Лидия Юдина, «АиФ»: Андрей Дмитриевич, есть мнение, что человек, который заболеет раком через 10 лет, уже сможет его не бояться. И Нобелевская премия добавляет оптимизма.
Андрей Каприн: Новый метод — это огромный прорыв в лечении рака кожи, лёгких, почки, меланомы, лимфомы. Он в некоторых случаях позволяет добиться долгосрочной выживаемости пациентов, но назвать его панацеей от рака, к сожалению, нельзя.
«Волшебную таблетку» пытаются создать давно. В 1971 г. президент США Никсон впервые выделил беспрецедентно большие деньги онкологам, убедившим его в том, что им удалось это сделать. Но смертность от рака в США после внедрения этого препарата не снизилась ни на йоту. В 2000 г. я присутствовал на съезде онкологов СНГ. Тогда известный учёный продемонстрировал ампулу и заверял, что «вопрос с раком закрыт». Но чуда не произошло.
Рак — слишком коварный недуг, чтобы его можно было искоренить с помощью какого-либо препарата. Наша задача — не ждать чудес, а научиться его лечить и по возможности предотвращать.
Трудности перевода
— Смертность от рака выросла в десятках регионов России, притом что во всём мире она падает.
— Нужно уточнить, что это не данные официальной статистики (которые появятся лишь в начале будущего года), а информация общественного фонда. Что касается сравнения нашей статистики с общемировой, то нужно учитывать «трудности перевода». Показатели смертности рассчитываются двумя способами. В России используется так называемый грубый показатель — количество смертей на 100 тыс. населения. В мировой практике применяется стандартизированный показатель, т. е. смертность по возрастным категориям, который считается более объективным (рак — болезнь пожилых, в старшей возрастной группе заболевших и умерших больше). По стандартизированному показателю онкологическая смертность в России снижается на протяжении последних нескольких лет.
Есть ещё нюанс, существенно влияющий на статистику. Известно, что часть больных умирает на дому. В таких случаях, если у пациента в истории болезни был онкологический диагноз, в причине смерти ему автоматически пишут «рак», даже в том случае, если он был снят с онкологического учёта 10-15 лет назад.
— Онкологам была поставлена задача: за 5 лет снизить смертность от заболевания на 6%. Насколько она реальна?
— Нам предстоит за 5 лет снизить смертность до европейских показателей. Для этого нужно, во-первых, ввести единые протоколы лечения, обязательные для исполнения во всех регионах. К сожалению, сегодня нередки ситуации, когда протокол, разработанный в головном учреждении, местные врачи переписывают по своему усмотрению, из-за чего, например, у пациента, выписанного из нашего центра и направленного домой на долечивание, возникает ухудшение состояния или рецидив заболевания.
Единые протоколы соответствуют стандартам европейского лечения, а значит, их введение должно привести к европейскому показателю выживаемости.
Большие надежды связаны и с созданием районных амбулаторных онкологических центров. На базе каждой хорошо оснащённой поликлиники должен быть открыт кабинет онколога, тогда не будет необходимости перенаправлять пациентов в онкодиспансеры (а значит, терять время) — необходимую консультацию и исследования можно будет получить непосредственно в поликлинике, в идеале в день обращения.
«Марш на обследование!»
— В 2014 г. вы говорили нам, что главная проблема отечественной онкологии — отсутствие ранней диагностики. Удалось ли её решить?
— Проблема ранней диагностики остаётся актуальной. Надеемся, что в её решении нам поможет цифровая медицина. За этим скучным термином скрывается возможность из центра отслеживать ситуацию на местах. Например, недавно был введён обязательный скрининг населения по трём локализациям — раку молочной железы, шейки матки и колоректальному раку. Эти виды обследования должны проходить все пациенты, достигшие определённого возраста. Когда цифровизация будет введена и заработает в полном объёме, у врача, забывшего выписать пациенту направление, на компьютере сначала выскочит напоминание, а в случае если доктор проигнорирует его, компьютер зависнет до того момента, пока направление не будет выписано.
Цифровизация поможет и контролировать процесс лечения (соответствие протоколам).
Ещё одна серьёзная проблема — работа онкологов с врачами первичного звена. Сегодня пациент не может попасть к онкологу без направления терапевта. И терапевты должны знать симптомы, с которыми человека нужно отправлять к онкологу незамедлительно! К сожалению, нередко пациенты, которые сами почувствовали неладное, месяцами не могут этого добиться!
— Ранняя диагностика бесполезна без своевременного начала лечения. Но сегодня пациенты порой не могут вовремя получить даже базовые противоопухолевые препараты (из списка ЖНВЛП), не говоря уже об инновационном лечении.
— Сроки оказания онкологической помощи утверждены и строго контролируются Минздравом. В течение 15 дней после постановки диагноза пациент должен быть госпитализирован и ему должно быть назначено лечение. Все назначенные врачом препараты в стационаре пациент получает бесплатно, в т. ч. и дорогостоящие таргетные. Схемы лечения, которые назначаются в федеральных центрах, обязательны для исполнения на местах. Однако в них обозначена рекомендуемая тактика лечения, без названия конкретных препаратов. Остальное решают местные врачи, исходя из своих возможностей. В противном случае возможна ответная реакция: «сами назначили — сами лечите».
В онкологии есть группа очень дорогостоящих препаратов, вокруг которых обычно и возникают споры пациентов с врачами. Национальная программа, которая сейчас формируется, предусматривает выделение 70 млрд руб. в год только на лекарственное обеспечение (всего на онкологию будет выделен 1 трлн руб.). Надеемся, что это снимет остроту с лекарственного вопроса.
— Какой совет вы даёте друзьям и знакомым, когда они спрашивают: как защититься от рака?
— Марш на обследование! Рак на ранней стадии не болит и не проявляет себя. Обнаружить его можно только с помощью специальных исследований. В нашем центре все сотрудники, включая меня, регулярно проходят нужные обследования — я сам проверяю списки прошедших и провожу работу с теми, кто пытается от них уклониться. Потому что твёрдо убеждён: ранняя диагностика — главный враг рака.