240 лет назад, 27 февраля 1781 г., при Исаакиевском соборе Санкт-Петербурга открылось одноимённая школа, где преподавали чтение, письмо, арифметику и рисование. Следом за этим в столице Российской империи появилось ещё пять подобных школ. Дело на первый взгляд невеликое. Однако именно оно сформировало отечественную систему образования, которая существует до сих пор.
Другое дело, что произошло это не сразу. Неизвестно кто запустил странную байку, согласно которой уже спустя год «эта школьная система получила развитие по всей России». Здесь прекрасен не только чудовищный канцелярский жаргон, но и сразу несколько фактических ошибок.
Для начала, никакой «школьной системы» ещё не было. Её необходимо было создать. А ещё лучше — заимствовать и адаптировать, просто по той причине, что затягивать с делом образования больше было нельзя. Педагогические эксперименты «просвещённой государыни» по воспитанию «новой породы людей» закончились довольно-таки печально. Поскольку эту самую «новую породу» предполагалось выводить в закрытых учебных заведениях из ограниченного круга избранных, пропасть между элитами и народом, и без того немаленькая, только увеличивалась. А к чему ведёт отчуждение сословий друг от друга, стало ясно по итогам пугачёвщины.
Словом, нужно было где-то достать готовую систему общенациональных школ. Поиск, в общем, был недолог. В 1780 году австрийский император Иосиф II встретился с Екатериной Великой в Могилёве. В ходе беседы Иосиф сумел увлечь русскую императрицу рассказом об австрийской системе образования, которая на тот момент считалась одной из самых лучших и передовых. Впрочем, Екатерина отличалась осторожностью, а потому обратилась к авторитетам. В частности, к публицисту и дипломату Фридриху Гримму. Тот подтвердил, что австрийская система действительно самая перспективная. Его мнение разделял и Франц Эпинус, действительный член Санкт-Петербургской Академии наук, составивший для Екатерины отбельную записку, где доказывал все преимущества скорейшего внедрения в России новой образовательной системы.
Текст Эпинуса был написан по-немецки, что привело к забавным казусам. Скажем, новый тип учебного заведения, созданный в Австрии, назывался Nationalshule. То есть школа национальная, государственная — в противовес старой церковной школе. На русский язык термин перевели как «Народное училище», что заметно снизило градус пафоса и приблизило новую школу к простому народу — хотя бы по названию.
В остальном же предполагалось как можно точнее копировать австрийскую систему. Для того времени она была реальным прорывом. Во-первых, массовость. Теперь учитель должен был работать с классом, а не с каждым учеником индивидуально, как было раньше. Во-вторых, унификация учебных пособий и программ. Все народные училища государства должны были придерживаться одной утверждённой наверху программы. Соответственно, их надо было снабдить едиными, точно так же утверждёнными наверху учебниками. Кстати, к нововведениям, которые предполагала австрийская система, относилась такая прозаическая штука, как доска, на которой пишут мелом — вещь, совершенно необходимая для большого класса.
Всё это никак не могло «получить развитие по всей России на следующий год». Потребовалось ещё пять лет, в течение которых специально созданная Комиссия для учреждения народных училищ адаптировала иноземное заимствование и одновременно создавала эти самые училища в пределах отдельного учебно-тренировочного полигона — Санкт-Петербургской губернии.
Поначалу дело шло на удивление споро и удачно. Новый формат школы на учебно-тренировочном полигоне прижился и принёс первые плоды. Петербургское главное народное училище стало кузницей кадров — там начали подготовку русских учителей, которым впоследствии предстояло «нести просвещение» по всей Российской империи.
Этот неплохой задел дал основания для самых радужных прогнозов. Историк Август Людвиг Шлёцер, некогда работавший в России, но давно уже перебравшийся в Гёттинген, писал: «Предприятие Екатерины, которое интересует всё человечество, теперь, кажется, находится на пути, который обещает больше прогресса, чем все другие русские проекты, предпринятые в течение последних 20 лет. Вернулись времена Ярослава Мудрого, который сделал своих русских именно с помощью таких учреждений более образованными людьми, чем были в то время итальянцы, французы, немцы и британцы».
5 августа 1786 года Екатерина II высочайше утвердила основной образовательный документ — «Устав народным училищам в Российской империи». Это был серьёзный шаг вперёд. Впервые вводился единый государственный стандарт образования — теперь к нему должны были подтягиваться все остальные учебные заведения и частные учителя. Более того, «Уставом» утверждались базовые принципы. Образование должно было стать бесплатным и доступным для всех сословий. Обучение — совместное для детей обоего пола. Преподавание — на родном языке.
Полная реализация всех пунктов «Устава» могла бы вывести Россию на совершенно запредельный уровень образованности народа. Возможно, сбылись бы пророчества Екатерины Великой, которая вложила в школьную реформу столько труда. Она искренне полагала, что последовательное воплощение в жизнь принципов «Устава» приведёт к следующему: «За 60 лет невежество истребится само собой, разнообразные в России обычаи придут в согласие и исправятся нравы».
В общем, она была права. Единственное, в чём ошибалась — в сроках «истребления невежества». Исправно функционирующая образовательная система сократила его примерно вдвое. Другое дело, что достичь этого получилось лишь в XX столетии, в государстве под названием СССР, где по-настоящему смогли обеспечить и бессословность, и доступность, и массовость образования — сначала всеобщего начального, а потом и среднего.