Константин Кудряшов: Польша. Что делим?

Константин Кудряшов. © / АиФ

Нам не страшны Алма-Ата и события в Польше,

Ведь геройских патриотов с каждым днём всё больше,

А для контры для матёрой, вроде Леха Валенсы,

Мы по-новому откроем Бухенвальд и Освенцим.

Егор Летов «Новая Патриотическая»

   
   

Мне лишнего эпиграфа не жалко. А потому вот, извольте:

В Польше стало трудно мне. Там живут холодные и лживые люди. Я не знала их змеиного языка. Все шипят… Что шипят? Это Бог дал им такой змеиный язык за то, что они лживы.

Максим Горький «Старуха Изергиль»

Россия выясняет отношения с Польшей. Не в первый раз. Так что, приступая к этой богатой и чреватой серьёзными разборками теме, проясню, пожалуй, свои отношения с Польшей и я. Лично. Думаю, что-то похожее найдётся в любой российской семье. Итак.

Мой прадед, Николай Сукневич, происходил из крестьянской семьи Гродненской губернии. Он знал польский язык, поскольку его отец, Иван Сукневич, был управляющим у богатого и довольно-таки злобного польского землевладельца.

Моя прабабка, Мария Павлюк, тоже знала польский язык — до сих пор помню, как я, шестилетний, пробовал читать выписываемый ею журнал «Пшекруй» и очень радовался похожим словам. Мария Павлюк по матери происходила из рода Вержиковских, так что знание польского здесь было естественным.

   
   

Мой дед, Константин Кудряшов, в честь которого меня, собственно, и назвали, тоже знал польский. Правда, только в рамках военного разговорника. Он был майором НКВД и погиб в 1946 г., когда наводил порядок в послевоенной Польше. Обычное дело — засада очередных «лесных братьев», или как там их ещё называли. Взрыв, короткая перестрелка, и мой отец остался сиротой.

Моя бабушка, Вера Кормилицына, дочь Марии Павлюк и Николая Сукневича, ветеран Великой Отечественной, польского не знает. Но зато она донесла до меня мудрость предков, касающуюся Польши. Звучит эта мудрость так: «Поляки — что собаки».

Не очень-то политкорректно, правда? Не очень. И я, принимаясь за эту колонку, изо всех сил старался прогнать оскорбительную формулировку вон. Изъять её вообще. Выставить на мороз. Зачеркнуть и забыть.

Тщетно.

Любой произвольно выбранный кадр из телевизионной хроники беснующихся поляков, напавших на наше посольство в Варшаве, раз за разом возвращал меня к чеканной рифмованной поговорке, родом явно из позапрошлого столетия.

Дело в том, что некоторое время я никак не мог понять — почему польские националисты вообще устраивают марши. И почему одной из целей было выбрано именно российское посольство.

Я исходил из принципа: «Всё познаётся в сравнении». И сравнивал.

Вот наши националисты и «Русский Марш». Всё понятно. Гастарбайтеры демпингуют рынок труда, нелегальные мигранты — реальная проблема, этническая преступность — притча во языцех, и вообще, как говорится, «понаехали тут».

Проблема есть. Проблема зримая. Ощутимая. Для тех, кто ездит в метро — обоняемая. Для тех, кому довелось стать жертвой «преступности, не имеющей национальности» — даже осязаемая.

Короче, ясно. Для русского национализма, безусловно, имеется почва. Такой национализм — естественная реакция, что бы там ни говорили приверженцы либеральных ценностей.

Но откуда национализм в Польше? Главная, на наш взгляд, причина, проблема мигрантов, для них является величиной, скорее, отрицательной. В смысле, к ним мало кто едет, а вот они сами — очень даже. Свидетельством тому — анекдоты про польского сантехника, имеющие хождение от Франции и Ирландии до США. Он там у них — что-то вроде нашего абстрактного чукчи. Этакий симпатичный идиотик.

Рынок труда у них никто не демпингует. «Советская угроза» давно уже позади. Польша обрела реальную независимость. Правда, разменяла её на членство в НАТО и в Евросоюзе. Но ведь именно этого они и хотели. В общем, самое крупное государство Восточной Европы с депутатами и парламентом. Всё, как полагается у взрослых.

И что им ещё надобно? Откуда этот биологический, звериный национализм? От кого поляки защищают свою Родину?

Единственный вразумительный ответ будет парадоксальным. Они не защищают. Они нападают. И нападали всегда. Это, к сожалению, вшито в их национальное самосознание. По умолчанию. Как функция «Калькулятор» по умолчанию вшита в любой компьютер на уровне «Стандартные программы».

Это не разжигание. И даже не попытка унижения польского достоинства. Просто есть некий набор национальных стереотипов. Скажем, англичанин — это невозмутимость. Немец — порядок. Француз — галантность. Итальянец — взрывной темперамент. У русских же, если верить японцам, вообще караул: «Над русскими витает аура страдания. Особенно, над пьяными».

В этой Табели о рангах есть и поляки. Поляк — это гонор. Тот самый знаменитый шляхетский гонор, который неоднократно воспет в стихах и прозе.

В переводе с латыни honor означает «честь». В нормальном переводе на современный «чисто русский» язык это слово означает, извините, не более чем «понты». И вот именно эти понты не дают покоя «кичливому поляку».

Нас, наследников СССР и Российской Империи, постоянно обвиняют в каких-то «имперских амбициях». Дескать, русские только и ждут, чтобы наброситься, хапнуть, а потом ещё раз хапнуть.

И совершенно напрасно. Мы, к моему величайшему сожалению, на данный момент не можем управиться даже с тем, что и так есть. Какие там имперские амбиции — нам бы защититься от Азии, которая пришла в нашу столицу незваной и, похоже, собралась обосноваться здесь надолго.

А вот польский гонор — это и есть те самые имперские амбиции. Эталонные. Дистиллированные. Сферические, и в вакууме.

Горючее для шляхетского гонора — запоздалое сожаление и тоска. Тоска по временам, когда Речь Посполитая реально занимала территорию «от моря до моря». По тем временам, когда поляки ставили на русский трон своего королевича Владислава. По тем временам, когда Польша была «последним оплотом Европы» — на восток от неё начиналась варварская «Тартария», земля грифонов и людей с пёсьими головами. По тем временам, когда поляки хищничали на Украине, считая местных славянских жителей унтерменшами.

Вас это удивляет? Вы до сих пор считаете, что поляки — это славяне? А вот сами поляки, во всяком случае, польское дворянство, шляхта, себя славянами не считали. Сомневающиеся набирают в любом поисковике слово «сарматизм» и наслаждаются неожиданными вывертами польской национальной идеи. Они, оказывается, сарматы. Вот так вот. И гордятся этим. И всё прекрасно. Это на заметку тем, кто считает русских полуазиатским народом. Некоторые «европейцы» из Евросоюза добровольно назначили себя азиатами в квадрате и даже в кубе…

Да, мы, собственно, о польском гоноре. Великая Польша. Понты. Тоска. Сожаление. Наверное, ещё и по тем славным временам, когда Польша была сильной и диктовала свои условия. Когда совместно с Германией поляки терзали обречённую, несчастную Чехословакию, заняв, согласно гнусному Мюнхенскому сговору, в 1938 г. Тешинскую область. Правда, впрок это не пошло, но всё же…

На эту тему можно говорить сколько угодно. Надеюсь, что мотивы польских националистов стали вполне понятны и прозрачны.

Но для меня остаются загадкой две вещи.

Первая. Из всех полонизмов, то есть заимствований из польского, в русском языке наиболее употребительным является слово «быдло». Это ни разу не красит польский язык.

Вторая. Образец беспристрастности, к которому очень любят апеллировать адепты политкорректности, Уинстон Черчилль, назвал Польшу «гиеной Европы». Это уже повод для раздумий.

И последнее. Российская реакция на события в Польше оказалась, к сожалению, неадекватной. Поляки продемонстрировали свою одержимость синдромом Бобчинского: «Хочу, чтобы обо мне узнали в Петербурге». И, значит, нашим властям, ну, просто для того, чтобы побольнее уязвить гордых панов, следовало бы ограничиться простым формальным протестом. Не раздувать. Не обращать внимания на государство-лимитроф, единственная историческая роль которого — мешать русским напрямую ездить в Германию.

Надлежало просто не говорить об этом рядовом, в общем-то, событии. Потому что точить лясы о Польше — это слишком много чести. Или, если угодно, слишком много гонору.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции