«Ястаралсо!»
Сергей Грачёв, «АиФ»: О том, что язык подвержен постоянному влиянию, говорилось тысячу раз. А можно ли понять, кто и почему в данный момент сильнее влияет на язык?
Ирина Левонтина: Единого принципа нет. К примеру, в 90-е годы на первый план в обществе выбилась криминальная культура, и многие её словечки - «общак», «стрелка», «разборка», «тусовка» - стали достоянием всего языка. Сейчас на первом плане по степени влияния на язык - интернет-культура. Такие её слова, как «френд», «забанить», «спам», давно перестали быть частью профессионального жаргона.
- Зачем, кстати, употреблять слово «френд», если есть простое русское слово «друг»?
- Это совсем не равнозначные слова. Слово «друг», в отличие от слова «френд», указывает на серьёзные, глубокие, ко многому обязывающие отношения. Человек не может иметь 500 друзей, а 500 френдов в социальной сети - запросто. Слово «френд» указывает на более поверхностные отношения, даже не всегда приятельские.
- А что происходит с «языковой модой»? Почему раньше модные словечки жили в языке годами, а сейчас они через пару месяцев становятся дурным тоном?
- Это опять же следствие развития интернет-технологий. Ещё лет 20-30 назад требовались годы на то, чтобы модное слово широко распространилось. Сегодня этот же процесс может занимать всего несколько дней, а то и часов.
- Кстати, лет пять, а то и десять назад почему-то очень модно было коверкать слова - типа «превед, медвед». Иногда даже понять смысл становилось сложно.
- Мода на искажённый русский язык появилась в Интернете лет 15 назад. Это был так называемый язык «пАдонков», и, кстати, использовали его люди, которые как раз очень хорошо владели нормами и правилами речи. Делалось это для того, чтобы обозначить свою субкультуру, а заодно выразить протест против чрезмерной регламентации языка. Явление это настолько распространилось, что порой написанное действительно стало трудно читать. Сейчас мы наблюдаем остаточные явления этой моды. В тех же социальных сетях мы видим, как люди в своей вполне грамотной речи намеренно используют искажённые написания слов. Например, взять популярное слово «котег». Оно не синонимично слову «котик». Под ним подразумевается картинка, фотография, где изображено что-то трогательное, умилительное, но вовсе не обязательно кот. Человек размещает на своей страничке эту картинку, чтобы создать обстановку дружелюбия, «мимимишности». Или выражения «ящетаю», «ястаралсо». Они вовсе не то же самое, что «я считаю» или «я старался». Их задача - передать особый общий настрой коммуникации, они служат своего рода сигналами речевого жанра.
Время молчунов
- А что это за мода на уменьшительно-ласкательные суффиксы? Не картошка, а картошечка, не огурцы, а огурчики… Одни только так и говорят, а других такие формы слов до ужаса бесят.
- Уменьшительность и раньше была очень характерна - для сферы обслуживания, например. Делалось это для передачи некой симпатии, просторечной вежливости. Сегодня же все эти уменьшительно-ласкательные образования существуют больше в рамках моды на уже названную «мимимишность», инфантильную культуру. Но есть и обратный процесс, когда слова намеренно обрубаются, делаются более грубыми, суровыми. Скажем, не «пробка на Третьем кольце», а «проба на трёхе». Не «запарка», а «запара». Не «флешка», а «флеша». Не «камуфляж», а «камуфло». Это явление, пожалуй, не менее популярно, чем увлечение уменьшительно-ласкательными словами.
- Довольно часто от ваших коллег можно услышать жалобы о том, что русский язык болен, что уровень владения им снижается и так далее. Вы согласитесь с этим?
- Говорить о болезни языка стоит лишь тогда, когда этот язык мало используется, когда его употребление начинает сужаться, ограничиваться лишь повседневным общением, в то время как в других сферах его вытесняет какой-то иной язык. С этим у нас пока всё нормально. Есть серьёзная проблема, связанная с культурой речи. И причины её отчасти коренятся в школьном образовании. Нет ничего плохого, если молодой человек, школьник владеет жаргонным языком, молодёжным сленгом. Плохо, если он при этом не знает литературного языка или не чувствует стилистические регистры, не умеет между ними переключаться. В наших школах сегодня зачастую учат не русскому языку, а тому, как сдать ЕГЭ по русскому языку. Это очень плохо. Существующие государственные программы, касающиеся русского языка, направлены в основном на продвижение русского языка за рубежом. А заботиться-то надо в первую очередь о том, чтобы языку было комфортно на его родной территории.
- Несколько лет назад ваши коллеги проводили исследование, в ходе которого выяснилось, что в среднем лексический набор россиянина составляет 300 слов. Это мало или больше нам просто не нужно?
- Надо понимать, что речь в данном случае идёт не о том, сколько слов человек знает, а о том, сколько употребляет в повседневной речи. Во многом это следствие автоматизации нашей жизни. Человек может пойти в супермаркет, совершить там множество покупок, потом заехать на автозаправку, а после выбрать и купить билеты в театр, на самолёт, заказать еду на дом через Интернет - при этом он может вообще ни одного слова не произнести. Развитие технологий делает язык менее активным. Поэтому я не устаю повторять: надо больше говорить! Нас часто раздражает, если, например, дети подолгу болтают по телефону о разной ерунде. Но ведь речевые навыки тренируются именно в таких разговорах о всякой всячине, поскольку в них используется широкий спектр языковых выражений.
Справедливости ради надо заметить, что развитие технологий оказывает на язык и положительное воздействие. В частности, благодаря тем же социальным сетям носители русского языка стали писать столько, сколько не писали никогда ранее. Сегодня мы наблюдаем настоящий расцвет письменной речи. Огромное число людей, которые никогда не порождали никаких текстов, кроме заявления на отпуск, сейчас пишут о своих чувствах, рассказывают о жизни. Да, иногда их тексты выглядят ужасно. Пишут неумело, неграмотно, но главное, они это делают. Для языка самое важное, чтобы он как можно больше употреблялся. А уж с тем, чтобы это употребление было покрасивше да получше, как-нибудь разберёмся.