Встаёшь утром, и первая мысль — что там с коронавирусом? Как в мире, как у нас в стране? Сколько заболело, сколько вылечилось? Долго ли продлится беда?
Кажется, что избавиться от этих тревог — о близких, друзьях, стране — невозможно. И миллионы наших с вами соотечественников, особенно тех, кто находится в самоизоляции и не ограничен временем, лезут, попив чаю, в интернет, в соцсети в поисках хотя бы какого-то ответа на волнующие вопросы. Но чёткого ответа не даёт ни власть (она и сама напугана и не скрывает тревоги), ни эксперты (многие противоречат друг другу), ни собеседники по соцсетям. Пока все сходятся в одном: будет трудно. Это признаёт даже власть, привыкшая за последние благополучные десятилетия разговаривать с народом исключительно праздничным стихом. В стиле Маяковского: «И жизнь хороша, и жить хорошо!»
Эволюция страхов
Но сегодня в моде трезвость. Разговоры о парадах, праздничных салютах, годовщинах дедовских побед начали раздражать население. И если в высших эшелонах власти это ещё не все поняли, то скоро поймут. Социологи уже подсказывают — наметились серьёзные перемены в настроениях и оценках. Идёт нарастание страхов. Причём не тех страхов, которые культивировало у населения телевидение, — страхов мировой войны, иностранного вмешательства, угрозы со стороны «иностранных агентов», а страхов, которые таятся в реальной жизни, — потери сбережений, работы и как следствие — бедности, нищеты, болезни.
В условиях тревоги люди становятся особенно чувствительны ко всякого рода слухам. Присказку «одна бабушка сказала» в России никто не отменял. В обществе полно разговоров по поводу того, когда в магазинах кончатся продукты, в кошельках деньги, а в больницах — лекарства. «Диванные» эксперты называют «точные» даты.
Тревожные вопросы возникают ещё и потому, что прямые трансляции по телевидению совещаний президента Путина с министрами на удалёнке у многих оставляют скорее тягостное впечатление: министры с застывшими лицами бубнят свои отчёты в привычной бюрократической манере и с обязательной присказкой «как поручил президент». Но простому телезрителю из этого потока слов и цифр мало что понятно. При таких обстоятельствах и журналистов, и аналитиков, и население волнует вопрос: а знает ли Путин всю правду? Видит ли картину по стране? Не вешают ли ему подчинённые лапшу на уши? Есть ли у президента надёжные источники информации?
Где искать «солдатскую правду»?
В этой связи полезно напомнить о тех, кто у нас в стране занимается «раскопками правды». При привычном ходе жизни информацию о народных настроениях обществу и власти (если власть хочет об этом знать) поставляют социологические центры. В России из наиболее известных это ВЦИОМ, ФОМ (Фонд «Общественное мнение»), «Ромир», Левада-центр и ряд других. Но у руководства страны есть и другие социологические инструменты. Имеются они и при ФСБ, и при МВД. Но это, если так можно сказать, социологи в погонах. Не добывают ли они для своего начальства особую, «генеральскую правду»? Помните, как в советские времена в военной литературе (в романах, пьесах) существовали бок о бок и «лейтенантская проза» (В. Некрасов, Ю. Бондарев, В. Быков), и «генеральская». «Генеральская» тоже часто была очень талантливой (как у К. Симонова, например), но в ней было очень мало «солдатской правды».
Есть ли «солдатская правда» в тех социологических данных, которые ложатся на стол президента? Каким источникам он отдаёт предпочтение? Есть ли «особо доверенные социологи»? Формально есть.
Насколько мне известно, самая близкая к Кремлю служба мониторинга мнений действует в системе Администрации Президента РФ. Это одно из подразделений ФСО. Её задача — фиксировать невидимые невооружённым взглядом и официальными СМИ неблагоприятные для власти настроения. Результаты такого рода замеров публично не объявляются. Ни журналистам, ни аналитикам до них не добраться. Сводки доступны крайне ограниченному кругу людей из ближайшего окружения. В случаях, когда полученные социологами ФСО данные вызывают беспокойство, об этом докладывают самому президенту.
Нюансы правды
Во время работы пресс-секретарём Бориса Ельцина мне неоднократно приходилось взаимодействовать с «засекреченными социологами» и готовить для президента соответствующие справки. Ельцина интересовало, с одной стороны, насколько лояльна или критична к нему интеллигенция, а с другой — очень беспокоил рост прокоммунистических настроений в регионах. Нарастала реальная опасность коммунистического переворота. Социологи ФСО регулярно предоставляли сводки по этому вопросу. Информация была тревожной. В службе помощников президента об этом знали. Как пресс-секретарь, я использовал эти данные при работе с журналистами. Социологические замеры ФСО прокоммунистических настроений в регионах в немалой степени содействовали тому, что в октябре 1993 г. Ельцин принял решение о разгоне Верховного Совета и запрете КПРФ.
В работе такого рода подручных служб есть свои нюансы и свои подводные камни. Прежде чем оказаться на столе президента, документы и информационные сводки проходят через целый ряд высокопоставленных рук (помощники президента, глава администрации, руководитель секретариата, служба безопасности). В ходе такого административного путешествия поступающие извне сведения часто сокращаются (из-за загруженности президента), а порой и косметически редактируются. И нет гарантий того, что на каком-то этапе такого путешествия из этих документов не исчезают неприятные для первого лица сведения либо сведения, которые могут нанести вред репутации тех или иных лиц или организаций, близких к Администрации Президента.
Так что вопрос, который нередко висит в воздухе, «А знает ли об этом президент?» совсем неслучаен.
Исключить из списка
В этой связи не могу не вспомнить ещё один эпизод из работы в Кремле. Как правило, раз в неделю Ельцин заслушивал доклады силовиков. В том числе доклады Евгения Примакова, который в ту пору был руководителем Службы внешней разведки. С какого-то времени Примакова на такие встречи приглашать перестали. Похоже, кто-то из ближайшего окружения Ельцина его подставил, приписав президентские амбиции и обвинив в сговоре с Лужковым (догадки на этот счёт есть). Попытки Примакова передавать свои записки через секретариат или через Коржакова результата не дали. У меня были хорошие отношения с Примаковым, и он однажды рассказал мне об этой ситуации. Положение действительно было нелепым: важная информация от СВР до президента не доходила, таинственно теряясь где-то на подступах к его кабинету. У меня был прямой доступ к Борису Николаевичу, и я предложил Примакову свою помощь. Так что доклады СВР курьеры в погонах вначале привозили в мой кремлёвский кабинет, а уж потом при удобном случае я относил их Ельцину. Тот, как ни странно, не удивлялся и не возражал.
* * *
С учётом тревоги, охватившей общество в связи с возникшими медицинскими, экономическими и социальными трудностями, вопрос о том, насколько президент информирован о реальном положении дел, приобретает особое политическое значение. В этой публикации мы попытались вкратце рассказать читателям «АиФ» о тех возможностях докопаться до «солдатской правды», которые имеются у руководителя государства. И о тех барьерах, которые могут возникать на путях информации к президентскому столу и уху.
Учитывая политический опыт Владимира Путина, его знакомство с практикой силовых структур и весьма уже длительный срок работы в Кремле, хотелось бы надеяться, что он хорошо знаком со всеми этими нюансами и умеет отличать «лейтенантскую правду» от «генеральской».
Карантинки
— Ты понимаешь, что в мире происходит?
— Ну, как тебе объяснить?
— Объяснить я и сам могу, я понять не могу.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции