В конце 1980-х СССР был одним из лидеров по производству обуви, текстильной и швейной продукции. Сейчас в этой индустрии занято лишь 330 тыс. человек против 5 млн в советские времена. Средняя зарплата в легпроме одна из самых низких по стране — 17 065 руб. Зато в 2016 г. Импортных товаров ввезли, по данным ФТС, на 10,9 млрд долл. Так почему мы не можем одеваться в российское?
Чем живут вещевые рынки?
Несмотря на обилие торговых центров, вещевые рынки в России ещё не перевелись. Корреспондент «АиФ» посетила развалы в Ростовской области, чтобы понять, как и откуда туда попадает товар.
Made in... Киргизия
Первое, что бросается в глаза, — на таких рынках рядом с куртками или носками спокойно могут торговать свежим мясом, рыбой или пряностями, ароматы которых легко впитываются в одежду. Но ни продавцов, ни покупателей это не смущает, потому как в более цивильных магазинах за платья и штаны просят слишком много.
Подхожу к небольшому открытому павильону, где нет ни дверей, ни примерочных (все довольствуются закутком, отгороженным занавеской). У продавщицы, представившейся Натальей, есть всё — от мужского белья до вечерних платьев. Бельё лежит на самом видном месте (да так, что впитывает в себя и пыль, и осадки), но и стоит всего от 50 руб. за пару трусов.
«Девушка, выбирайте! Мы из Москвы всё везем», — нахваливает товар Наталья. Внимательно изучаю платье, но не нахожу ни одного ярлычка с информацией о том, где же оно произведено. «Ну мы ж на опте всё покупаем. Кто нам там рассказывает о каждой вещи, откуда да что. Да какая разница?! Берут же!» — удивляется продавец.
Отправляюсь к другим палаткам. И везде продавцы слово в слово повторяют: «Покупаем всё на опте в Москве, где шьют, не спрашиваем». Только одна женщина призналась: «Везу из Москвы, но всё сделано в Киргизии. А что вас смущает? Раньше мы брали турецкое, но оно теперь подорожало, люди перестали покупать. А в Киргизии шьют качественно, быстро и дёшево».
Где взять родное?
На таком же рынке в Ростове ситуация не лучше. Например, нижнее женское бельё тут спокойно продаётся между трамвайными путями и лотком с зеленью. А обувь («Чистая кожа, пошито в России», — уверяет продавец) навалена друг на друга без разбора. «А где написано, что сделано в России?» — уточняю я. «Ты этикетки пришла разглядывать или ботинки покупать?» — парирует торговец. Тут торгуют носками из Белоруссии, платьями и куртками из Турции, Китая, Киргизии и Узбекистана.
Единственное, что так и не удалось обнаружить, — это российский товар. В торговых центрах платья и костюмы, сшитые в России, предлагают. Но и тут они в меньшинстве.
Победить импорт
Эксперты считают, что у отечественного легпрома будущее есть, несмотря на то что граждане России предпочитают зарубежную продукцию.
«Серые» наступают?
Рухнувшая в 1990-е гг. (см. инфографику) наша лёгкая промышленность постепенно восстанавливается. Сегодня в отрасли работает около 15 тыс. крупных, средних и малых предприятий с годовым объёмом продаж 3 трлн руб. Это второе место после рынка продовольствия. Предприятия расположены в 72 регионах страны, причём большая их часть — в Центральной России, Приволжском и Южном федеральных округах. Более 70% фабрик являются градообразующими.
По данным Минпромторга, с 2014 г. объём производства в стоимостном выражении вырос с 290 млрд руб. до 403 млрд в 2016-м. По данным Росстата, в 2016 г. текстильное и швейное производство выросло на 5,3%, выпуск тканей — на 19,3%, а весь легпром подрос на 5-7%. В этом году увеличение объёмов продукции замедлится (аналитики министерства прогнозируют 413 млрд), но не остановится.
Однако оценивать реальные объёмы рынка продукции лёгкой промышленности сложно из-за того, что немалая его часть остаётся в тени. О засилье контрафакта на всероссийском совещании, посвящённом проблемам отрасли, говорил сам Президент России. По словам главы государства, треть продукции лёгкой промышленности произведена или ввезена незаконно. Налоги с нелегально ввезённого товара не платятся, на безопасность для здоровья его тоже никто не проверяет. С 2013 г. долю незаконно произведённой и ввезённой продукции удалось снизить всего лишь на 6% — до 33%. При этом наш «лёгонький» экспорт по-прежнему не превышает долей процента.
А ведь изделия легпрома — одна из важных статей расходов российских потребителей. 5,5% средств они в последние годы тратят на одежду и бельё, 2,5% — на обувь, по 1% составляют расходы на трикотажные и меховые изделия. Хотя статистические данные показывают, что 70% россиян в 2016 г. стали экономить на одежде, а 12% вообще отказались от обновления гардероба — в кризис не до обновок.
600 на одного
Доля привозных шерстяных тканей близка к 60%, шёлковых — к 95%. Импорт швейных изделий держится на уровне 84%, а обуви достигает 88% (3/4 поставок — из Китая). Это лишь официальные данные, «серый» и «чёрный» импорт в эти проценты не входит.
Почему импорт побеждает? Потому что он много дешевле отечественного, а бороться с дешёвым импортом, пытаясь уменьшить его количество, особенно когда люди считают каждую копейку, практически невозможно. Дёшев он потому, что и сырьё в странах-производителях, и рабочая сила дешевле, и занято в этой отрасли там в разы больше народу.
В российском легпроме, по данным Минпромторга, трудятся 300 тыс. человек, тогда как в Китае — 215 млн, во Вьетнаме — 2,5 млн, в Индии — 5 млн, в Турции — 750 тыс., то есть на одного российского рабочего приходится 600 иностранных.
Простыня в... космосе
Попытки ограничить импорт пока ни к чему не приводят — на повышение пошлин рынок почти молниеносно реагирует ростом контрабанды.
Однако сохранить свою лёгкую промышленность России необходимо не только потому, что без неё люди лишатся работы, а бюджет — очередной порции средств, а потому, что сферы применения текстиля выходят за рамки одежды или постельного белья. «Текстиль всё активнее применяется в космических и военных технологиях, которые являются стратегически важными направлениями политики государства, — объясняет Александр Бутов. — К тому же отрасль имеет потенциал и может стать одной из точек роста экономики».
Но, чтобы рост этот начался, чтобы мы стали носить не турецкие свитера или китайские спортивные костюмы, а российские, нашей лёгкой промышленности нужно вылечить очень серьёзные болячки — моральный и физический износ оборудования, дефицит сырья, недоступность кредитов из-за жёсткости требований банков.
Пока же отрасль занимает последнее место по уровню зарплаты, производительности труда и качеству оборудования, уровню рентабельности производства (только в прошлом году вышла из отрицательных показателей).
Где выход? В ускоренной модернизации отрасли через создание кластеров. Тем более что наиболее активных государство готово поддержать рублём. Объём господдержки предприятий растёт — по итогам 2017-го он достигнет 3 млрд 30 млн руб. Формы помощи разнообразны: субсидии на выплату процентов по кредитам на оборотные средства (до 70% от ключевой ставки ЦБ), займы до 500 млн руб. от Фонда развития промышленности, планируется ввести госгарантии по кредитам от Корпорации по развитию малого и среднего бизнеса. Но важнее всего госзаказ.
Хорошо уже то, что наша армия ходит в отечественной, а не импортной форме. Что рабочие комбинезоны и куртки шьют наши фабрики, а не ввозят из Китая нечто, сшитое неизвестно из чего и как. Что российские модельеры готовы свой полёт фантазии подстраивать под имеющиеся на малых предприятиях станки. Что снова обратили внимание на лён, который в отличие от хлопка не надо закупать за валюту. Сейчас наши фабрики на халатах и простынях потренируются — и перейдут к цивильной одежде. И лет через десять бирка «Сделано в России» на платье или костюме станет не экзотикой, а вполне привычным делом.
Предприятия легпрома: выживут только «малыши»?
Как сегодня живут фабрики, которые в СССР были флагманами индустрии?
«Маяк» больше не светит
И в советские времена, и в начале 2000-х нижегородская фабрика «Маяк» входила в десятку лучших швейных предприятий страны. Сшитую здесь женскую и детскую одежду отправляли в Москву, на Урал, были зарубежные контракты. Но с конца 1990-го фабрика начала приходить в упадок: оборудование распродавали, площади сдавали в аренду.
По данным Минпрома региона, остатки производства закрыли в мае 2016 г. «в связи с ростом курсовой разницы и повышением себестоимости готовой продукции». От коллектива в 500 человек осталось 70, их трудоустроили на другие швейные фабрики.
«Одна из причин закрытия — продукция предприятия стала неконкурентоспособной, — считает директор департамента Торгово-промышленной палаты Нижегородской области Сергей Стешов.— В советские времена цены на сырьё были одинаковы для всех регионов, поэтому крупные предприятия открывали не ближе к источникам сырья, а где имелись свободные площади и рабочая сила. У нас не было своего текстильного производства, ткани закупали в других областях. Себестоимость продукции получалась высокой. В постсоветский период этот фактор стал одним из решающих, поэтому „Маяку“ приходилось снижать цены на свой товар. Из-за этого уменьшалась прибыль, невозможно было модернизировать производство».
Некоторые швейники решили спасти себя сами. В Нижнем открылись уже два магазина, где продаётся одежда от местных дизайнеров.
— В регионе создан кластер лёгкой промышленности, объединяющий более 50 небольших предприятий, — говорит руководитель Нижегородского регионального отделения Союза дизайнеров России Ольга Рыхлова. — Они сотрудничают с местными дизайнерами и шьют всё — от нижнего белья до верхней одежды.
Для Ивановской области текстильная промышленность всегда была стратегической отраслью — в советское время в ней было занято 43% населения региона. Проблемы начались в 1990-х. Хлопок пришлось покупать в Узбекистане за валюту. А в страну хлынул поток недорогих товаров из Турции, Польши. Губернаторы лично налаживали новые связи, чтобы обеспечить ивановские фабрики сырьём. Однако многие гиганты не выдержали конкуренции: закрылись меланжевый и камвольный комбинаты, фабрики им. Балашова и им. 8 Марта и др. Цеха переоборудовали под офисы или торговые центры.
Но некоторые предприятия удалось сохранить, и Ивановская область по-прежнему остаётся центром текстильной промышленности в России. На долю региона приходится 80% производимых в стране хлопчатобумажных тканей и до 80% постельного белья. А недавно идею по возрождению текстильной промышленности подкинул Владимир Путин: почему бы не использовать лён?! Это позволит снизить покупки сырья у иностранцев.
«Ударница» не сдаётся
История Чебоксарского хлопчатобумажного комбината идёт с 1951 г. Здесь выпускали домашний текстиль, шла переработка хлопка. В конце 1970-х гг. тут работали 16 тыс. человек. В 1990-е предприятие начало терять рынок сбыта, и к 2010 г. на фабрике осталось всего 900 сотрудников. Тем не менее 7% рынка домашнего текстиля в России приходилось на торговую марку предприятия «Хлопковый рай». Продукция шла в Австрию, Нидерланды, Чехию, Канаду, Испанию, Эстонию. Что не помешало в 2013 г. предприятие ликвидировать, от оборудования почти ничего не осталось.
Всё, что сегодня осталось от некогда текстильного гиганта, — это «Чебоксарский трикотаж» (бывшая Чебоксарская чулочно-трикотажная фабрика). Фабрика выпускает 200 моделей чулочно-носочных изделий, свыше 250 моделей бельевого и верхнего трикотажа.
Не сдаётся и старейшая из трёх сохранившихся в России ткацких фабрик с ручными станками в Татарстане. Небольшой цех достался Алексеевской фабрике художественного ткачества в наследство от артели «Ударница». Трудятся здесь 50 женщин.
«В 1990-х на двери фабрики едва не повесили замок, она простаивала, — вспоминает директор предприятия Фирая Сергеева. — Раньше в цехах ткали дорожки, занавески, скатерти. Перерабатывали по 10 т пряжи в месяц. Мы фабрику восстановили. Хотя такие объёмы за год не выдаём, мешает альтернатива — дешёвые китайские товары. Не каждый купит тканый рушник, если можно обойтись крашеным полотенцем».
Тем не менее фабрика успешно работает как предприятие народных художественных промыслов. В год она выпускает продукции на 12 млн руб. — взрослую и детскую домотканую одежду, сумки, скатерти и пр. В помощь ткацкому цеху создали цех швейный.
«Люди стали возвращаться к своим корням, традициям. И к натуральным тканям, — говорит Фирая Сергеева. — На ярмарках всё чаще спрашивают домотканые рубахи, экосумки. Так что мы ищем дизайнеров, чтобы создавать новые модели одежды».