Поднебесная угроза
«Мы пустили козла в огород», — так написала жительница Иркутской области Юлия Иванец, осенью 2017 г. разместившая в интернете петицию против продажи китайцам участков на побережье Байкала. На земле, приобретенной под частные дома в поселке Листвянка, граждане Поднебесной тихой сапой стали строить мини-гостиницы. За прошедший год эта петиция, адресованная руководителям России, собрала 110 тыс. подписей. Против главы листвянского муниципалитета, закрывшего глаза на самострой, возбуждено уголовное дело. Иркутский районный суд занялся рассмотрением исков о признании строительства незаконным. Однако нужно сказать, что продажа земли под жилье иностранцам на Байкале не запрещена. И китайцы не исключение.
Скандалы сопровождают и сооружение целлюлозно-бумажного комбината в поселке Амазар Забайкальского края. ЦБК обещает дать 3000 рабочих мест и 4 млрд руб. налогов в российские бюджеты разного уровня. Китайские инвесторы финансируют его на 100% и даже предлагают за свой счет построить мост через Амур, чтобы было удобнее торговать. Но сначала появились вопросы к экологической экспертизе проекта. Затем выяснилось, что подходящего леса в окрестностях мало, и появилась идея сдать китайцам в аренду угодья на севере края. В ответ запротестовали тамошние эвенки. Забайкальские власти план похоронили, но радостного предвкушения ввода ЦБК в строй в крае не чувствуется.
На юге Дальнего Востока китайцы уже больше 25 лет выращивают овощи и сою. И каждый новый проект по передаче партнерам из-за Амура сельхозземель по-прежнему вызывает массу тревог. Мигом вспоминаются случаи, когда китайские арендаторы отравляли землю химикатами и демпинговали, тесня местных фермеров. Но большая часть дальневосточных земель не используется, и если аренда не на год, как бывало, а на 49 лет, то ни один нормальный арендатор не будет выжимать из своих угодий последнее. В Агентстве Дальнего Востока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта подсчитали: иностранцы могли бы арендовать до 1 млн га земель. Половина может достаться инвесторам из Китая, половина — из Японии, Южной Кореи и других стран.
Куда рвутся китайцы
Алексей Макурин, «АиФ»: Андрей Владимирович, что вас в спорах вокруг Китая тревожит больше всего?
Андрей Островский: Возмущают действия местных властей, которые заключают невыгодные контракты и потворствуют нарушениям. И шокируют политики, которые рассказывают про Китай небылицы. Я однажды был в Госдуме на дискуссии о приграничном сотрудничестве с КНР. И на вопрос о том, почему так долго не строится мост через Амур под Благовещенском, услышал, что этого категорически делать нельзя. Мол, тогда китайцы дружно побегут по мосту на наш берег.
— Но с нашей стороны границы живут 5 млн человек, с другой — 90 млн. Не отсюда ли все опасения?
— Все территориальные споры между КНР и РФ давно закрыты. Если иногда звучат к нашей стране претензии, то только от интеллигенции. А простые китайцы совсем не горят желанием переселяться в Россию или в массовом порядке ехать на заработки. У нас для них непривычно холодно, а платят слишком мало. В 2017 г. средняя зарплата в России была 39 тыс. руб., а в КНР в пересчете на российские деньги — уже 43 тыс. руб. Поэтому даже из малоразвитых северо-восточных провинций большинство жителей отправляются работать не за Амур, а, как правило, в провинцию Шаньдун по традиционному с середины XIX века миграционному маршруту.
На всей нашей территории постоянно находятся не больше 200 тыс. китайцев. По этому показателю КНР во второй десятке стран, чьи граждане приезжают в Россию работать или туристами. Даже в Амурской области и Забайкальском крае вы не встретите китайцев на каждом шагу. Охотнее всего они едут в Москву и Петербург: туда, где больше бизнес-возможностей.
Правда — в другом. Китаю не хватает своих пахотных земель, чтобы накормить огромное население. Поэтому он создает агропредприятия за рубежом, причем не только в России, но и, например, в Африке и Центральной Азии. У Китая мало лесных угодий. Поэтому он запретил вырубку леса на своей территории и ориентируется на импорт. Быстрорастущей китайской экономике необходимо все больше сырья, которым богата Россия, а нам нужны инвестиции, чтобы эти богатства освоить.
Что теряет наша экономика
— Чем опасны антикитайские стереотипы?
— Упущенными возможностями в развитии Дальнего Востока и повышении конкурентоспособности всей экономики. Западные китаеведы немало постарались в нагнетании страхов о китайской угрозе, чтобы не допустить укрепления экономического союза между РФ и КНР. А ориентированным на Запад российским элитам проекты на восточном направлении долгое время были просто неинтересны. Межправительственное соглашение о мосте через Амур в районе Благовещенска было подписано в 1994 г., а само строительство началось только в 2016 г. Мост в Еврейской автономной области тоже никак не достроят: не хватает денег на последний пролет ближе к российскому берегу. Нет до сих пор и решения о пограничных мостах в Забайкалье и в Приморском крае.
А раз нет нормальной транспортной инфраструктуры, то нет должного уровня взаимной торговли. Сравните: российско-китайский внешнеторговый оборот в прошлом году 84,3 млрд долл. в год, а торговля КНР и Вьетнама оценивается в 140 млрд долл. При этом вьетнамская экономика меньше российской, и территориальные споры — из-за островов в Южно-Китайском море с нефтеносным шельфом — между этими соседними странами не мифические, а настоящие.
— Тем не менее Китай стал лидером по количеству новых проектов, которые были начаты иностранцами в России в прошлом году. Их, по подсчетам компании EY, 42. А общий объем китайских инвестиций, накопленных на Дальнем Востоке, достиг 3 млрд долл.
— Но это мизер! Только за прошлый год Китай выбросил за рубеж 120 млрд долл. прямых инвестиций. А в России заметные проекты с его участием можно пересчитать по пальцам: автозавод в Тульской области, завод по производству сжиженного газа на Ямале... Вложения идут главным образом в развитие оптовой торговли, строительство офисных центров, жилья, отелей. И очень часто инвестиции остаются на бумаге: невыгодно или рискованно. Китайцы боятся: они начали создавать предприятие, но тут в регион пришел новый губернатор — и разрешение на строительство отозвал, апеллируя, например, к тем же народным протестам.
— Когда Россия попала под санкции и денежный поток с Запада начал пересыхать, было немало надежд на китайские кредиты. Почему они не сбылись?
— Большая часть торговли и инвестиций осуществляется в долларах через американские банки. И США в любой момент могут затормозить сделку, в которой они не заинтересованы. Выход — это увеличивать долю расчетов в рублях и юанях. Сейчас правительства наших стран много об этом говорят. Но времени упущено еще больше. Я знаю один банк в Благовещенске, который в начале 2000-х годов совместно с банком из Харбина создал систему, позволяющую местным предпринимателям торговать в национальных валютах. Но в 2005 г. это сотрудничество почему-то закончилось.
Дружба дружбой...
— Не попадем ли мы в зависимость от юаня так же, как сегодня — от доллара?
— Это зависит от того, какие цели мы будем преследовать, укрепляя союз с Китаем: гнать на Восток больше сырья или развивать совместные промышленные и высокотехнологичные проекты. Равноправие возможно только во втором случае. Пример — работа над созданием дальнемагистрального широкофюзеляжного самолета, которая сейчас ведется.
— И все же, когда имеешь дело со страной, где живет 1,4 млрд человек, важно быть начеку. Как почувствовать реальные риски?
— Искренне и глубоко интересоваться Китаем. Но пока китайцы больше интересуются нами, чем мы ими. Наш институт однажды проводил совместно с Забайкальским университетом исследование об отношении русских к китайцам и китайцев к русским. И оказалось, что большинство забайкальцев совсем не знают китайского, а многие респонденты из приграничной провинции КНР могли сказать по-русски хотя бы несколько слов. Наши переводчики тоже уступают по профессионализму коллегам из соседней страны. Многих ли китайских писателей мы знаем? Много ли российских туристов видели в Китае что-то, кроме рынков? Риторические вопросы. А китайцы читают Достоевского, экранизируют «А зори здесь тихие», и в самолетах на рейсах между Пекином и Москвой девять десятых пассажиров — китайцы.