тотьму, и вотчины отнять, и из полковников отставить».
К сожалению, резолюция эта, показывающая, что право и правда на Руси ещё живы, была последним распоряжением царя. Через несколько дней он умер. Реальная власть перешла в руки тех самых чиновников.
Пропаганда XVII века
Первое, что они сделали, - подчёркнуто нагло, почти торжественно выпустили из тюрьмы взятого под стражу полковника Семёна Грибоедова «и прочих виновных». Стрельцы справедливо оценили этот шаг как пощёчину. В ход пошла тяжёлая пропаганда, нацеленная уже не на армейское начальство, а на элиту вообще. Оппозиционные политтехнологи XVII столетия не гнушались ничем. Особенно отличился на этом поприще князь Иван Андреевич Хованский, давший бунту своё имя.
Высшим чиновникам с его подачи припоминали все их прегрешения - и реальные, и надуманные. Народ раздражало всё. Слухи о роскошной недвижимости - дворце князя Василия Голицына, который «покрыт изнутри немецкими золочёными кожами, и каждая кожа по 150 рублёв». Слишком дорогие средства передвижения - породистые кони начальника Разбойного приказа Владимира Долгорукова. Назначение «золотой молодёжи» на высокие посты - юного Ивана Нарышкина сделали боярином только по той причине, что он брат царицы Натальи Нарышкиной. Особую ненависть в народе вызывали слишком дорогие и богато украшенные сапоги этого самого Нарышкина. В общем - «жируют за наш счёт».
Изменились и требования. Если раньше стрельцы хотели справедливости только для себя, то теперь масштаб стал иным: «Чтоб государевой казне порухи не было, отдать весь приход и расход на ведом нарочитых выборных от всякого чину людей». Грубо говоря, вожди бунта хотели поставить под свой контроль весь государственный бюджет.
Читайте также: Наталью Кирилловну хочу. Как царь Алексей Тишайший завёл вторую жену
Кровь и бесславие
Никакой пьяной толпы, штурмующей Кремль, не было. Первое, что сделали восставшие полки, - закрыли все кабаки и питейные дома. И только потом направились в царскую резиденцию. Под звуки набата и барабанный бой, в полном вооружении, с развёрнутыми знамёнами, начищенными пушками и дымящимися фитилями. Датский посланник Гильдебрандт фон Горн описывал это так: «Подобно стальной реке, с изумительным стройством, как на иностранного неприятеля».
Трезвые, злые, с внятными требованиями, стрельцы беспрепятственно вошли в Кремль. Ещё была возможность договориться. Стрельцам даже вывели двух царевичей - Ивана и Петра, чтобы показать, что верховная власть никуда не делась и по-прежнему является гарантом права и правды.
…Кто стрелял первым - неясно до сих пор. Большая часть очевидцев говорит, что стрелять начали из царского дворца - у кого-то из Нарышкиных не выдержали нервы.
Только тогда началось то, что принято называть бунтом. Стрельцы врывались в палаты, искали своих обидчиков и карали зло по-своему: «Иных выбросили из окошка на копья, иных бердышами порубили в мелочь». Всего было убито 17 человек, хотя изначально стрельцы требовали выдать им на расправу почти 50 чиновников. Кровопролитие было остановлено самими восставшими - они рассудили, что остальные достойны ссылки или даже прощения.
Восставшие могли праздновать победу. Все их требования выполнили. Негодных мздоимцев-начальников сменили. Чтобы выплатить недостачу по стрелецкому жалованью, царевна Софья, взявшая власть в свои руки, переплавила на монету даже церковную утварь и часть царских драгоценностей. Неужели до счастья рукой подать?
Понадобилось всего несколько месяцев, чтобы понять - новое начальство ворует не меньше. Да ещё, в отличие от старого, совсем неспособно управлять страной, которая по милости победившего восстания стала скатываться к национальной катастрофе. Победители растерялись, среди них начался разброд. Самые умные, чтоб спасти свою шкуру, дали задний ход и просили аннулировать свои же прежние требования. Так бесславно закончился победивший было праздник непослушания.