Страхи, связанные с коронавирусной эпидемией, отодвинули на задний план многие из острых проблем страны. Но к ним рано или поздно придётся вернуться. Одной из таких проблем является судьба русских на постсоветском пространстве.
Проблема не нова. Она настигла страну после распада СССР в 1991 г. Буквально в одночасье за пределами страны оказались 25 млн русских. С учётом того, что нынешнее население России составляет 140 млн и продолжает сокращаться, это огромная цифра. Потери населения, носителей русского языка и русской культуры, случившиеся в 1991 г., превышают всю эмиграцию более чем за 100 лет.
Сила удара
Исход русских после революции, Гражданской войны и изгнания интеллигенции из России был очень чувствительным. Тогда за пределами страны оказались 2 млн человек. Хотя удар был значительно меньшего масштаба, чем в 1991 г., по последствиям он оказался катастрофическим. Ведь уезжал и изгонялся цвет русской научной, технической и культурной элиты. Заметный подъём науки, образования и культуры в ряде стран Восточной Европы, через которую шли потоки эмиграции, произошёл именно благодаря высокому качеству мигрантов.
Трагедия 1991 г. носит иной характер. Она затронула не столько элиту, сколько рядовые слои населения. В отличие от послереволюционной эмиграции, когда люди теряли не только родину, но и жильё, имущество, накопления, те, кто в 1991 г. оказался за пределами распавшегося СССР, имущества, жилища и работы (по крайней мере на первых порах) не лишались. Но они теряли уверенность в своём будущем и будущем детей.
Никто не ожидал, что во вновь возникших независимых государствах так быстро начнёт меняться политическая, экономическая, национальная, культурная и языковая среда. В СССР длительное время поддерживалась (и отчасти реально существовала) иллюзия единого политического, экономического и культурного пространства. Идеология «дружбы народов» поддерживалась и экономической политикой центра. Россия (нередко в ущерб русской глубинке) щедро вкладывалась в развитие «национальных окраин». В советских республиках строились новые предприятия, открывались университеты, возникали научные центры. Этому отчасти способствовало и то, что в годы Отечественной войны из Центральной России в республики были вывезены многие промышленные предприятия, научные и культурные учреждения, театры. После войны всё это там и осталось. Технологическое переселение сопровождалось и мощным перетоком квалифицированных кадров.
В советский период сильным было и политическое влияние Центра на жизнь республик. И это было своеобразным щитом для русскоязычного населения. Напомним, что при первом секретаре республиканских компартий «вторым лицом» всегда был русский назначенец Москвы. Мощным было влияние русской культуры, а следовательно, и языка. Знание русского, не обязательное в сельской местности, в городах было повсеместным.
Но в «руке Москвы» были и негативные моменты. К примеру, в том же Узбекистане местные жители сегодня ненавязчиво напоминают нашим туристам, что их страна во времена СССР была превращена в «хлопковую республику». После выхода из Союза производство хлопка в Узбекистане сократили до экономически обусловленных потребностей. Зато республика стала (и это хорошо видно на рынках Москвы) крупным экспортёром овощей и фруктов.
Крах иллюзий
С распадом СССР улетучились многие из советских иллюзий: о нерушимом братстве народов, о коммунистическом интернационализме, о новой общности советских людей. Считалось, что в СССР повсеместно и навсегда покончено и с национализмом. В силу такого рода иллюзий Москва не принимала практически никаких мер для создания в союзных республиках структур «мягкой силы», которые могли бы быть при необходимости задействованы для защиты интересов русских. После развала СССР российские посольства остались единственными работающими структурами, но с крайне слабыми финансовыми ресурсами и неумением действовать в новых обстоятельствах. Советские внешнеполитические амбиции остались, а денег (как у американцев) не было. Фактически русские оказались беззащитными и брошенными на произвол судьбы.
Единственной формой самозащиты стал переезд в Россию. Но новая российская власть оказалась не готовой и к этому. Бюрократические коридоры миграционных органов казались непреодолимыми. Не готовой к приёму русских оказалась и рухнувшая экономика. Вместо русских (которых нужно было как-то расселять, обеспечивать жильём, работой, социальной защитой) Россия открыла границы для более дешёвых, беззащитных и удобных для нарождающегося бизнеса «гастарбайтеров».
Что касается защиты прав и интересов русских, оставшихся в бывших республиках, то новой российской власти, оказавшейся у разбитого «советского корыта», было, что называется, не до них. При переговорах об отделении союзных республик меры правовой защиты интересов наших соотечественников практически не обсуждались. В Москве ещё сохранялась инерция советских представлений о «братском единстве»: предполагалось, что русские и без всяких договоров будут равноправными гражданами новых независимых государств.
Увы, иллюзии стали быстро исчезать. Почти сразу же после разъезда по отдельным национальным квартирам обострились (теплившиеся и в СССР) разговоры о том, «кто кого кормил». Украинцы считали, что они кормили «москалей», русские были уверены что со времён Сталина они кормят Грузию. Москва любила поговорить и о том, как, построив в странах Прибалтики заводы, порты, электростанции, она вывела их из европейского захолустья. Сами же жители Латвии, Литвы и Эстонии считали (и считают), что Москва, накрыв их «советским одеялом», на полвека отгородила их от европейской цивилизации.
Такого рода взаимных претензий и упрёков не счесть. К историческим, политическим и идеологическим претензиям и «разночтениям» присовокуплялись и религиозные. Религиозные различия в СССР были почти полностью (так казалось из Москвы) нивелированы. Насаждалась единая коммунистическая вера. Хотя посещение церквей при Сталине после войны перестало считаться предосудительным, сами религиозные различия — православие, католицизм, ислам, буддизм — в политике, в общественной и культурной жизни не играли заметной роли.
А платят русские
Но как только политическая хватка «руки Москвы» ослабла (а кошелёк оказался пустым), в мгновение ока выяснилось, что и вся «советскость», и весь «интернационализм» были затянувшимся на многие десятилетия спектаклем. Обнаружилось, что под декорациями советской власти и на Украине, и в Прибалтике, и особенно в республиках Средней Азии существовали свои представления об истории и истоках национальной культуры, свои религиозные предпочтения, своя иерархическая система, свои «обычаи и нравы». А вскоре стали проявляться и обусловленные этими «открытиями» нюансы внешней политики вновь возникших государств. Всё это оказалось крайне неожиданным и обидным для Москвы.
Русские, оставшиеся без «московского зонтика», довольно быстро почувствовали эти нюансы. Первые же опросы русских в бывших братских республиках, проведённые в середине 90-х гг., показали что их положение заметно изменилось в худшую сторону. В 1991 г. было формально создано Содружество Независимых Государств. Но и в рамках провозглашённого содружества (при соблюдении внешнеполитического декора) продолжали, всё усугубляясь, нарушаться права русскоязычного населения. Для русских стало затруднительным поступление в вузы, продвижение по службе и участие в политической жизни. Со временем ограничения стали распространятся и на более приземлённую, бытовую сферу: получение жилья, начисление пенсий. В странах Прибалтики в отношении значительных слоёв русскоязычного населения было введено понятие «неграждане», идёт мощное наступление на позиции русского языка.
* * *
Недавно был опубликован доклад Института стран СНГ «О положении соотечественников на постсоветском пространстве», в котором подчёркнуто, что постсоветские республики строятся как государства «титульной нации». Фактически это законодательно предопределяет дискриминацию в отношении русских. После возвращения на родину части русскоязычного населения за пределами России всё ещё остаются 17 млн человек. Как их защищать? Риторика МИДа «в пользу мира и дружбы», на мой взгляд, малоэффективна. Споры по этому вопросу неизбежны. Очевидно одно: любые из инициатив, а тем более решений по «русскому вопросу» должны исходить из известного правила Primum non nocere — «Прежде всего не навреди». Слова приписывают знаменитому греческому врачу Гиппократу. Этим правилом хорошо бы руководствоваться современным политическим «врачевателям».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции