Анатолий Салуцкий: «Почему многие люди ностальгируют по утраченной стране?»

Анатолий Салуцкий. © / Рамиль Ситдиков / РИА Новости

Россия может стать наследником СССР по части мирового идейного лидерства. И воздвигнуть проект, который окажется даже более притягательным, чем советский социализм.

   
   

30 лет назад, весной 1991-го, на первом и последнем референдуме в СССР 76,43% проголосовавших высказались за сохранение обновлённого Союза. Но спасти единое государство это не помогло.

Почему сегодня многие люди ностальгируют по утраченной большой стране? Даже те, кто в своё время первым рвался её развалить. Недавно в Литве, стране НАТО и ЕС, провели опрос и выяснили: 53% граждан считают, что «в советское время большинство людей были экономически защищены», 35% — что «советский период принёс больше пользы, чем вреда», 29% — что «распад СССР не принёс ничего хорошего». О ностальгии по прошлому размышляет писатель и публицист Анатолий Салуцкий.

Что нельзя повторить?

Владимир Кожемякин, «АиФ»: Анатолий Самуилович, со времён перестройки и гласности мы про СССР уже много чего узнали, в том числе и плохого. Тем не менее он живёт в сердцах людей, которые его застали. Многие хотели бы, чтобы сегодняшняя жизнь стала похожа на ту эпоху. Почему?

Анатолий Салуцкий: Те люди, в сердцах которых жива память об СССР, уже не молоды. Конечно, они тепло вспоминают о своей юности, прежде всего о том, что было хорошего в их жизни и в стране. Таково уж свойство человеческой памяти, что она — если у кого-то нет особых причин клясть прошлое, — возрождает в сознании светлые, а не печальные картины былого. А молодёжь узнаёт о советском прошлом по воспоминаниям родителей, как бы сопоставляя их восторги с трудностями дня сегодняшнего и приходя к выводу, что раньше жилось лучше (вообще говоря, это нормальное межпоколенческое взаимодействие — ведьпри Советах действительно было немало доброго). В результате, если говорить в целом, ностальгия по СССР проявляется у очень большой части населения разных возрастов. И прежде всего у тех, кому сейчас живётся несладко. Это инстинктивное, я бы сказал, душевное противодействие текущим невзгодам.

— Это касается даже тех, кто в своё время первым крикнул «Прощай, Союз!»? Результаты опроса, проведённого в Литве, говорят о некой переоценке, отрезвлении жителей страны.

— Как всегда бывает в таких случаях, перемена настроений в Литве связана с заметным ухудшением уровня жизни, утратой социальных гарантий и перспективы развития. Как говорится, «за что боролись, на то и напоролись». Пример Литвы — это лишь первая ласточка. Однако политики там слишком беспринципны, и когда экономика страны дойдёт до дна (а деться им некуда, Запад им особо не поможет, потому что теперь они для него конкуренты) — не могу исключить, что литовские власти «забабахают» референдум о воссоединении с Россией. Причем, это может произойти в первой половине XXI в. Прибалтийские страны всегда были в этом отношении неким маятником: сходили в НАТО и ЕС, обожглись, и вполне могут попроситься назад. Но Москва теперь имеет в этом плане огромный опыт. Все будет зависеть именно от нас. Мы будем решать: выгодно это России или нет, и на каких условиях.

За 30 лет материальный мир слишком изменился — стал цифровым, и никто не может знать, как в таких условиях мог бы существовать Советский Союз.
   
   

— Получается, СССР можно попытаться восстановить?

— Нет, было бы огромной ошибкой отождествлять ностальгию по Советскому Союзу с желанием вернуться в те времена. Такого стремления в общественном пространстве сегодня не существует. У великой державы, какой был СССР и какой является Россия, свой ритм исторического движения. Вспять державы не ходят. Они могут лишь развиваться — быстрее или медленнее, в зависимости от того, лучшее или худшее взято ими из прошлого. Поэтому повторить историю СССР невозможно в принципе.

К тому же за 30 лет материальный мир слишком изменился — стал цифровым, и никто не может знать, как в таких условиях мог бы существовать Советский Союз. Внезапное пришествие цифры — перемена куда круче, нежели изобретение паровоза или автомобиля, даже телевидения. Цифра меняет само устроение человеческой жизни.

Остров Россия

Меня беспокоит сегодня другой вопрос, который русский философ Цымбурский обозначил формулой «Остров Россия». Речь не о том, чтобы Россия пыталась возродить СССР или замкнулась в себе, отгородившись от мира. Цымбурский считал её самостоятельной цивилизацией, воспринимающей лучшие мировые практики, но неизменной в своих основах. И в этом смысле у России есть все возможности стать наследником СССР по части мирового идейного лидерства. Известно, что СССР привлекал мир идеями социального равенства, и на определённом этапе развития этот мировой проект пользовался огромной популярностью у большой части человечества. Сегодня у России появилась возможность воздвигнуть — я намеренно использую это возвышенное слово — колоссальный мировой проект, который по своему мощному влиянию может оказаться более притягательным, чем советский социализм. Этим будет как бы продолжено историческое значение Советского Союза, победившего фашизм. Хотя в данном случае речь идёт не о военных сражениях.

После конституционной поправки о том, что в России семья — это союз мужчины и женщины, у нашей страны есть все возможности замахнуться на то, чтобы наш локомотив изменил движение состава, поведя его прочь от ада.

— Что вы имеете в виду?

— В последние годы в мире произошли серьёзные ментальные изменения. В Европе потерпел крах мультикультурализм, в США бушует сексуально-гендерная революция — террор меньшинств становится невыносимым, радикальный феминизм на крутом взлёте, так называемая политкорректность превзошла строгости любой цензуры. Весь этот безумный шабаш крушит традиционные ценности, прежде всего посягая на семейные традиции. В Швейцарии сажают в тюрьму за гомофобию, в США среди поколения Z прослойка ЛБГТ выросла в три раза. Безбрежная трансгендерность кое-кому уже начала приносить доход, её критиков увольняют из университетов. В Дании 10-летним детям предлагают изменить их пол.

Диктатура содомитов на Западе становится всё яростнее, под плинтус загнаны люди, дорожащие семейными ценностями. Бешеная атака на супружескую постель создала атмосферу страха и унижения. Более того, вспухли и другие угрожающие факторы. В штате Орегон математику объявили «превосходством белой расы», в информационном пространстве появились «гадкие белые гетеросексуальные мужчины». Мощные удары наносят и по христианству, недаром даже папа римский вынужден был признать однополые браки. Содом и Гоморра!

В этих условиях Россия становится главным оплотом традиционных ценностей. К сожалению, это пока осознают не все. Кое-кто пытается мелко, по дешёвке подражать. Чуть ли ни великим достижением посчитали предложение отцепить наш вагон от поезда, бешено мчащегося в ад, чтобы строить старую добрую Европу (что, кстати, уже невозможно). Между тем, после конституционной поправки о том, что в России семья — это союз мужчины и женщины, у нашей страны есть все возможности замахнуться на то, чтобы наш локомотив изменил движение состава, поведя его прочь от ада. Вопрос ещё в том, что неприятие однополых браков и покушение на традиционные семейные ценности неприемлемо для представителей двух ведущих религий России — православных и мусульман. Они в этом едины. Если бы Россия на официальном уровне провозгласила политику приоритета традиционных семейных ценностей, сотни миллионов людей в мире, вынужденных жить под страхом «новой морали», приняли бы её «на ура» и стали нашими союзниками.

Наша страна — супердержава хотя бы по той причине, что обладает новейшими средствами сдерживания. Без этих вооружений нам не обойтись — нас съедят, как попытались сделать в 90-е.

Фанера вокруг Мавзолея

— Помощник президента Владимир Мединский подтвердил на днях, что памятник Невскому в Москве всё-таки появится.

— Памятники Александру Невскому ставить необходимо, в том числе и в связи с грядущим празднованием 800-летия со дня его рождения. Нельзя игнорировать тот факт, что предложение поставить такой памятник на Лубянке имело место. Однако не думаю, что этот вопрос поднимут снова, возобновив недавние жёсткие споры.

— Чего, на ваш взгляд, не хватает в сегодняшней России, чтобы ностальгия по прошлому не так сильно одолевала людей?

— Чувства социальной справедливости. Чтобы ностальгия переросла просто в добрые воспоминания, надо прежде всего повышать жизненный уровень людей, делать страну более привлекательной, активнее бороться с коррупцией. И конечно, перенимать у советской власти её лучшие достижения. Сейчас порой наоборот: идёт откат от былых завоеваний, причём всемирно признанных, — и прежде всего от государственной системы бесплатного образования.

Если бы, принимая военный парад, президент Путин поднялся на историческую трибуну Мавзолея, к подножию которого швыряли поверженные фашистские знамёна, это вовсе не означало бы возвращения на Лубянку памятника Дзержинскому и возрождения сталинской репрессивной политики.

Я очень надеюсь, что через год-полтора после победы над пандемией у нас начнётся заметное повышение уровня жизни. Для этого помимо роста экономики необходимо и общественное спокойствие. А прошлое СССР — это наше достояние, родное, своё. Независимо от того, какой Россия является сейчас.

Одна из задач для власти — в максимальной полноте отстаивать интересы России в изменившемся мире. Наша страна — супердержава хотя бы по той причине, что обладает новейшими средствами сдерживания. Без этих вооружений нам не обойтись — нас съедят, как попытались сделать в 90-е. Но в то время ещё сильны были советские поколения, и, пройдя через тяжкие годы, они сумели удержать страну от развала. Справимся ли теперь? Мой роман-трилогия «Немой набат» как раз об этом: его первые две части насыщены тревогой за то, что может произойти при транзите власти в 2024 г., когда в Кремль с иностранной помощью могут вернуться наследники Гайдара.

К счастью, после смены правительства Россия подаёт большие надежды на развитие. Пока пандемия не позволяет увидеть, что «вашингтонский консенсус» у нас отжил своё, система управления экономикой разительно изменилась. Да и сама борьба с пандемией, которую мы явно побеждаем, говорит о новом уровне управления страной.

— А как вы относитесь к разговорам о том, что власть сооружает этакий муляж СССР «для народного потребления», а на самом деле ведёт страну всё дальше от того «прекрасного прошлого»?

— У нас остался только один муляж: фанера вокруг Мавзолея в дни парадов. Если бы, принимая военный парад, президент Путин поднялся на историческую трибуну Мавзолея, к подножию которого швыряли поверженные фашистские знамёна, это вовсе не означало бы возвращения на Лубянку памятника Дзержинскому и возрождения сталинской репрессивной политики. Но, я уверен, с высоты главной трибуны России ему стало бы виднее больше и дальше. Это была бы всемирная демонстрация нарастающей силы нашей страны, вступившей в эпоху подъёма.