«Штабная работа — она такая. Целыми днями бумажки перекладываем с места на место», — шутит вечно улыбающийся «Штурман». По лицу уже легендарного комбата Александра Голдмана заметно, что улыбка сопровождает его в разы чаще, чем напускная серьезность, какая часто бывает на лицах людей, принимающих или делающих вид, что принимают серьезные решения.
В штабе у «Штурмана» чисто и уютно. За компьютерами молодой человек что-то усердно забивает в таблицу. На стеллаже родом из начала нулевых аккуратно разложены папки с делами. Небольшая колонка на полке выдает щебетание птиц.
«Это мы для атмосферы», — смеется «Штурман», видя мое удивление.
Штабная работа для комбата в новинку, но это была едва ли не единственная возможность для него вернуться в строй после тяжелого ранения, случившегося в апреле 2023 года.
«Мы шли ночью с разведчиками. Человек восемь нас было. Попали под пулеметный огонь. Стреляли метров с тридцати наверно. Спас бронежилет. Развернуло боком. Попало в бок в таз и в ногу. Эвакуировали меня минут через сорок. Чувствовал себя нормально, когда меня несли. Потом стало значительно хуже. Потерял много крови. Сначала был госпиталь в Лисичанске, потом вертолет в Луганск, госпиталь в Ростове и дальше Москва. Один из нашей группы погиб. Мы с ним приняли весь удар на себя, этим спаслись остальные», — вспоминает комбат.
«Пришлось заново учиться ходить»
После ранения были тяжелые месяцы восстановления. «Штурману» пришлось заново учиться ходить, но желание вернуться на СВО к своим было сильнее любых проблем со здоровьем.
Я полтора месяца был лежачим. Месяца два ездил на инвалидной коляске, — вспоминает комбат. — Помню, что первые шаги вообще случайно вышли. Привезли к нам в палату какие-то вкусности. Я поднялся, чтобы взять. Делаю шаг, затем второй. Вижу, что парни на меня смотрят ошалелыми глазами. Тут и я сам осознал, что иду, и тут же рухнул на кровать. Ходил с ходунками по десять метров в день. Затем сто метров в день. Прошел я как-то уже триста метров за час. Очень домой хотел на реабилитацию, а врач все не отпускал. Постоянно повышал планку по шагам».
Слушая историю «Штурмана» невольно задаю себе вопрос: «Зачем командиру ходить на передовую с бойцами? Ведь можно отсидеться в тылу и отдавать приказы?» Вопрос адресую своему собеседнику. Он задумывается. Как всегда, добродушно улыбается и отвечает.
«Давно понял, что нет какого-то универсального правила, каким должен быть комбат. Я делал то, что считал должным. Если другой предпочитает отсидеться в коттедже, раздавая приказы, то ради бога. Судить кого-то не мое дело. Я делал, как считал нужным. Мне ни за один день войны не стыдно».
Из миллионеров в штурмовики
«А почему „Штурман“? Из-за того, что в штурмы любишь ходить?» — задаю вопрос командиру.
Он, как всегда, заливается добродушным смехом. «В штурмы я ходить любил, но позывной не поэтому такой. Я же значительную часть жизни еще до СВО армии отдал, — признается мой собеседник. — Заканчивал военное училище и учился на штурманском факультете. Я штурман подводных лодок. После увольнения из вооруженных сил в 2012 году ушел в бизнес. Почти десять лет занимался различным бизнесом от малого до большого. Совсем другая жизнь была. Гламурная, что ли».
На этих словах комбат достает телефон. Включает видео, на котором солидный мужчина в дорогом костюме выходит из красивого автомобиля под руку с супругой в вечернем платье. На видео они веселятся на какой-то вечеринке. Мужчина позирует с глянцевым журналом в руках, где на обложке изображен он.
«Да, так тоже было. Глянцевые журналы. Обложки. Когда попал на СВО, в голове все поменялось. Пришла переоценка ценностей и понимание того, что для жизни нужно. Круг общения поменялся полностью. Он уменьшился. Сменились приоритеты. На жизнь стал смотреть как-то глубже, что ли», — признается он.
«Выжили те, кому повезло»
На СВО «Штурман» попал спустя пару месяцев после начала. Долго пришлось ходить по военкоматам. Тогда армия не нуждалась в кадровых офицерах. Добровольцем тоже брали неохотно. Были надежды, что все идет по плану и через несколько месяцев спецоперация будет завершена.
«Когда отказали в военкомате, начал искать информацию в интернете. Увидел, что набирают в полк „Ахмат“. Пошел туда обычным стрелком. Дослужился до командира батальона, а затем уже наступило злополучное ранение. До этого тоже ранения бывали, но мелкие. Никогда в госпиталь с осколком не обращался. В этот раз же три пулевых подкосили», — вспоминает он.
«Что чувствуешь, когда нужно идти на штурм? Как справляться с этим страхом», — спрашиваю я.
«Страх животный при любом штурме. Сейчас это вспоминается легко и смешно. Но тогда это не было смешно, когда это реально происходило. Каждый штурм был разный — это были лесополки, подвалы, поселки, город, нефтеперерабатывающий завод, промзоны. Тогда это было страшно. Наверное, очень много крутых настоящих мужчин уже погибло. Сейчас остались живы лишь те, кому повезло», — считает «Штурман».
«Впервые осознал, что умру»
Мой собеседник, вспоминая дни первых месяцев СВО, говорит, что много было моментов, когда смерть подходила к нему близко, но лишь один из них ему по-настоящему запомнился.
«Мы штурмовали промзону в Северодонецке. Рванули в атаку, и я на небольшом участке остался один. Упал на землю за стеной. Я лежал и слышал, как пули снайпера пролетали мимо головы. ВОГи взрывались совсем рядом. Тогда я впервые наверно осознал, что, похоже, сейчас я умру. Я отсюда сейчас не выйду и останусь здесь. Мне тогда голос в голове сказал: „Беги!“ Я встал и побежал к своим со словами. Бежал метров сто. В итоге одна пуля попала в бронежилет», — вспоминает комбат.
Сейчас «Штурман» служит в должности начальника штаба батальона в спецназе «Ахмат». Но что-то мне подсказывает, что это веселый балагур не сможет долго усидеть на месте и найдет способ вернуться туда, где разрывы снарядом в опасной близости, а в лесополке укрывается враг.
«Такую вещь вам скажу. Человек, который побывал здесь, имеет другое чувство ответственности к родине. Я никогда не собирался возвращаться в армию, но жизнь очень интересная штука и неизвестно куда заведет. А теперь хватит нам философствовать. Пойдемте чай пить», — улыбается командир.