Многим кажется, что приключения археолога Индианы Джонса могут случиться только в кино. Однако загадочные артефакты древних эпох, ошеломляющие открытия, учёные-бессребреники, алчные охотники за сокровищами и блестящая работа спецслужб — это самая настоящая реальность.
— 23 июня 2006 г. в центре Парижа, рядом с Эйфелевой башней на набережной Бранли, открылся Этнографический музей, представивший 3,5 тыс. образцов искусства коренных народов Азии, Африки, Америки и Океании.
Приглашение на открытие получили и руководители Красноярского края, поскольку в музее выставлялись экспонаты из Сибири. Это была подборка эстампажей — оттисков древних наскальных изображений. Сделал их сибирский художник Владимир Капелько. Но как они попали в Париж? Кто за них отвечает? В России на этот вопрос никто ответить не мог.
Красноярскому управлению ФСБ было поручено выяснить, как эстампажи Капелько попали за границу, и принять все возможные меры для их возвращения на родину. Началось расследование. Скоро оно превратилось в спецоперацию по возвращению на родину особых культурных ценностей. Дело в том, что сами наскальные изображения к тому моменту уже были по большей части недоступны. Их скрыли воды искусственных морей двух мощных ГЭС — Красноярской и Саяно-Шушенской. И лишь эстампажи Капелько позволяли увидеть, как представляли себе богов, духов и шаманов люди давно ушедших времён. Научная и художественная ценность оттисков приблизилась к ценности оригиналов, а сами эстампажи стали национальным достоянием. Что до их рыночной цены, то она и вовсе возросла до небес.
Свободные художники
Впрочем, автор этих оттисков, художник Владимир Капелько, вряд ли задумывался о рыночной цене своей работы. Это был бескорыстный человек, всецело увлечённый только творчеством. Художник, поэт, философ, альпинист, страстный путешественник... Он исколесил всю Сибирь, знакомясь с бытом коренных народов. В 1971 г. завербовался гонять скот в Монголию. Мечтал о создании в Хакасии музея искусств, где были бы собраны предметы быта и картины местных художников, поделки мастеров народных промыслов и старинная одежда — всё, что имеет отношение к творчеству. А изюминкой музея должны были стать наскальные рисунки. Эра Севастьянова, жена художника, вспоминает, что он говорил об их авторах: «Это были свободные художники, которые рисовали то, что хотят, а не то, что им говорят. Это были люди идеи и страсти. Они же камнем по камню выбивали изображения, а там не сотрёшь и не поправишь!»
Случайное открытие
Как раз к романтическому периоду знакомства и ухаживания за будущей женой относится и главное научно-прикладное открытие Капелько. В 1972 г. он работал художником в археологической экспедиции, одним из начальников которой была Эра Севастьянова. У подножия горы Оглахты археологи копали курганы и занимались разведкой. В одной из разведок обнаружили петроглифы. В частности, плоский камень, на который было нанесено 150 рисунков. Возраст самых древних — около 3 тыс. лет. Капелько назвал плиту «Шаман-камень» и решил скопировать все рисунки. Но как? Тогда было принято пользоваться калькой — накладывать её на изображение и прорисовывать то, что видно. Копии получались приблизительные, а художнику хотелось точности.
Помог случай. Когда кальки под рукой не оказалось, Капелько взял микаленту — прочную эластичную и мягкую хлопковую бумагу, в которую археологи пакуют ценные находки. Наложил микаленту на камень, начал работу... И тут пошёл дождь, намочивший бумагу. Катастрофа? Наоборот — внезапно стало ясно, что микалента при намокании входит в поры скалы, в различные неровности, буквально в миллиметровые шероховатости. То есть кроме изображения передаёт ещё и скальную поверхность, на которую нанесены рисунки. Это было настоящее открытие — археологи всего мира копируют микалентной бумагой до сих пор, а сам метод принято называть именем Капелько.
Голоса богов и духов
Он, впрочем, за деньгами и славой не гнался. Пусть пользуются все, ведь главное — сохранить древние загадочные артефакты! Пусть все смогут увидеть странную вселенную древних, где рядом с человеком жили боги и духи предков. Где шаман провожал души покойных в иной мир, боролся с духами вредными, заключал союз с добрыми и свободно ходил между мирами — Верхним, Средним и Нижним, напрямую общаясь с богами... Ведь наскальное искусство во многом является мировым универсумом. Да, какие-то композиции у нас отличаются от тех, что находят в Америке или в Австралии, но в целом петроглифы всегда являются переводчиком с языка богов на язык человека и наоборот. И этот язык универсален...
Неизвестно, так или по-другому мог рассказывать Капелько историю своих работ в 1990-е гг. Благодарных слушателей тогда было немного — не те времена. И потому каждый, кто проявлял интерес к древностям эпохи бронзы, казался художнику единомышленником.
Вероятнее всего, таким показался Капелько и Геннадий Гордомыслов, вроде бы случайно зашедший в краеведческий музей и натолкнувшийся там на художника, который занимался экспозицией наскальных рисунков. Однако случайности здесь не было.
«Раскручу твою коллекцию!»
Бывший директор ресторана Гордомыслов недавно откинулся с зоны, где отбывал уже третий срок за растрату госсобственности. В музей он явился с чёткой целью. Ещё в заключении он увидел телепередачу, где рассказали, что картина Ван Гога «Подсолнухи» продана за 48 млн долл. Тогда ему стало ясно, куда направить свою энергию: «Я тут парюсь за жалкие тысячи, а там миллионы за какую-то картинку...»
Познакомившись с Капелько и поняв, что странные «каляки-маляки» бронзового века могут стоить даже дороже, чем холсты того же Ван Гога, Гордомыслов решил, что эту жилу он не упустит: «Капеля, ты будешь вселенски известный, если доверишь мне свою коллекцию раскрутить. Хочешь быть вселенски известным? Ты мне коллекцию как бы подари, а уж я её раскручу!»
К раскрутке и славе художник оказался равнодушен, а вот обещания отправить эстампажи за границу для исследований его воодушевили. В лихие 90-е отечественные учёные были озабочены в основном выживанием. На Западе же давно проявляли интерес к хакасским петроглифам. Это ли не счастье, если они попадут в руки серьёзных исследователей?
«Авторские обои»?
Гордомыслов развернул кипучую деятельность. Врождённое обаяние, умение нравиться людям и втираться к ним в доверие, начитанность и кругозор — всё это вкупе с маской мецената и покровителя наук и искусств помогло ему заручиться поддержкой солидных, уважаемых людей, например Томаса Томсена — президента Международной ассоциации шахматных коллекционеров CCI. Сами же эстампажи были оценены в 80 млн долл.
Судьба уникальных памятников была, казалось, решена. Последнее препятствие — таможня. А вдруг там поймут, что это национальное достояние? Однако проблем с вывозом работ Капелько у Гордомыслова не возникло. Он потом рассказывал: «Когда пересекал границу в „Шереметьево“, таможенник спрашивает: „Это что?“ Я говорю: „Декоративные обои, авторская работа“. Он развернул, посмотрел и говорит: „Изысканно“. И закрыл. И я полетел».
Так эстампажи Владимира Капелько покинули Россию. За границей Гордомыслов перевозил эстампажи из страны в страну, помещал их в хранилища разных банков и показывал знатокам.
Срок давности
В какой-то момент Гордомыслов решил ввести коллекцию в научный оборот в Национальном центре научных исследований Франции. Для этого он отдал работы Капелько в доверительное управление известному этнографу, одному из ведущих сотрудников Музея человека в Париже, Борису Шишло, который как раз готовил экспозицию нового парижского Этнографического музея на набережной Бранли.
Всё это сумели выяснить сотрудники ФСБ — им довольно быстро удалось выйти и на самого Гордомыслова, и на его подельников. Однако предъявить ему что-либо, кроме простой укоризны, было сложно — сроки давности по статьям «Контрабанда» и «Мошенничество» истекают через 10 лет. А следствие началось лишь через 14 лет после того, как Гордомыслов в 1994 г. вывез эстампажи под видом обоев. Пришлось давить на гражданские чувства и на то, что работы с уголовным прошлым коллекционеры покупать не будут. Убедить Бориса Шишло оказалось гораздо проще. Его, истинного учёного, заботила только сохранность артефактов. К тому же он подозревал, что с их появлением в Париже что-то неладно. И когда сотрудники ФСБ поведали ему подоплёку дела, принялся готовить артефакты к передаче.
В 2010 г. сотрудники МИД Франции в торжественной обстановке передали эстампажи и полотна представителям МИД России. Через некоторое время они вернулись в Хакасию, в Абакан. Их передали в Республиканский краеведческий музей, который в 2017 г. переехал в новое здание. Художник Владимир Капелько до воплощения своей мечты о музее не дожил — он скончался в 2000 г.