Олег и Юлия Шульдешовы в своё время взяли из приютов троих детей — Алёшу, Наташу и Юру, и воспитывали их вместе с родным сыном Федей. В начале прошлого года Олег и Юля прочитали в сети призыв о помощи 6-летнему Марату — мальчику из «списка Димы Яковлева» — и решились на усыновление.
О том, как ребёнок нашёл новую семью, АиФ.ru рассказала его новая мама Юлия Шульдешова.
О знакомстве с Маратом
Марат родился в 2007 году в подмосковном городе Одинцово. Из роддома с диагнозом ДЦП и статусом «отказник» попал в дом ребёнка. Через два с половиной года волонтёры отвезли мальчика в больницу, как они думали, на операцию, но она не потребовалась. За 40 дней интенсивной реабилитации Марат встал на ноги и сделал первые робкие шаги.
Если бы с ним продолжали заниматься... Но Марат вернулся в госучреждение, где он по документам значился лежачим, в индивидуальной программе реабилитации ему, как лежачему, положены только памперсы... Но волонтёры не теряли надежды и позже нашли для него усыновителей из США.
Будущие американские родители приезжали на встречу к шестилетнему Марату в детский дом-интернат. Мальчик называл их «мама» и «папа», готовился к отъезду за океан. Почти все документы на выезд уже были готовы.
Но вступивший в силу в начале 2013 года «Закон Димы Яковлева» лишил Марата шанса уехать к новым родителям в Америку. Вместо этого ему предстояло жить до 17 лет в селе Уваровка Можайского района — в доме-интернате для умственно отсталых детей. Волонтёры написали об этом в сети, надеясь найти мальчику-инвалиду новых родителей.
Если всех остальных детей мы брали по велению своего сердца, то с Маратом получилось иначе. Волонтёры, которые следили за его судьбой не один год, настолько переживали о мальчике, что, когда его усыновление сорвалось, они вылили свою душевную боль на страницы интернета. Мы с мужем читали историю Марата и понимали, что этот призыв в сети — единственный шанс для него выйти за высокий забор интерната, обрести семью и оказаться в нормальной жизни.
Мы прониклись этой историей настолько, что, не зная ребенка и его состояния, просто видя только его фотографию, поехали к нему. Когда приехали и увидели малыша, то сразу почувствовали, что этот человечек не может не понравиться, что он должен быть с нами.
О первых шагах
В доме-интернате Марат был в отделении, где остальные дети были с очень тяжелыми диагнозами. Большую часть времени они лежали на кроватях. Говорящий из них был только Марат.
Помню, как в один из приездов в интернат мы поставили его на ножки. Воспитательница Марата очень испугалась. Она думала, что нельзя этого делать, что мальчик не сможет ходить сам. И он не смог бы ходить, оставшись в этом учреждении. Но через месяц после того, как Марат стал жить у нас, пришлось купить ему новые ботинки: так активно он бегал, что совершенно разбил первую пару обуви.
Мы проконсультировались у врачей, поняли, что для того, чтобы Маратик ходил, можно обойтись без операционного вмешательства. Стали делать ему массаж, поставили ребёнка на беговую дорожку. И он стал ходить, бегать, учиться кататься на роликах. Теперь мы во дворе играем в футбол всей семьёй, Маратик стоит на воротах. С нами играют и соседские мальчишки.
Да, его походка не совсем обычна и он не сможет выиграть первенство по бегу даже на короткую дистанцию, но после первых вопросов «а почему он так ходит» дети вполне удовлетворяются ответом «пока ещё не научился» и забывают о том, что он чем-то отличается от них.
У нас, к сожалению, нет никакого видео, когда Марат в первый раз пошёл. Мы вообще не успеваем фотографировать или снимать видео детей в их первые дни появления у нас. Просто на съёмку не остается ни сил, ни времени. Жалеем, конечно, но это так.
Первые дни в семье
С Маратом сложным стало то, что он не принял нас сразу как родителей. Если все остальные наши дети, когда мы забирали их из интернатов, ехали домой к нам как к маме и папе, то Марат ехал к нам в гости. Он знал, что мама и папа у него уже есть, они живут в Америке. Он не мог своей детской душой понять, что той мамы, с которой он общался, которую обнимал, уже не будет с ним. И что теперь его мама — другая тётя.
Получилось так, что я увозила из интерната в неизвестность. Увозила от мечты, от семьи, от мамы. Ведь он не понимал ничего ни о законе, ни о том, что его американские родители были расстроены не меньше самого мальчика.
И интернат, в котором он жил, был неплохой, за ним ухаживали, как за лежачим инвалидом. Марат — достаточно ленивый, он расслабился, решил, что так и должно быть.
Поэтому он к нам приехал «только в гости и только посмотреть, как мы живём». Ведь появилась тётя, которая заставляет его ходить, увозит его от возможной встречи с мамой. Единственное, что нам очень помогло тогда, это то, что нашу приёмную дочь зовут Наташа. Так же звали няню, которая ухаживала за Маратом в больнице. Её услуги оплатили волонтёры фонда. Наташа — это был для него светлый и добрый образ, поэтому он ехал к нам и вроде как к Наташе, и нам это было на руку.
Сложно было и то, что воспитатели в доме-интернате решили по-своему объяснить Марату, почему он не поехал в США. Они сказали, что в Америке плохо, детей там убивают. И пока там не станет лучше, Марат к родителям не поедет. Но у детей из соцучреждений гипертрофированное чувство собственной ответственности, они всё переводят на себя. И Марат сделал такой вывод: он сам очень плохой, он всех убивает. И пока он не станет хорошим, его родителям в Америку не отдадут.
Поэтому к нам в семью он приехал с установкой, что он — плохой. Забивался в угол, как дикий зверёк. Выбирался оттуда, пока никто не видит, и ломал игрушки, рвал бумагу, все кидал. Потом снова прятался в укрытие и на всех, кто пытался подойти к нему, ругался матом. Поначалу он не принимал ни нас, ни детей.
Первые две недели мы привыкали друг к другу. Но потом, слава Богу, всё стало хорошо. Теперь Марат — ласковый мальчишка, очень любит и всех нас, и бабушку — мою маму.
О главном правиле
Самое главное неписаное правило — когда ребёнок входит в семью, от него ничего требовать не нужно. Пусть одевается как хочет, пусть ест как угодно и что угодно. Никаких правил ему вводить нельзя. Необходимо, чтобы он сам приспособился. Понимаете, дети сами поймут, как приспособиться. А если будешь на них давить, то в ответ получишь только негативную реакцию.
Нам с мужем легче в том, что у нас несколько приёмных детей. В семье срабатывает закон толпы: появляется новый ребенок, он видит, как ведут себя остальные. Он наблюдает, как остальные дети называют родителей мама и папа, в определённое время едят, играют или ложатся спать. И правила входят в его жизнь постепенно, а не по приказу. Потому что у нас семья, а не казённое общество.
В 2015 году Марат пойдёт в первый класс, в обычную школу. К тому времени он уже сможет, мы надеемся, чувствовать себя уверенно среди ребят. В лицее № 13 г. Химки, где я работаю социальным педагогом, инклюзивному образованию уделяют особое внимание. У нас учатся и дети со сложными диагнозами, и обычные ребята. И на самом деле это очень здорово.
Ведь дети с инвалидностью постепенно становятся полноправными членами общества, а другие ученики относятся к ним как к равным, но в то же время учатся быть добрыми и внимательными по отношению к людям с ограниченными возможностями.
О пополнении в семье
Сейчас мы собираем документы на удочерение 19-летней девушки Айгюль, она воспитанница интерната в поселке Разночиновка Астраханской области. Юра, которого мы, как и Наташу, забрали из этого учреждения, раньше дружил с Айгюль.
О том, чтобы она у нас жила, Юра мечтал с того момента, как сам переехал к нам. С ней в дом-интернат они попали вместе из детского дома. Дети дружили на протяжении десяти лет. И Юра решил, что когда вырастет, заберет её. Мы согласились, но планов не строили. Но он повторял это своё желание постоянно. И мы поняли, что это — его важная цель в жизни, но сам он её юридически осуществить не сможет. Мы решили, что мы поможем сыну.
Айгюль уже обо всём знает и тоже с нетерпением ждёт переезда.
Нам в опеке, конечно, сказали, что мы — сумасшедшие, но по-доброму. У нас с опекой района Бескудниково очень хорошие отношения. Но при этом уточнили: может, годика три-четыре потерпите до следующего ребёнка? Конечно, сказала я. Но сердцем чувствую, что Айгюль — далеко не последний ребёнок в нашей семье. И кто-то появится у нас намного раньше, чем через три года.