Святослав Голиков, публицист, инструктор военно-патриотического клуба, в качестве добровольца принимал участие в событиях в Крыму и на Донбассе в 2014 году:
— С Ромкой мы познакомились в марте 14-го, когда я по прилёте в Симферополь влился в состав 9-й роты Сводного полка Народного ополчения. Ромка был местным и записался в ополчение в числе первых, когда возникла угроза захвата Госсовета боевиками Меджлиса. У него был относительно недавний опыт армейской службы, и ему доверили одну из командных должностей в роте. Ромка был очень серьёзен непосредственно в рабочих вопросах, а так — добрый, весёлый, жизнерадостный. Он, как рассказал мне уже потом наш командир, прикормил того самого рыжего котика, с которым фотографировались вежливые «зелёные человечки».
Чем дальше от референдума, тем большей формальностью становилась наша служба в крымском ополчении, а на Донбассе уже начала разгораться война. Один из наших командиров с парой человек добрался до Луганска, осмотрелся и ближе к концу апреля сообщил, что готов принять добровольцев. Сформировали группу с десяток человек, включая меня и Ромку. До этого мы с ним общались в основном на уровне «привет-пока», а тут как-то внезапно сдружились. Началось с автобуса, когда ехали в Ростов. Он предложил сесть вместе, а там уже пошло-поехало... Хорошо помню, как на выезде из Симферополя он показал в окно — радуга, говорит, хороший знак...
Тогда нам действительно повезло. Мы отработали около трёх недель, когда нежданно-негаданно встал вопрос об экстренном возвращении нашей группы в Симферополь. В том бардаке, который, увы, происходил тогда на Донбассе, было немало любителей половить рыбку в мутной воде. Нашей группе предложили выполнить откровенно криминальный заказ. Отказ подразумевал физическую ликвидацию группы в очень недалёкой перспективе. Командир связался с Симферополем, доложил о ситуации, и нам сказали — «ноги в руки и валите оттуда». В итоге мы благополучно вышли сами и вывезли семью одного из наших бойцов...
Чувствовали себя весьма паскудно. Ромка переживал очень сильно. Он крайне тяжело воспринял события в Одессе 2-го мая, душа горела, он хотел драться, а тут такое — поработать толком не получилось, вернулись, как оплёванные, и стоим в оцеплении у Госсовета, которое с практической точки зрения особого смысла уже не имело...
В последних числах мая к Госсовету подошла молодая женщина с дочкой лет пяти-шести. Спросила, куда обращаться по вопросу обустройства беженцев. Мы объяснили и поинтересовались, откуда они. Она ответила — мы из Славянска. Начала рассказывать — про обстрелы, про своего папу, врача, спасавшего раненых, про взятого в плен украинского военного под наркотиками... Потом не сдержалась, расплакалась и задала вопрос, от которого меня переворачивает по сей день: «Ребята, когда вы нас спасёте?». А мы, здоровые мужики, стояли и не знали, что ей ответить. Если бы не собирались на второй заход, со стыда бы сгорели. В итоге сказали честно — недавно вернулись, скоро едем снова, а там как Бог даст... А потом Ромка, глядя на весёлых-счастливых горожан вокруг, сказал — они даже не представляют, как им повезло...
В июне мы поехали по другому каналу, и 20-го числа наш батальон занял оборону на южном участке фронта, в селе Дмитровка, в районе переправы через Миус, по которой снабжалась наступающая вдоль границы южная группировка противника. В первые дни было относительно спокойно (действовало перемирие), а с конца месяца нас начали массированно крыть миномётами, артиллерией, «Градами». Мы в ответ огрызались своим скудным тяжёлым «железом», вели наблюдение и разведку...
...Ромка местами мне брата моего младшего напоминал, даже внешне — тоже высокий и косолапил слегка. Плюс, точно как мой братик, очень страдал по части бытового комфорта — вооот, я пять дней в лесу просидел, ни помыться, ни зубы почистить, отпустите меня на базу... Другая ситуация — стоит и пасётся на вишне. Мы с парнями рядом. Говорит — меня здесь плохо кормят, мне приходится выживать. Ржём...
У Ромки официальный позывной был «Лом» (помните? «старший помощник Лом!»), но я называл его Енотом (просто он после Луганска дал нашей группе неформальное название «Неуловимый енот»). И вот он за каким-то лешим стал вдруг периодически напевать — «Це був дуже веселий енот». Почему «був»?! А вот нá тебе... Как чувствовал...
Возможно, читатели ждут рассказа об эпичном подвиге? Не было там ничего эпичного... На самом деле смерть на войне вообще редко когда бывает героической. Как правило, прилетело — и всё... А ещё обидно и больно до одури, что иногда всё решает какая-то глупая случайность, какие-то доли секунды...
...В тот вечер мы дежурили на блокпосту перед въездом на территорию штаба батальона, и к нам в гости забежала местная собачка. Котиков Ромка любил, а вот мою страсть к собакам не разделял. А тут он на удивление быстро согласился нас поснимать и сделал целую фотосессию. Затем он звонил папе и своей девочке из Симферополя. Говорил, что всё хорошо, просил не волноваться. Потом вспомнил, как они отмечали Новый год в армии. Говорит, нарядили мы ёлку, я смотрю на неё и так тепло и уютно становится, как дома...
А потом прилетел снаряд... Внезапный ревущий вой, и времени на раздумье и действие — секунда. Я успел упасть, а Ромка — нет. Краем глаза я заметил, что он пытается забежать в блиндаж. Крикнуть «Падай!» я уже не успел — снаряд ударил в крышу частного дома метрах в двадцати от нас, у меня перед глазами осел шиферный забор, в лицо шибануло горячей волной... В блиндаж он всё-таки забежал. По инерции. Осколок достал его на бегу...
...Так уж получилось, что с организацией боевой работы у нас в батальоне откровенно не заладилось, и люди были очень недовольны. В итоге 7-го июля часть батальона просто снялась и ушла с формулировкой типа «любили мы этот цирк». Не берусь никого осуждать, тем более что многие из этих людей в августе работали на другом горячем направлении. Вот только приказа удерживать Дмитровку никто не отменял. И Ромка был в числе тех, кто остался. А тот самый снаряд прилетел на следующий день, 8-го июля 2014 года...
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции